Хранить вечно. Дело № 1 (СИ) - Батыршин Борис. Страница 8

Мои мысли прервал задребезжавший в коридоре звонок.

- Перемена закончилась. – сообщил заведующий и поднялся из-за стола. – Мне пора на урок, а сейчас – давай-ка я провожу тебя к начальнику коммуны.

- Не нужно, Тарас Игнатьевич! – торопливо отозвался я. – Я и сам дойду. Олейник… наш комотряда вчера показывал, где это.

- Вот и ладно! – заведующий кивнул, как мне показалось, с некоторым облегчением. – если что, спросишь у постового на входе в главный корпус, он вызовет дежурного командира и тебя проводят.

Направляясь на приём к начальству, я на полном серьёзе ожидал увидеть кого-то, похожего на Макаренко – каким он представлялся мне по книгам и фильму «Флаги на башнях». Полувоенный френч, маленькие усики, пенсне или очки в проволочной оправе. И обязательно – понимающий, слегка ироничный взгляд и особая манера на равных говорить с собеседником, даже если тому всего-то пятнадцать лет от роду. В общем, готовая икона советской педагогики.

Действительность же обернулась для меня настоящим сломом шаблона. Начальник более всего напомнил мне счетовода Вотрубу из незабвенного «кабачка 13 стульев», причём, как внешностью – низенький, полноватый, с огромными залысинами и сморщенным, улыбающимся круглым лицом – так и повадками патентованного бюрократа. На лацкане потёртого пиджака я заметил значок – маленький, размером с двухкопеечную монету, тёмно-бордовый кружок с золотой каёмкой и золотым же профилем. Узнаваемая кепка, усы, бородка – какой-то отличительный знак члена ВКП (б)? Никогда не слышал о таких…

…А может, просто ещё не вспомнил?...

Со мной «Вотруба» разговаривать не стал, и даже не счёл нужным представиться – видимо, предполагалось, что любой, оказавшийся в этом кабинете заранее знает, что его владельца зовут Егор Антонович Погожаев, и он занимает ответственную должность заведующего детской колонии номер 34, иначе именуемой «Трудовая коммуна имени тов. Ягоды». Вместо этого он ткнул пальцем в узкий кожаный диванчик для посетителей напротив своего, необъятного, как флайдек авианосца, стола, и погрузился в изучение папки с личным делом. Моим личным делом, надо полагать. Фамилии, правда, на таком расстоянии было не разобрать, зато я разглядел фиолетовый штамп Спецотдела - и сразу, в тот же самый момент меня накрыло очередным флэшбэком.

Комната. Гардероб со стоящим наверху умирающим аспарагусом в облитом глиняном горшке. Книжный шкафчик на тонких ножках (обложки – сплошь фантастика и приключенческие книжки, изредка разбавленные популярными изданиями по военной истории); на шкафчике – проигрыватель «Мелодия» под запылённой прозрачной крышкой. Рядом – несколько моделей самолётов, старательно склеенные из раскрашенного картона – продукция польского журнала «Maly Modelarz». На стене обшарпанная гитара мужественно перекрещена с ледорубом на деревянной ручке – такие ещё называли ВЦСПС-овскими… Да это же моя собственная комната – из благословенных студенческих лет, начало восьмидесятых!

Картинка сменилась. Стол, настольная лампа со слегка прямоугольным абажуром из толстого зелёного пластика. Угол слегка деформирован, словно оплыл – помнится, я вернул слишком мощную лампочку, и очнулся, только когда в комнате запахло разогретой пластмассой. На столе картонная папка официального вида. Нет, поправил я себя, не папка, а амбарная книга, вся выцветшая, потёртая, растрёпанная по краям. На обложке, под типографской надписью «Книга учёта» значилось: «лабораторная тетрадь №…» А ниже, в выцветшей лиловой рамке знакомый до боли штамп…

Флэшбэк отпустил меня так же внезапно, как и начался. Я помотал головой, разжал пальцы, мёртвой хваткой сжимающие подлокотник.

… ГПУ, значит? Совсем интересно. Впрочем, я ведь предполагал что-то в этом роде?..

- Ты что, оглох, Давыдов? – скрипучий голос «Вотрубы» царапнул меня по сознанию, не вполне отошедшему от флэшбэка. – Второй раз спрашиваю – в отрядом уже познакомился? Вещи получил?

Я кивнул, не в силах выговорить хотя бы слово. Штампы, буквы на обложке «Личного дела» расплывались. Я заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд.

Не получается. Любопытно, теперь после флэшбэков всегда так, или это особый случай?

- В школе уже был? В какую группу тебя определили?

Я в двух словах рассказал о беседе с географом.

- Претензий, просьб нет? – продолжал допытываться «Вотруба». Я помотал головой. Просьба имелась, конечно – но вряд ли он будет настолько снисходителен, что даст полистать ту папочку…

И действительно, Егор Антонович сгрёб папку со стола, сунул в выдвижной ящик и с металлическим скрипом провернул ключ.

- Раз нет – можешь быть свободен. Сегодня отдыхай, а завтра выйдешь с отрядом на работу. Вечером кино, новый фильм привезли, сходишь с ребятами…

Я понял, что беседа окончена и встал.

- Разрешите идти, гражданин начальник?

Это была хулиганская выходка, и она «Вотрубе» не понравилась - судя потому, как скривилась круглая бухгалтерская физиономия.

- Ко мне следует обращаться «Товарищ руководитель коммуны». – недовольно сказал он. – Или по имени отчеству, но только если не во время общего построения… и вообще не в официальной обстановке. Это понятно?

Я изобразил глубокое раскаяние.

- Да, понятно. Извините, Егор Антонович, я не знал…

- Теперь знаешь. Ну, ступай. И в следующий раз отвечай не «да», а «так точно» и «есть». У нас здесь, знаешь ли, дисциплина…

Я выскочил за дверь и замер, прислонившись к стене коридора. Рубашка на теле буквально плавала от пота. Проходящие мимо двое коммунаров покосились на меня с сочувствием.

…Ну, дела! А папочка-то интересная, надо будет иметь в виду…

III

Сигнал к обеду привёл меня в чувство. На этот раз мне не нужны были провожатые – я оказался в столовой даже раньше, чем прочие члены пятого отряда, которым надо было ещё пересечь широкий двор, а потому некоторое время сидел в одиночестве, дожидаясь остальных. Как выяснилось, напрасно – разговоров, шуточек, оживления сегодня за обедом не было, на заводе имела место некая «запарка», и часть ребят даже прийти вовремя не сумели, попросив оставить им их порции. Остальные торопливо проглатывали пищу и убегали, не дожидаясь сигнала трубы. В какой-то момент я даже почувствовал себя неловко: люди, можно сказать, горят на работе, а я сижу, расслабляюсь, и если о чём и беспокоюсь, так это чем занять послеобеденное время.

Но совесть мучила меня недолго – подумать было о чём. Например, о папочке в столе заведующего, которая всё никак не давала мне покоя. Как и о недавнем флэшбэке – если только вид обложки вызвал столь бурный всплеск воспоминаний, то что будет, если заглянуть внутрь? Там спрятан один из ключей к загадке того, что со мной творится, и пока я это не проясню, то дальше, скорее всего, не продвинусь.

А пока – не сходить ли искупнуться? Я уже знал, что за кленовой рощей, что раскинулась на краю стадиона, находится озерко, и коммунары частенько бегают туда окунуться. Олег Копытин вчера вечером даже успел рассказать, как позапрошлым летом они чистили его от ила, как это было весело и трудно, и каким хорошим и твёрдым стало теперь дно возле берега.

Решено, иду купаться! Я заглянул в спальню за полотенцем и вместе с другими коммунарами, покончившими с обедом, покинул главный корпус.

Мне повезло – народу на пляже не было, так что купался я в полном одиночестве. Любопытная деталь - не доходя шагов тридцати до озерка, тропа раздваивалась, и на развилке красовался крашеный белой краской столбик с двумя фанерными стрелками – «М» и «Ж». Пляж для ребят и девчонок, всё ясно, и наверное, здесь принято купаться голышом. Я тоже решил последовать этой практике - шаровары, выданные мне с прочими повседневными шмотками, я взять с собой не догадался, а возвращаться назад в мокрых трусах не хотелось ужасно.