Любимая наша (СИ) - Адлер Алекса. Страница 50

Но раз уж сейчас сбежала, придётся мне самому помочь брату разобраться с пеленанием сына.

− Подожди. Сейчас, − бросаю Са-оиру.

Восстанавливая в памяти, что именно Лина постелила и в каком порядке, без труда отыскиваю нужные вещи в сумке.

− Укладывай его сюда, − показываю брату, когда всё готово. Объясняю кратко, что делать дальше.

− Признаться, я совершенно не таким видел этот день, − криво усмехается Са-оир, заворачивая своего наследника во все нужные слои ткани. Поднимает мальчишку на руки, рассматривая со странным выражением лица. Возможно, я выглядел точно так же. – Хотя, должен был предусмотреть, что детям потребуется уход, который Лине самостоятельно будет сложно обеспечить.

− Я тоже это не предусмотрел, − признаю и получаю удивлённый взгляд от своего близнеца. – В полной мере. Это выходит за рамки нашего жизненного опыта и знаний. Но я полагаю, что это может сыграть нам на пользу.

− Что ты имеешь в виду? – заинтересованно смотрит на меня брат.

− Я заметил, что Лина смягчилась, когда увидела сына у меня на руках. И потом, когда я на деле продемонстрировал, что могу обеспечить ему правильный уход.

− Хм. Интересное наблюдение, − на губах Са-оира появляется предвкушающая усмешка. – Значит, нашей малышке нравится видеть, что мы проявляем заботу о нашем общем потомстве.

− Это абсолютно закономерно и естественно, если вдуматься. Она ещё не отвыкла быть нашей и считать нас своими. Родила от нас сыновей. Её инстинкты нам на руку.

− Только её инстинкты? Не наши? – в глазах брата мелькает понимающая усмешка. – Не говори мне, что ты не испытываешь ничего по отношению к своему наследнику. Эта связь не уступает той, что связывает нас с Линой.

− Не скажу. Испытываю. Точнее даже будет сказать... чувствую.

− Тебя ли я слышу, брат? – изумлённо вскидывает брови Са-оир. – Ты признаёшь чувства? Неужели готов выбраться из своей ледяной брони?

− Я уже это сделал, − усмехаюсь криво.

− И как оно? − он склоняет голову набок.

− Ощущаю себя так, будто меня выбросили в открытый космос. Пугающе, но и дух захватывает. Анализируя свои ощущения, раньше и сейчас, свои реакции, действия и последствия, я начинаю понимать, что чувствовать может быть прекрасно, даже если больно. И если от боли не прятаться, то можно найти её первопричину и попытаться всё изменить. Раздвинуть свои рамки. Развернуть в другую сторону обстоятельства и своё восприятие. Принятие даёт гораздо более широкий спектр понимания, чем отрицание. Вроде бы очевидно, но только теперь я осознаю суть.

В глазах брата сквозит понимание. Он знает, о чём я говорю.

− И насчёт сына ты прав. Я тоже чувствую эту связь и то, как пробуждаются заложенные во мне инстинкты, − признаю, вспоминая свои ощущения.

Это сродни тому, что связывало меня когда-то с отцом, но иное, более многогранное. Даже более глубокое, сказать по правде, поскольку именно я сейчас являюсь той стороной, которая несёт весь груз ответственности в этой связке. Удивительно, что до самих родов, даже до сегодняшнего дня беременность Лины и тот факт, что вскоре должны родиться наши сыновья и наследники, воспринимался мною совершенно ровно, всего лишь как часть нашего долга, обязательный пункт наших обязательств перед империей и Правящим Домом. Я не думал о том, что испытаю, держа в руках сына, ощущая его запах, энергию, свою частичку, соединённую с частичкой женщины, без которой уже не мыслю своё существование.

И я точно больше никому не позволю лишить меня этого. Никому.

− Богара не засекли? – интересуюсь, взглянув на брата.

− Засекли. Он пытался прорваться к дому Лины через наши щиты. Но что-то мне его попытки не показались убедительными. Я думал, придётся выдержать настоящий бой, чтобы забрать её. Возможно, мы его переоцениваем.

− Либо он продолжает играть в какую-то свою игру, − возражаю задумчиво.

− Надо выспросить у Лины, что она знает о нём, − решительно поджимает губы брат. Но тут же усмехается, когда младенец у него на руках взмахивает сжатыми кулачками, издавая странные гукающие звуки. – Если этот выродок ещё раз посмеет сунуться к ней и нашим сыновьям, развею прахом, кем бы он ни был.

В этом желании и намерении он не одинок. Но боюсь, нам противостоит слишком коварный противник.

− Ты прав, выспросить нужно. Но Лина вполне может уйти в глухую защиту, особенно если по неосторожности связала себя какими-либо обязательствами. К нам у неё доверия сейчас нет. От нас она ожидает наказания и давления. Поэтому действовать надо крайне осторожно. Иначе она может снова принять его «помощь».

И если этот побег, взвесив всё, я готов ей простить, то ещё один... нет, ей лучше этого не делать.

− Наказания? – вскидывает взгляд на меня брат. – Она тебе что-то говорила?

− Спросила, какое наказание её ждёт за побег и нарушение клятвы.

− И что ты ответил?

− Что всё будет зависеть от аргументов, которыми она обоснует свои действия. И что мы готовы выслушать всё, что она захочет нам сказать.

− Умно, − кивает одобрительно Са-оир. – Есть ещё соображения, как пробиться через её отчуждение?

− Возможно, стоит действовать по одиночке. Заметил, как она спешит сбежать, когда нас становится больше одного?

− Да, заметил. Думаю, ты прав, − Са-оир задумчиво щурится. − Установим очередь. Тогда каждый получит возможность исправить свои собственные ошибки, сделанные по отношению к ней…

− И Лина постоянно будет под нашим присмотром, чтобы к ней опять не подобрался богаристый «добродетель», − усмехаюсь саркастично. – Думаю, ей не понравится такой контроль. Ты уже пытался её спрятать от всех.

− Я пытался её спрятать от тебя и от Сэтору, в котором она, как бы меня это ни бесило, тоже испытывала потребность. А если рядом с ней будут все, в ком она нуждается, будет ли Лина так же внутренне противиться моей опеке и контролю? Я намерен мягко прощупать её границы, чтобы определиться с тем, насколько могу отпустить поводок собственных инстинктов в её отношении. Поскольку слишком хорошо понимаю, что избавиться от этих инстинктов никогда не смогу. Помнишь, ты сам сказал, что принятие даёт гораздо более широкий спектр понимания. Могу добавить от себя, что только принимая свою сущность и осознавая свои слабые места, можно научиться контролировать их и превращать в свою силу.

Он прав. И я могу только сожалеть, что раньше этого не понял.

− Идём. Там уже Сэтору наверняка возле неё трётся. Поверить не могу, что говоря «нас», «наше» и «мы», я вынужден вкладывать в значение этих слов и его тоже. Отец бы отрёкся от нас, увидев, на какие уступки и жертвы мы идём ради одной женщины.

− У отца не было такой женщины, ради которой идут на уступки и жертвы, − возражаю спокойно.

− Тут ты прав, − кивает Са-оир, направляясь к выходу из очистительного отсека. – Наша мать точно таковой не была. Она палец о палец не ударила, чтобы найти отца, когда он пропал. Даже зная, что сгорит сама, если он умрёт.

Меня самого это всегда удивляло. Выбивалось из понимания. Неужели она не осознавала этого? Или не думала, что император Этельче может погибнуть?

К нашему удивлению, мы обнаруживаем Лину в одиночестве, кормящей Эш-наира в спальне.

− Неужели жрец ушёл и не воспользовался в полной мере возможностью окутать тебя своими сетями, пока нас нет рядом? – иронично интересуется брат, уложив сына рядом с нашей настороженной супругой и разваливаясь там же. Она тут же выпрямляет спину, и даже немного отодвигается, избегая его близости. Это раздражает. Хочется вернуть всё, как было. Но придётся набраться терпения.

Вопрос Са-оира совсем не ощущается мягким и невинным. Прощупывает её границы? Хочет увидеть, как Лина отреагирует на подобные шпильки? С учётом её бунтующего настроя вполне может получиться.

Усмехнувшись своим мыслям, я усаживаюсь в дайрат в углу спального отсека, чтобы иметь возможность наблюдать со стороны. И слушать. Возможно брату удастся вытянуть из неё нужные нам ответы.