Мой хозяин. Я не твоя собственность (СИ) - Ковалевская Алиса. Страница 7

— Не нужно беречь меня от боли, милый, — погладила его по щеке. – Она – часть нашей жизни. Без неё нельзя. Ты просто… Просто постарайся сам не делать мне больно. Самую сильную боль причиняют нам любимые. Самые наши близкие люди. Те, кто у нас вот тут, — тронула свою грудь, потом его. Ты – моё всё. А она… Ангелина, она чужая. Понимаешь?

— Понимаю, — он взял мои пальцы и поцеловал вначале с внутренней стороны, потом с внешней, напоследок – указательный, с обручальным кольцом. – Я постараюсь, Мила.

— Постарайся, — снова приподнялась и быстро коснулась его губ губами. Понимала, что как бы он ни старался, без боли обойтись у нас не выйдет, так уж повелось. Но пусть хотя бы старается.

Глянула из-под ресниц. Потом на постель.

— У меня есть предложение, — муж проследил за моим взглядом.

— Какое?

— Рациональное, — уголок рта искривился, и в тот же миг Вандор, подхватив меня на руки, сделал шаг на возвышенность.

5

Несмотря на мою решимость выехать из гостиницы с первыми лучами солнца, сделали это мы только к полудню. Постель оказалась слишком хороша для того, чтобы просто спать. Кованная спинка так и навевала мысли об экспериментах, и где-то посреди ночи служившая мне поясом лента обвилась вокруг моих запястий.

Уснули мы как раз на границе ночи и раннего утра. Небо начинало светлеть, а я, обессиленная и во всех смыслах наполненная любовью, устроилась в объятьях Вандора. Разговора о том, чтобы через час встать, не было. Даже через несколько часов после тёплого утреннего душа и двух чашек крепкого сладкого кофе я чувствовала себя совершенно разбитой. После вчерашней истерики глаза были припухшие. Губы тоже, но причиной этому были уже не слёзы.

— Я обещала Марку сюрприз, — сказала, когда мы преодолели уже половину пути до дома.

Если честно, я совсем забыла об этом. После встречи с матерью мысли были о другом, а потом ещё Вандор и огромная постель в президентском люксе… Мама, называется! Сейчас бы приехали!

— И где этот сюрприз?

Я послала мужу выразительный взгляд. Мальчишек мы сильно не баловали, лишнего им старались не позволять. И всё равно удивить их чем-то было трудно. Это у меня до восемнадцати лет не было ничего своего, а у них: у каждого собственная комната, игрушки, одежда. Даже чашка у каждого своя.

— Есть идеи?

Я отрицательно качнула головой.

Незадолго до этого я попросила Вандора остановиться где-нибудь у леса, так что с дороги мы свернули. Лес был душистым, хвойным. Сделав всё, что мне было нужно, я с минуту простояла, наслаждаясь тишиной и щебетом птиц. Встреча с матерью была далёкой, хотя случилась только вчера. Оставшаяся на сердце рана не затянулась и даже не покрылась корочкой, но, в сущности, ничего не поменялось. Наверное, мне стало легче. И даже четырёхлистник на запястье уже не казался таким уродливым, как раньше.

Чтобы вернуться на главную дорогу, мы сделали крюк. Можно было развернуться, но лес был волшебным, и мы сошлись на том, что десять-пятнадцать минут ничего не решат. Проехали одну деревеньку, за ней другую. Среди низких деревянных домиков чужаками смотрелись новые, кирпичные, двухэтажные. Лето близилось к концу, яблони стояли, обвешанные плодами, как новогодние ели игрушками. Вышедшая на крыльцо одного из домов женщина мела ступени собранными в метёлку прутьями. Рядом кудахтали куры, между которых расхаживал важный петух.

Я улыбнулась, когда он, хлопнув крыльями, было стал кукарекать, но осёкся, испуганный выскочившим откуда ни возьмись поросёнком.

— Может, привезём им такого, — Вандор показал мне на пасущуюся козу и околачивающуюся возле неё белую подрощенную козочку.

Я хотела отшутиться. Коза подняла голову и громко мекнула, подёрнув ушами. Мне вдруг стало светло и радостно. На сердце появилась лёгкость, как в тот день, когда я, стоя возле кромки Средиземного моря, дала обещание любить своего мужа, что бы ни преподнесла нам судьба.

— А давай, — весело ответила я.

Вандор приподнял бровь.

— Что? Я серьёзно. Давай.

Уж не знаю, решил ли он, что я тронулась или нет, но мы начали тормозить, а потом и вовсе сдали назад, к дому, у которого была привязана коза.

— Точно?

Мне самой не верилось, что мы говорим об этом на полном серьёзе. Меня охватило нечто вроде детского восторга. Коза заблеяла, глядя на машину с подозрением. Вандор выжидал. Я прикусила губу, сжала в пальцах ремень безопасности. Хмыкнув, муж было хотел тронуться с места, но я схватилась за его бедро.

— Точно! Да, — улыбнулась. – Да.

— Уверена?

— Да, — уже почти смеясь. – Да, давай.

Муж однозначно сомневался в моём здравомыслии. Но это не помешало ему отстегнуться и выйти из машины. Я с замиранием сердца смотрела, как он идёт к отделяющей от дороги дом оградке из тонких частых колышков. Не выдержала и тоже вышла на улицу.

— Эй, хозяева! – крикнул Вандор.

В этом захолустье он выглядел странно. И уж тем более не верилось, что мужчина в начищенных до блеска ботинках и часами, стоимостью с частный самолёт может иметь дела с местными. Но Вандор мог всё.

— Дело есть!

Буквально через секунду дверь скрипнула, и из дома появилась пожилая женщина. Да что там, старушка. На вид – божий одуванчик, только взгляд такой, что сразу понятно – не забалуешь. Вслед за ней показался сутулый старик.

— Живность ваша? – Вандор махнул на коз.

— Ну, наша, — бабка довольно ретиво для своих лет пошла к оградке. – Молока надо? Если так, нету, вечером будет. Только яблоки и яички домашние.

— Сколько за маленькую возьмёшь?

Бабка с подозрением прищурилась. Взгляд стал напоминать рентген. Просканировала Вандора, меня, пожевала сухими губами. Что уж она там прикидывала, не знаю. Я ждала, что она скажет, мол, не отдам животинку. Уступить ей придётся в любом случае, хочет она того или нет. Раз Вандор что-то решил, обсуждению это не подлежит.

— Если шашлык хочешь сделать, не пойдёт. Не едят коз. Мясо не то. Да и не дам своих.

— Да Боже упаси! – Вандор только что не перекрестился. – Какой шашлык, мать? У меня два сына. Хочу, чтобы привыкали к жизни.

Бабка опять пожевала губами.

— Одну малую не отдам. Только с козой, — она вдруг как-то резко пригорюнилась и добавила уже со вздохом: — Тяжело мне стало. Руки уж не те, поясница… А если тебе в дом, так бери. Да и вижу я, девка у тебя хорошая. Не обидит Милку мою.

— Милку? – переспросил Вандор.

— Милку. Малая она так малая, а эта вон… — вышла за калитку.

Коза, завидев хозяйку, подняла голову. Дёрнула ушами.

— Милка моя… — бабуля погладила её по голове, словно это была кошка.  – Так что? Заберёшь обеих, сынок?

— Заберу, — не спрашивая меня, ответил Вандор. – Раз Милка, точно заберу. У меня за ней найдётся, кому ухаживать. И яблоки давай свои, с яичками. Давай-давай, мать. Не волнуйся, я деньгами не обижу.

Старуха горестно вздохнула. Ещё раз погладила козу, и та ткнулась ей в ладонь носом. Подозвала меня. Я подошла и коснулась белой шерсти.

— Привет, — сказала тихо. В бедро мне упёрлась Малая. Я погладила и её.

— Понравилась ты им. Звать-то тебя как?

— Меня? – я смутилась под внимательным взглядом старухи. – Так… Милка.

— Людка, что ль?

— Нет, — смутилась ещё сильнее. — Просто Мила. То есть… Милана.

Не прошло и получаса, как мы отъехали от дома под завязку нагруженные всем, чем только можно – начиная от свежих яблок, компотов, домашних закруток, наливки и заканчивая, собственно, двумя обеспокоенными козами. Видеть их при взгляде в зеркало было странно, учитывая даже, что вели они себя прилично.

— Милка, — позвал Вандор.

Я повернулась к нему, коза повела ушами.

— Не издевайся, — ударила мужа по бедру. Взяла с приборной панели яблоко и откусила. Оно было таким свежим, что на губах остался сок.

Я вдруг почувствовала себя неприлично счастливой. Моя мать отказалась от меня и не испытывала при этом никаких угрызений совести. Вышвырнула из жизни дважды. У неё другой ребёнок, другая семья. Восемнадцать лет меня растили чужие люди. Вчера она кинула мне в лицо моё «мама» и закрыла перед носом дверь. А я… я чувствовала себя счастливой.