Меч Кайгена (ЛП) - Вонг М. Л.. Страница 39

— Это уважение? — Мамору указал на экран. — Они не скажут правду о том, что случилось с теми людьми. Разве это уважение, Тоу-сама?

Мисаки было не по себе. Она посмотрела на Такеру и поняла, что не знала, как он отреагирует. Она не говорила такое ему в лицо. Она не была дурой.

— Мамору, в-вряд ли ты знаешь, о чем говоришь, — она пыталась исправить ситуацию. — Его величество говорит нам, что нам нужно знать. Не так важна прямая правда…

— Я хочу знать, что думает Тоу-сама, — Мамору посмотрел на Такеру.

— Думаю… у тебя лихорадка, — сказал Такеру после паузы. — Котецу Ацуши болел на прошлой неделе, теперь заразился ты. Тебе плохо?

Он давал Мамору шанс отступить, этот шанс разумный человек использовал бы под весом этого ледяного взгляда. Но Мамору, похоже, сошел с ума.

— Я в порядке, Тоу-сама, — сказал он без колебаний. — При всем уважении я просто хочу знать, что ты думаешь о том, что правительство тебе врет.

Лицо Такеру почти не изменилось, только складка между строгими бровями стала глубже. Мисаки ничего страшнее еще не видела.

— Это мальчишка Кван, да? — мрачно сказал он. — Он вложил глупые идеи в твою голову.

Мамору вдохнул и посмотрел в глаза отца.

— Разве важно, откуда идеи, если в них есть правда?

— Что он тебе говорил?

— Многое. Он говорит, что ураганы, о которых сообщает правительство, не естественные шторма, а атаки Ранги.

Тревога Мисаки стала чистым страхом.

— Тогда он или лжец, или идиот, — отмахнулся Такеру. — Ранганийцы не так сильны, чтобы так навредить, особенно в местах как Ишихама и Йонсом, где им противостоят сильные воины.

Но он ошибался. Ранганийский Союз был — и всегда был — сильнее и хитрее, чем были готовы признать правящие кайгенцы. Эта наглая ложь уже стоила им двух третей империи.

Здания, поврежденные фонья, выглядели не так, как дома, пострадавшие от бури. Может, потому в новостях не показывал сцены катастрофы? Потому они не показывали настоящие материалы?

— Кван Чоль-хи говорит, что император не хочет, чтобы мы знали, какими сильными стали ранганийцы, чтобы мы не паниковали, чтобы мы остались тут и умерли, защищая этот берег.

— Ты звучишь зло, — ровно сказал Такеру. — Наш долг — защищать Кайген, что бы ни говорил нам император.

— Но… разве это не делает нас пушечным мясом?

— Это делает нас пушкой.

Мамору запнулся.

— Но… это не… если император даже не говорит нам…

— Не важно, что говорит или не говорит Император, — сказал Такеру. — Это не меняет факта, что мы тут лишимся жизней ради империи. Мы — Меч Кайгена.

— Ты говоришь так — и все говорят — но меч — просто орудие.

Такеру встал и ударил Мамору по лицу.

Мамору был удивлен. Не стоило удивляться.

— Ты не будешь так говорить в моем доме. Ясно?

— Да, Тоу-сама. Прости.

— Я думал, что растил воина, но твои слова показывают неведение и слабость ребенка.

— Тоу-сама….

— Меч воина не изо льда или металла. Это его душа, его фокус, убеждения. Это делает Шепчущий Клинок, и потому ты никак не можешь его создать.

— Да, Тоу-сама, — голос Мамору дрогнул от стыда. — Понимаю…

— Если понял, ты больше не будешь произносить такой позорный бред. Империя зависит от нашей силы, а не сомнений. Мы должны быть сильнее страха. Пока мы не сломаны, Меч Кайгена не сломается, Империя устоит. Только слабак позволяет себе сомневаться в этом. Ты — слабак?

— Нет, Тоу-сама.

— Посмотрим, — холодно сказал Такеру. — Бери меч. Я буду в додзе, — и он ушел из комнаты.

Мамору потрясенно поднял руку к лицу, но не коснулся щеки, где его ударил Такеру. Он поднес пальцы ко рту, словно не мог поверить в то, что оттуда вылетело.

— Я сказал это, — он посмотрел на Мисаки огромными от ужаса глазами. — Я сказал это отцу.

— Да, — Мисаки сама была потрясена.

— Я дурак, Каа-чан?

— Возможно, — Мисаки улыбнулась сыну, хотя страх сжимал ее внутри. — Теперь сделай, как говорит отец. Защити свою глупость.

— Он меня убьет?

— Если так, тебе лучше умереть, как мужчина, на ногах.

Кивнув, Мамору встал, расправил плечи и вышел из комнаты.

— Слава Кайгену! — закричал за ним Джали Бан-хьян. — Да здравствует император!

ГЛАВА 9: СРАЖЕНИЕ

Додзе Мацуда занимало половину дома. В прошлых веках там умещалось пятьдесят учеников. Нынче учились только сами Мацуда.

Женщин туда не пускали, и Мисаки старалась реже бывать у двери. Леди не должно было интересовать сражение на мечах. От этого ее глаза не должны были загораться, а кровь кипеть. Когда она смотрела на других в пылу боя, она была слишком близко к старой себе, и она старалась избегать этого.

Но в этот раз не голод вел Мисаки за сыном и мужем к порогу додзе, а материнская тревога. Ньяма Такеру была опасной, и ей хотелось быть ближе к Мамору. На всякий случай. Такеру обычно не был жесток с детьми, не ранил серьезно Мамору на тренировке. Но на всякий случай.

Она села на колени на пороге додзе и смотрела, как Такеру и Мамору готовились к бою. Многие сражения проходили с деревянными мечами, но это была не нормальная тренировка. Они взяли стальные катаны, опустили на пол перед собой и поклонились оружию в тишине. Этот ритуал отмечал начало дуэли.

Чужаки считали, что традиционная сталь не была важна для мастера Шепчущего Клинка. Попав в эту семью, Мисаки поняла, как важна была стальная катана для Мацуда. Катана была самым дорогим спутником мужчины Мацуда, даже когда он достигал Шепчущего Клинка. Только ежедневные тренировки со сталью помогали придать форму клинку и распределить вес для создания Сасаяиба. Мацуда, который не тренировался с изящным металлическим мечом, не мог создать ничего хорошего изо льда.

Такеру, обычно спокойный и четкий в движениях, привязал катану к бедру быстрее обычного, затянул нити с несвойственной яростью. Его меч был гордостью нуму Котецу Каташи, изящное минималистическое оружие с круглой гардой стали без украшений и белой перламутровой рукоятью. Кузнец назвал оружие Кьёгецу, Лунный Шпиль, клинок был таким ярким и чистым, что мог рассекать ночь, как зеркало Нами.

Катана Мамору, которую он помогал ковать, была почти такой же длины, как Кьёгецу, довольно большой меч для юного бойца. Змеиные формы Нами и Наги сплетались серебром и бронзой, формируя гарду, рукоять была с темно-синей шнуровкой. У юного меча еще не было имени. Это он должен был заслужить в руках коро, ладони чуть дрогнули, когда Мамору убрал ножны за пояс хакама. Пальцы возились миг со шнурками, а потом смогли завязать их.

Такаши говорил, что были дни, когда Мамору мог биться почти на равных с его отцом. Но Мисаки видела по стойке Мамору, что это был не такой день. Он старался выглядеть решительно. Это обмануло бы неопытного наблюдателя, но его руки были слишком напряжены. Его хватка не была уверенной. Мисаки сама выглядывала такое, когда ей нужно было кого-то одолеть — значит, и Такеру это видел.

— Если думаешь, что ты можешь говорить мне о правде, лучше подкрепи это в бою, — Такеру холодно смотрел на сына. — Готов?

Мамору кивнул.

— Да, Тоу-сама.

— Хорошо, — сказал Такеру и бросился вперед. Первый удар заставил сердце Мисаки подпрыгнуть от ужаса и восторга. Звон стальных клинков был как ток в ее венах. Такеру со звоном отбил меч Мамору в сторону, направил клинок вниз, остановил меч на волосок от шеи Мамору. — У тебя ужасная защита, — рявкнул он, шлёпнув плоской стороной клинка по щеке Мамору. — Надеюсь, ты можешь лучше.

Такеру нападал снова и снова, каждый удар заканчивался беспощадно быстро.

— Вяло! — он шлёпнул по костяшкам Мамору.

Такеру идеально управлял собой. Как любой неплохой учитель, он ударял Мамору с достаточной силой, чтобы он понял, что совершил ошибку, но не вредил и не причинял сильную боль. Но сегодня он бил сильнее обычнее, сильнее, чем нужно было.