Враг моего сердца (СИ) - Счастная Елена. Страница 61

— Так то ж тебе плохо, если Елица не сыщется. Разве нет? — Чаян обхватил её пальцами за подбородок, сдавил крепко. — Так что говори. А я решу, свидишься с сыном или вырастет он без тебя. Да в дружине моего отца, может, когда останется отроком.

— Пока не пообещаешь, ничего не скажу, — княгиня только улыбнулась. Да взглядом таким обдала, что кипяток прохладнее покажется.

Чаян зубы сжал, едва удерживаясь от того, чтобы Зимаву от себя не отшвырнуть. Скверные вести и без того всю душу вынули сегодня. Не потому, что боялся он Елицу потерять, как путь к тому, чтобы отыскать то треклятое Сердце, а лишь оттого, что тревожился, как бы не случилось с ней чего дурного.

— Обещаю, — бросил осевшее горечью на языке слово. — Обещаю, что с сыном увидеться позволю.

Отпустил княгиню, оставив на её щеках красноватые следы пальцев. Она потёрла отметины, ещё оттягивая мгновение за мгновением, будто издевалась.

— Уехала она с Грозданом. Женихом своим, княжичем зуличским, если ещё не забыл такого.

— Откуда знаешь? — Чаян усмехнулся. — Неужто сама тебе рассказала?

Да такого вовек не могло случиться, чтобы Елица с мачехой вдруг откровенничать стала. Уж как ни мало он прожил в этом тереме, а успел заметить нелюбовь Зимавы к дочери мужа почившего. Верно, и та к ней тепло в душе не хранила.

— Челядинка моя случайно разговор Гроздана с людьми его услышала. Вот и говорили они, что должны Елицу встретить на обратном пути, — княгиня помолчала маленько, оглядывая лицо Чаяна, которое, кажется, так и застыло неподвижной личиной от таких вестей. — Бросила она вас с братцем. Отдувайтесь теперь сами, как хотите.

— Не верю тебе, — он всё же заставил язык шевелиться. — Она не бросила бы брата в беде.

Княгиня неспешно приблизилась снова, подхватила пальцами кисточки на тесьме, что ворот его стягивала, потянула вниз.

— А что ей брат? Только помеха одна, — проговорила с горечью. — Зуличанина окрутит совсем да на Велеборск пойдёт с войском.

Она скользнула ладонью под рубаху, выдохнула тихо, словно давно желала это сделать.

— Войску Мстивоя не тягаться с нашим. — Он поймал запястье женщины, хотел было убрать её руку, да передумал.

— Захотят — потягаются, — Зимава подняла на Чаяна туманный взгляд. — Вы же одолели Борилу.

— Ядовитая ты, Зимава, что гадюка, — он наклонился к её лицу.

Так сейчас в нутре всё скрутилось в жгут, напряглось — того и гляди примешься в слепом бешенстве расшвыривать в стороны скамьи, рвать полки со стен и крушить всё, что ещё под руку попадётся. Лучше уж по-другому буйствовать.

— Так, может, это не я гадюка-то? — плеснула ещё масла в огонь княгиня. — А та, кого ты едва не за богиню посчитал?

Чаян не понял, как так сумел, но одним рывком опрокинул её на лавку. Только что она стояла перед ним, едко улыбаясь и явно напрашиваясь на грубость. Сеяла и сеяла в душе сомнения, которые прорастали тут же колючими всходами. Ждала чего-то. А вот уж и оказалась под ним, распластанная животом на постели. А Чаян нещадно драл с неё исподнее, выплёскивая всю злость и разочарование, что за день накопились. За гибель хороших воинов и друга давнего — Стояна — и за хитрость Елицы, которая решила сбежать, едва повод появился.

Вид обнажённых гладких бёдер княгини тут же всколыхнул горячую волну в паху. Не Елица лежала перед ним, выгибая спину и приглашая взять её, да теперь уж всё равно. Позже, чуть охолонув после торопливого соития и того, как схлынуло жгучее, почти болезненное удовольствие с тела, Чаян просто встал и отвернулся, оправляясь. Зимава завозилась тихо, поправляя одежду. Подошла со спины и вдруг, запустив пальцы ему в волосы, сжала, потянула на себя. Он запрокинул голову невольно, чувствуя, как мягкие губы прижимаются к его покрытой испариной шее.

— Ты реши уж, княжич, кто нужен тебе. Я ведь, коли понадобится, и помочь могу. А она так и будет нос от тебя воротить. Потому что чужак ты для неё. Как и братец твой, — сказала княгиня проникновенно — и отпустила.

Вышла из горницы, оставив явственное понимание, что могла вот так и нож в спину воткнуть. Да, видно, рано. Надеется ещё положение своё сохранить, княгиней остаться при живом новом князе. И, признаться, тем она сумела его вновь взбудоражить.

Но тогда, в тот вечер, на горячую голову, Чаян ничего решать не собирался.

Наутро он встретился вновь с Буяром в становище, велел тому на время в детинец перебираться, оставив кого-то толкового в лагере вместо себя — пока сам не вернётся. И дождаться бы Ледена, да совсем невмоготу стало. Скоро прибудет братец и сам всё узнает.

Потому-то теперь и плыл Чаян по незнакомым местам, едва удерживаясь от того, чтобы не сесть самому в щит бить — чтобы поскорее вёслами гребцы работали. Да так измотает их только быстрей. Стелились по берегам зелёные равнины с островками растущих тесно друг к другу берёз. Поблескивал вдалеке истончившийся хвост притока Велечихи — Ждивицы, на который они и свернули давненько — а там уж и Зулич к вечеру появится, как утверждал десятник Валуй, который знал эти места хорошо, потому как сам отсюда был родом. А вызвался он плыть с Чаяном, потому как жена его Вея пропала вместе с княженкой — а стало быть, и теперь подле неё ту искать надобно.

Поскрипывала раздражающе уключина на правом борту, заливались где-то птица, на краю большой лядины, что виднелась вдалеке пепельно-серым пятном сухой, едва зазеленевшей всходами земли. Дажьбожье око перекатилось уже на вечернюю сторону небосклона, окрасило его дивным золотом, рассечённым на куски тонкими полосками облаков, что сияли по краю ослепительной каймой, пропуская сквозь аневы узкие клинья лучей. Задышало свежестью со всех сторон, словно из тени березняка поползли по земле холодные змеи. И казалось, что нет здесь больше ни единой живой души, кроме тех, что заплыли сюда не по собственной воле, но по делу необходимому. Как будто в чертоги Водяного попали. Лишь спокойные нивы, уходящие во все стороны, говорили о том, что людское жильё уже поблизости.

Словно чуя скверное, навеянное воспоминаниями настроение Чаяна, Валуй подошёл к нему, стоящему у носа ладьи. Повернул голову, разглядывая и решая, видно, стоит ли вообще сейчас лезть с разговорами.

— Чего зыркаешь? — Чаян покосился на него и снова вперился вдаль.

— Да вот думаю всё. Что будет, коли Елицу отдавать откажутся? — осторожно проговорил десятник. — Коли она и вправду сама с княжичем тем уехала, так и возвращаться не захочет.

— Это мы ещё увидим. Не сильно-то она за него цеплялась, когда он в Велеборск наведался.

— Женщины хитры, — Валуй повёл плечами. — Могла и обмануть.

— Ты прямо, как Леден, заговорил, — Чаян хмыкнул, стискивая пальцами край щита, вывешенного на борт.

Он знал всё. И терзали его сейчас сомнения очень нешуточные. От Елицы можно было ожидать чего угодно. Хоть и вскипала от неё кровь, дурманилась обычно ясная голова, а знал он княженку очень мало, чтобы доверять безоговорочно.

Не ошибся десятник: не успело ещё светило совсем спрятаться за окоёмом, как вильнуло русло через буйно зеленеющий чистой маслянистой листвой лесок — и вывернуло на луг обширный охваченный с одной стороны грозной стеной елово-соснового бора, из которого, того и гляди, выскочит какая нечисть, а с другой — её же широким лезвием. А на берегу, высоком и скалистом, стоял город — поменьше Велеборска и Остёрска, но хорошо укреплённый, хитро поставленный так, что с тыла не подберёшься.

И странно так стало на душе от мысли, что сейчас, за двумя рядами стен, там живёт себе, верно, не зная забот, Елица. Может, и правда, возвращаться не захочет — да хоть войной иди.

Стояли на пристани Зулича немногие корабли. Иные — вида заморского даже. Причалила скоро и ладья Чаяна, сошли на берег воины, озираясь в незнакомом ещё месте. Только Валуй пошёл вперёд уверенно — прямо к воротам. Стражники на стене, ясное дело, предупреждённые о появлении Чаяна, зыркали внимательно и тяжело, но задерживать не стали. Он первым вошёл в ворота, с которых пустым взглядом встречал всех белый, словно из снега вылепленный череп быка, совсем как в Остёрске.