Последыш IV (СИ) - Мах Макс. Страница 20

«О времена! О нравы![4]» - покачал он мысленно головой.

- Не надо! – остановил Бармин жену. – Успеется. Сейчас поговорим о более важных вещах. Ты слышишь замок?

- Слышу, когда прислушиваюсь, но не могу понять ни слова. Знаешь, будто человек за стенкой говорит. Голос слышно, а слов не разобрать. Но общее настроение уловить можно.

- И какое оно?

- В целом благожелательное, - объяснила женщина. – Еще иногда проскальзывает любопытство. Это все.

- Знаешь, кто из богов благоволит Менгденам?

- Раньше думала, что Джевана[5], - покачала головой Ульрика, - но сегодня ты целый день был занят кумирами Хель, и сейчас я не знаю, что и думать. Богиня мертвых? Серьезно?

- Позволь мне не отвечать на твой вопрос, - взглянул Ингвар в глаза женщине. – Пусть все пока так и остается. Придет время мы это с тобой обсудим, и ты поймешь, в чем тут дело. А сейчас расскажи мне про наложницу.

- Может быть, лучше ее позвать?

- Сначала слова, - усмехнулся Ингвар, - картинка потом.

- Слова? – переспросила принцесса. – Что ж, изволь. Зовут Петра, ей шестнадцать или семнадцать лет, точнее не выяснить. В Швецию попала по цепочке перепродаж из американских колоний, откуда-то с юга. Возможно, из Луизианы. Точнее не скажу. Я перекупила ее у хозяина дорогого борделя в Стокгольме. Не девственница, как ты понимаешь, зато красавица, хорошо обучена своему ремеслу, и не потеряла способности к, скажем так, размножению. То есть, детей рожать может, но пока не рожала. Что-то еще?

- Долго она была проституткой? – поинтересовался Ингвар, немало удивленный выбором своей жены. Он-то думал, что речь идет о какой-нибудь лично свободной, но бедной девушке или, на худой конец, о крепостной крестьянке самой принцессы. И того, что это может быть рабыня, да еще и проститутка, никак не предполагал.

- В Швеции она около полугода, - продолжила между тем Ульрика. - Как раз успела немного выучить шведский и норн. Говорит пока плохо, понимает – лучше. Родной язык – какой-то американский диалект английского, но, если знать классический английский, понять ее можно. Во всяком случае, я понимаю. Что-то еще?

- Ах, да! – вспомнила на ходу. – Она смешанных кровей, но, кажется, обошлось без негров и китайцев. Отец, вроде бы, наполовину маори. Уж не знаю, каким ветром его занесло в Америку, а мать квартеронка с примесью индейской крови. Это все, что она знает. Ну, или говорит, что знает. Фамилии у нее не было, поэтому я записала ее, как Петру Свег. Свег – это мое имение на озере Свегсшён. Теперь точно все! Позвать?

- Подожди! – остановил Бармин Ульрику, направившуюся было на выход. – А что я буду с ней делать?

Вопрос получился так себе, и ответ был ожидаем, - «То же, что и со мной», - хотя Ингвар имел в виду нечто иное.

- Я имел в виду, где она будет жить, на каких основаниях и все прочее в том же роде.

- Об этом можешь не беспокоиться, - успокоила его кронпринцесса. – Я говорила с твоим кастеляном. Мажордом уже распорядился. У Петры будет своя комната в Южном флигеле, где живут слуги, относящиеся к первой категории. Так что в бытовом плане, - жилье, еда и прочие услуги, - все у нее в порядке и, поверь, условия ее жизни явно улучшились по сравнению с тем, как она жила раньше. Ну и я, разумеется, прослежу, чтобы твоя наложница ни в чем не нуждалась. Надо бы ее приодеть и вообще… Она конечно шлюха, но теперь это твоя шлюха, Инг. Ну, так что, позвать?

С того момента, когда Бармин впервые узнал про бытующее в этом мире рабство и про узаконенную торговлю людьми, прошло уже достаточно много времени, и он не то, чтобы привык к этому дерьму, но вынужден был принять ставшие ему известны факты к сведению, поскольку жил теперь в довольно-таки противоречивом и отнюдь не идеальном мире. Здесь действительно творились ужасные, вызывающие омерзение вещи, в особенности неприемлемые в глазах человека из двадцать первого века той реальности, где с рабством, в целом, было покончено еще в девятнадцатом столетии. Впрочем, Игорь Викентиевич, не мог с уверенностью утверждать, что эта новая реальность намного хуже той, в которой он прожил едва ли не семьдесят лет своей первой жизни. Людьми, если быть честным перед самим собой, торговали и в его прежнем мире. Возможно, не настолько откровенно и не в таких масштабах, как здесь, но тем не менее, торговля живым товаром процветала даже в тех странах, которые позиционировали себя в качестве образцов демократии и борьбы за права человека. В Англии, в Германии и в тех же США. Разумеется, полиция и прочие фэбээры с этим явлением активно боролись, - даже кого-то арестовывали и судили, - но как-то так получалось, что искоренить это зло никак не могли. Однако дело не только в работорговле, имелись, увы, и другие различия. В мире Ингвара Менгдена не случилось, например, ни одного полноценного геноцида, и двух мировых войн с десятками миллионов убитых тоже не произошло. Войны, естественно, велись и здесь, - как без них! - но их масштабы были совсем другими. Так что, весь негатив сводился, по сути, к крепостному праву и работорговле.

«Может быть попробовать устроить здесь революцию? – мрачно усмехнулся Бармин. – Должны же здесь быть какие-нибудь коммунисты, или магия не совместима со всепобеждающим учением Маркса и Ленина?»

Впрочем, он знал, что ничего из этой затеи, к сожалению, не получится, потому что один в поле не воин, а он здесь и сейчас именно, что один. Но вот облегчить жизнь конкретных людей, типа той же госпожи Ивановой, занимающейся его финансами, или этой вот его первой наложницы, вполне в силах Бармина. Он хозяин, его право!

А Петра Свег, к слову сказать, и в самом деле, оказалась экзотической красавицей. Тоненькая девушка-подросток, невысокая, с точеной фигуркой и неожиданно большой для ее параметров грудью – на взгляд Бармина, где-то между вторым и третьим размером, - и в довершении образа изящная головка юной Нефертити, смуглая кожа, пышные темно-каштановые волосы и янтарные глаза.

[1] Лофн, или Ловн (Lofn — «утешительница» или «любящая») — в скандинавской мифологии добрая богиня-асинья, которая освящает браки между людьми.

[2] Если кто еще не знает, фелляция – это минет или, говоря по-научному, разновидность орогенитального контакта, вызывание полового возбуждения воздействием ртом и языком на половой член партнера.

[3] Пласаж - общепризнанная негласная система культурных взглядов и норм, которой подчинялись отношения между мужчинами и женщинами в патриархальных колониальных сообществах Новой Франции: белые мужчины брали в официальные жёны белых женщин, но при этом могли одновременно содержать одну или несколько цветных любовниц, которые не были проститутками, а являлись скорее наложницами-конкубинами, так как оставались верны своему господину до его смерти и даже имели от него официально признанных детей (которые, однако, имели меньше наследственных прав, чем законнорождённые дети).

Конкубинат - в древнем Риме незамужняя женщина низшего сословия, находившаяся в сожительстве с мужчиной. Такое отношение, называемое в Римском праве конкубинатом (лат. concubinatus), не было зазорным, но было лишено всех прав, какие имел законный брак.

[4] O tempora! O mores! (с лат. — «О времена! О нравы!») — латинское крылатое выражение.

[5] Девана или Джевана - в западнославянской мифологии богиня, покровительница зверей и охоты. Юная, прекрасная и бесстрашная богиня, Девана, была весьма почитаемая народами, промышлявшими охотой и звероловством.

Глава 4(1)

Глава 4 (1)

1. Двенадцатое декабря 1983 года

Дни с восьмого по двенадцатое декабря пролетели, как экспресс мимо глухого полустанка. Громко, ярко и быстро. Было много суеты, - новые люди, их охрана, расселение и обустройство в замке, не говоря уже о притирке между «старожилами» и «новоселами», - немного выяснения отношений, как всегда бывает в большой и дружной семье, и дофига работы, которую мог выполнить только он сам, поскольку есть проблемы, решение которых просто некому передоверить. В общем, Бармин крутился, как белка в колесе, и между делом успевал помирить рассорившихся «девочек и мальчиков», утешить юниц, впавших в знаменитую северянскую меланхолию, обострявшуюся обычно поздней осень и зимой, и приласкать то одну, то другую из своих женщин. Но последнее только ночью и только по одной, ну, максимум по две за раз. Днем же было не до любовных утех, да и вообще, заниматься сексом в такой «тесноте», - любовница, пять жен и наложница, и все одновременно в одном замке, - Бармину было просто неловко, не говоря уже о прочем. Впрочем, все когда-нибудь заканчивается, завершился и этот заданный обстоятельствами и богиней-матриархом марафон, так что вечером двенадцатого декабря, сразу после ужина, Бармин собрал всех своих женщин, - пять жен и Варвару, - «на семейный совет» в Гобеленовой гостиной, выставил снаружи у дверей охрану со строгим приказом, «никого до особого разрешения в помещение не впускать», и перешел к делу, ради которого, собственно, и горбатился все прошедшие дни.