А отличники сдохли первыми… 3 (СИ) - "R. Renton". Страница 24

Вонючие брызги окатили боевых жор с головы до ног — те успели лишь рефлекторно прикрыть голову и лица. И тут же принялись отряхивать с себя мерзкие грозди.

Пока я наблюдал эту сцену, мы ещё немного попятились от подтекающей к нам лужи, подталкивая ногами кейс с загадочным «Импульсом». А замершие в вертикальном положении многоножки, казалось, и не думали развивать успех, пока сутулые прыгуны пришли в короткое замешательство. Вместо них это сделали двуногие представители племени падальщиков. Толпа, показавшаяся из-за сочленённых спин, с разбегу набросилась на четверых бойцов, погребая их под ворохом разнокалиберных тел.

Точнее, набросились они не столько на «солдат», сколько на ту жидкость, которой те были покрыты. И, как обычно, не тратя время на слизывание этого лакомства, жоры впились остатками зубов в забрызганные лица, шеи и плечи.

От четырёхкратного яростного визга уши заложило едва ли не сильнее, чем от выстрелов. Продолжая пятиться от жестокого побоища, мы наблюдали, как четвёрка гориллоподобных монстров отчаянно пыталась освободиться от напора толпы, напоминая собой жуков, попавших в муравейник. Визг сменился резким хрюканьем и в стены тоннеля полетели оторванные переломанные конечности, разорванные могучими лапами гнилые торсы и ошмётки серой вонючей плоти.

Тот сутулый жора, который недавно давился от чужой шеи в своей глотке, двумя руками оторвал от загривка голову вцепившегося в него гнилозубого толстяка. И крутанул жирное тело вокруг себя, отпихивая подступающих тварей. Шея толстяка не выдержала и разорвалась, обнажив желтеющие позвонки. Туловище выскользнуло из лап монстра, залитых тёмной кровью и гноем. Потеряв равновесие, прыгун поскользнулся, упал в смрадную жижу и на него тут же посыпались новые тела, жаждущие урвать ещё кусочек плоти, измазанной мутной слизью.

Другой «солдат» попытался оторвать противника от своей руки, вонзив ему длинные пальцы в глаза — по два в каждый. Уцепившись за глазницы, монстр смог освободить вторую руку от укуса и схватился ею за раскрытую нижнюю челюсть гнилого грызуна. Снова потянув глазницы в одну сторону, а челюсть — в другую, сутулый боец разорвал тёмную пасть до шеи, брезгливо отбросив её от себя, как только заметил, что полезло наружу из этой разорванной глотки.

Но всё новые и новые ряды подступающих из темноты желтоглазых повисали на трепыхающихся противниках целыми гроздями, затрудняя их движения и, в свою очередь, постоянно отгрызая от них шматки кожи и мяса.

Сопротивляющиеся голодной массе существа постепенно полностью скрылись из вида под двойным слоем серых тел, образовав в тоннеле шевелящуюся кучу почти до потолка.

— Отштупаем. Шкорее. — Всё ещё держа фонарик зубами, я подтолкнул пацанов и девчонку в ту сторону, откуда прискакали прыгуны, перестав освещать гнилую возню.

Уже через несколько метров фонарик выхватил в тоннеле первого обычного жору, медленно бредущего вслед за своими «солдатами». За ним последовала ещё пара. И ещё четверо.

Вскоре мы уже протискивались вдоль стены мимо целой толпы, слепо бредущей в сторону побоища. Все они были вполне обычной масти, и поэтому лишь иногда потерянно взирали на наш отряд без всякого интереса, когда мы случайно задевали их локтем, проталкиваясь мимо.

Пару раз нам пришлось остановиться и, замерев, снова впечататься в полукруглую стену — когда сквозь толпу в тоннеле проносились новые «солдаты». За равнодушной толпой мы не видели их точное количество. Спеша принять участие в далёком побоище, они просто распихивали не успевающие расступиться тела сородичей. И не обращали на нас ни малейшего внимания — их приоритеты в деле защиты улья были очевидны. И мы точно были не на первом месте. А может моих спутников до сих пор неплохо маскировал мой собственный запах, на который, как я понял, ни один жора почти никак не реагировал.

Вскоре в тоннеле, оставшемся у нас за спиной, к затихающим звукам борьбы двух видов жор присоединились новые визги, булькающие крики и хруст переломанных костей.

В том, что мы нашли именно новый улей — уже никто не сомневался. И хотели мы этого или нет, но другого пути на поверхность, кроме как через это скопление, у нас не было.

— Что же там наверху... — Прошептала общий вопрос Алина.

Довольно быстро мы смогли найти ответ на этот вопрос, завидев в свете фонаря тяжёлую железную дверь, из которой продолжали неспешно выходить заражённые.

Выбрав момент, мой небольшой отряд по одиночке протиснулся в дверной проём, пока я отпихивал подступающих жор, обиженно ворчащих от такого самоуправства.

Небольшой, по сравнению с заводским, бункер весь был заставлен белыми больничными койками. Жоры неторопливо шагали к выходу между ними, иногда неуклюже перелезая через покрытые грязными простынями лежаки. Выход наверх легко угадывался в том углу, который располагался в направлении обратном движению заражённых.

— Туда!

— А эти... Здоровые такие... Это чё, и есть те прыгуны, о которых вы говорили? — Тимур прижимал к себе ружьё и неотступно следовал за мной по пятам вместе с приятелем, опасливо озираясь на невозмутимых жор. Второй этаж бункера был точно также уставлен койками.

— Ага... Только те ещё и плотоядные были. А эти просто улей защищают. И коконы.

— Коконы?

Вместо ответа я высветил на одной из коек в противоположном углу огромный пульсирующий пузырь, покрытый сеткой сосудов. Стоящие вокруг него «охранники» медленно обернулись на свет, но больше никак не среагировали. Мы были достаточно далеко.

— Кутаклашу...

— Воистину. — Перестав испытывать удачу, я поскорее отвёл луч света в сторону.

— А как они вообще такими стали? — Поинтересовался Канат, ступая за нами след в след.

— Слава говорил, что, скорее всего это женщины, которые были беременны, когда стали жорами. — Авторитетно поделилась свежими научными данными Алина. — И ребёнок у них развивался дальше уже под действием заражённой микробиоты.

— Микробиоты?

— Потом. — Я отмахнулся. — Тихо. А то может не все прыгуны там сейчас от падальщиков внизу отмахиваются.

Выход из бомбоубежища на поверхность был тоже распахнут. И вывел нас сразу на улицу. Небольшой холмик защитного сооружения, переделанного под дополнительные места для жертв вируса, располагался во внутреннем дворе, между комплексом каких-то четырёхэтажек казённого вида.

— Городская клиническая больница номер восемь. — Прочитала Алина, разглядев своим молодым зрением табличку возле ближайшего парадного входа. — Вот тут чего, оказывается.

— А там видишь что написано? — Я указал на соседнее длинное здание напротив больницы.

— Тоже самое... Только ещё приписка внизу помельче... — Девочка сощурилась. — Перинальный... Нет... Пе-ри-на-таль-ный центр. Что это?

— Это то место, к которому точно не следует приближаться, если Слава прав. — Я замер и присмотрелся к окнам корпуса в поисках движения. — Роддом.

— Ой, божечки... А Кумыска в какой стороне?

— Да вон она. — Рука, протянутая влево, указала на густой ряд деревьев, начинавшийся сразу за парковкой больничного корпуса. Многие ветви уже успели покрыться мелкими молодыми листочками. И лес перестал выглядеть так зловеще и безысходно, как в середине апреля. Особенно на фоне яркого солнца. Которое, однако, уже успело немного закатиться за самые высокие кроны.

— А который час?

Алина заглянула под рукав куртки на свой электронный хронометр:

— Полпятого.

Я поправил стрелки на часах подполковника и завёл пружину. Маленький компас на чёрном циферблате говорил, что пока мы подходим к границе леса, то движемся на запад. Значит всё правильно.

— По прямой тут до Шелковичной три-четыре километра. По тропинкам за час дойдём. В лесу — держим солнце чуть справа, чтобы двигаться преимущественно на юг.

— А звери тут есть? — Алина очаровано начала оглядывать вековые дубы, распростёршие над нашими головами широкие кроны.

— Так близко к городу раньше можно было увидеть только белку, зайца или лису. А теперь и лосей с кабанами, наверное, почти ничего не пугает.