Враг моего сердца (СИ) - Счастная Елена. Страница 32

— Не большую ли цену просишь, Чарина? — с сомнением проговорил Леден. — Ты нас всего-то тропой проведёшь, которую мы и без тебя сыскать можем, если понадобится. А княженке, стало быть, придётся в Навь за тобой лезть?

Мавка повернулась к нему — и вмиг почти вплотную придвинулась. Оплела руками шею, притиснулась грудью. Княжич отшатнулся, отдирая её от себя: да не так-то это просто, оказывается.

— Да ничего ей не будет, — шепнула ему едва не в самые губы. — А тропой той без меня вы не пройдёте теперь. Болотник всё захватил. Заманит вас в свои чертоги, одарит тиной и грязью. Не выберетесь. А я с ним в дружбе хорошей.

Сказала — и отпустила, не успела ещё Елица костёр обогнуть, чтобы вмешаться. Играет и злит нарочно, но дело верное говорит. Сияна предупреждала ведь, что там теперь никто не ходит. А значит, и гати никакой нет — как пробираться по неизведанной топи?

— Хорошо, — Елица переглянулась с княжичем, а тот головой покачал сокрушённо. Не понравилось ему столь быстрое согласие.

Чарина улыбнулась светло — совсем, как живая. Будто и впрямь её радовала мысль, что она найдёт освобождение.

— Тогда вы в весь возвращайтесь, сбирайтесь в путь, а там я вас встречу, как нужно будет. Только ты не обмани меня, княженка, — она погрозила пальцем. — Я хоть и добрая, а обиды не прощу.

Мавка отступила в тень, словно ветром её отнесло. Взглянула последний раз на Ледена — и пропала в разбавленном первыми лучами рассвета мраке.

Елица вздохнула медленно: со всего тела схлынул невольный страх, что застыл внутри колом. Всё ж не простая девица — мавка, умертвие, от которого не знаешь, чего и ждать. Но больше всего, кажется, Ледена встреча с ней ошарашила. Много она говорила, да вряд ли всё это правда. Хоть и бывает всякое. Елица снова села у огня, слегка дрожа от прошедшего напряжения. Во рту аж горечью мазало от волнения, и ноги не держали толком. Но окинув взглядом словно прибитого Ледена, она невольно улыбнулась — ему-то хуже пришлось. А тот, заметив это, совсем посмурнел.

— Да не было ничего, — проворчал, усаживаясь напротив. — Как можно-то?

— А то она тебя спросила бы, — Елица и вовсе прыснула. — Сам говоришь, знакомым голосом звала. А значит, и морок навести могла. Прикинулась девицей, которая мила тебе — ты и не заметил.

— Коли она прикинулась бы милой мне девицей, я бы точно это запомнил, — княжич вдруг сам улыбнулся. — Да только милых мне нет. Ведь так обо мне говорят?

И почудилось в его голосе первый раз живое любопытство, словно толки людей о нём всего лишь его забавляли. Елица взглянула на него искоса. Да, говорили многие, что любить-то он не умеет, не может ни к кому привязываться — его душа стылая к такому не годна. Но как же Мира? Не невеста, конечно, да приятно ему с ней бывать, раз она к нему бегает по первому зову. Отчего бы мавке ей не прикинуться было?

Елица вынырнула из странных размышлений, перестав поправлять веточкой свежие дрова в костре — и снова на взгляд Ледена натолкнулась. Заметила за собой, как тихо вздохнула, словно медленно вошла в только скинувшую лёд воду: обжигает сначала нестерпимым холодом, аж сердце замирает. Ринуться бы назад, закутаться в тёплое. Но вот ещё немного — и кожа горит, немеют мышцы от непоколебимой, страшной и губительной воли его. А сил двинуться уже нет. Да и не хочется.

Елица моргнула, сбрасывая непрошенное наваждение, облизнула губы, опуская взгляд и не зная, куда и деться от смятения. Леден тоже встрепенулся, встал тут же и пошёл наружу.

— Ещё сушняка принесу, — буркнул рассеянно. — Поутренничаем, а там выходить пора.

Едва подкрепившись на дорогу, они вновь пошли на запад вдоль русла. И всё нынче поменялось как будто. На небоскате, помалу поднимаясь над умытыми кронами сосен, сияло нынче тёплое Дажьбожье око. И словно расступались тёмные стволы в стороны, показывая хорошо протоптанную тропу, что, наверняка, вела к веси. И, показалось, не успели они с Леденом ещё и далеко уйти от своего укрытия, как услышали вдалеке громкие оклики. Елица припустила быстрее, обгоняя княжича — и увидела вдалеке трёх мужей, которые шли им навстречу. А впереди всех — сам Остромир. Заметив её, он едва на бег не сорвался, и она поспешила к нему, торопясь поскорее вынырнуть из этого странного полусна, в котором оказалась.

— Я чуть умом не тронулся, как без тебя мужи вернулись. Сказали, была рядом и вдруг — пропала, — забормотал он, прижимая Елицу к себе. — Сами заплутали тоже, едва вышли…

— Я до утёса какого-то дошла. Оттуда речку видно.

— Так то Утопленник, — удивлённо посмотрел на неё староста. — Он не так уж далеко от нас. Чего же так долго не возвращалась?

— Леший её водил, — Леден подошёл со спины и остановился, поглядывая на мужчин, что окружили Остромира с Елицей. — А после она меня нашла. На том утёсе.

Лицо старосты тут же стало суровым и неприветливым. Он обнял Елицу за плечо, будто защитить хотел не от нечисти, а от остёрца больше.

— Одни беды от тебя, — бросил ворчливо. — Идём. Вас отмывать до завтра придётся в бане.

Так и вернулись в Радогу. И люди смотрели на них из каждого двора, словно не день их не было, а лето целое. Шептались. Судили о том — даже слышно было — что могла княженка делать целые сутки в лесу одна подле княжича. Хоть и знали, верно, что связывает их вовсе не приязнь взаимная, а необходимость. Косились, осуждающе головами качали, словно уличили уже в чём-то. Кмети, что на поиски Ледена не ходили нынче, все из гостиной избы повысыпали, даже велеборцы. А уж как Брашко, уставший и опечаленный, обрадовался — того он и словами даже передать не смог. Воины окружили княжича, оттеснив всех, кто пришёл поглазеть, да и саму Елицу тоже — и она с облегчением пошла к своей избе. Остромир не стал её тревожить — лишь взглядом проводил.

Выглянула из сеней и Мира, но подойти не решилась — лишь встала поодаль — а глаза-то засияли, пусть даже Леден и не посмотрел в её сторону. Шагнула она было к Елице — то ли обнять, то ли хотя бы коснуться, но не решилась. Обиду, что та на неё затаила, ещё помнила.

— Устала я страшно, Мира, — только и проговорила Елица, проходя мимо неё.

— Конечно, — та закивала. — Столько в лесу блукать... Чего хочешь, княжна? К старосте сбегаю, принесу.

— Спать хочу.

Беспокойная ночь не принесла толкового отдыха. Елица скрылась в женской избе и тут же принялась одежду с себя стягивать: как бы и правда отмыться теперь. Словно ошмётками ила пристала к коже встреча с Чариной, и говорить ли о том Остромиру, да и вообще хоть кому-то, она пока не решила. Кто знает, как то местные воспримут: может, не поверят, а может, решат навь беспокойную всё же извести — только хуже сделают.

Скоро справил староста баню, как и обещал: и грязь смыть, и от ещё чего нехорошего очиститься. Они, посчитай, за гранью побывали, после такого порой и дня три с живыми людьми близко ходить не стоит. Прислал Остромир за Елицей холопку — та проводила её заботливо, по пути интересуясь, не хочет ли она чего — всё раздобудут. И плыли её слова и заискаивающий взгляд, словно в тумане.

После доброго, лёгкого пара стало только хуже. Неподъёмной тяжестью навалились усталость и сонливость. Елица радуясь только, что после целого дня под дождём не захворала, едва дотащила ноги до избы, разделась до рубахи — и спать легла под ворох шкур, всё боясь не согреться. И успела подумать перед тем, как окунуться в темноту, как там сейчас Леден? Хотя что же ему сделается, раз он холода не боится вовсе? Словно почувствовала она на миг, как его могучая спина снова прижимается к ней через ткань — вздохнула и заснула крепко.

глава 9

Едва передохнув день, они уж собрались тропу искать до старого святилища. Вызвался с ними идти и Брашко, и десятник: решили княжича теперь одного не отпускать. И удивительно было утром, когда со двора выходили, увидеть, что среди радогчан стоит дочь старосты и на Стояна смотрит уж больно внимательно и неотрывно. Мира обмолвилась накануне, что тот частенько в дом Остромира бегал, то ругался с ним, то просил хоть чем-то ещё помочь в поисках Ледена. Вот, значит, приглянулся девице на выданье. И от мысли этой так странно сделалось. Стоян здешней старостовой дочке уж точно в пару не годится: остёрцев в Радоге только оттого терпят, что Остромир приказал. Но сердцу женскому, видно, всё равно, что о том остальные думают: друг, враг ли — если к душе пришёлся. Оно тянется всё равно, и уж невозможно представить, как было бы, не случись эта встреча.