Пушкарь его величества (СИ) - Цой Юрий. Страница 24

На всю практику ушло полтора месяца. Последние две недели нас разбросали по полкам в строевые части для лучшего понимания службы. Я попал в первый гренадерский батальон Преображенского полка, у которых были смешные высокие головные уборы, очень сильно мешающие при любом движении. Я со своим ростом почти не выделялся на фоне высоких солдат.

- Кадет Пахомов. - внушительный майор с пышными усами читал мое направление на практику. - Имеет отличные оценки по всем предметам. Лучший на курсе, чемпион по греко-римской борьбе среди училищ. Удостоен от императора звания ефрейтора. Похвально, похвально! Что ж. Пойдешь командиром отделения в первую роту. Поешь солдатской каши из общего котелка, а там посмотрим, из какого теста тебя слепили родители. Ермоха! Отведи ефрейтора в первую роту к ротмистру. Скажи, чтоб поставил командиром отделения. И оденет пусть как положено. Ступайте!

Козырнул и пошел за солдатом вдоль стройных рядов больших бело-серых палаток.

- Скажи Ермоха, а много ли солдат в полку?

- Вообще то я Ермолай, но все зовут Ермохой. В полку четыре батальона, в каждом по сто пятьдесят человек. На роту два старших офицера и четыре унтера. Еще есть куча причисленных к полку дворян, но службу не несут, только форс имеют.

- А ты сколько служишь?

- Я то, почитай девять годков, еще шостнадцать осталось.

- А ты женат?

- Когда бы! Не успел, слава богу! А так бы маялась супружница двадцать пять лет, без мужа, да еще могла бы с дитем. Так что хожу вольным солдатом.

- А как с женщинами у вас?

- Этого хватает! Как только выдадут денежное довольствие, сразу набегут. Раз, и денег уже нема! Если надо, могу адресок дать.

- Не! Пока не надо. Мне и служить то у вас всего две недели.

Уже подходя к своему расположению, увидел высокого офицера, одетого с иголочки с щегольскими тоненькими усиками. Его рыбьи глаза зацепились за мою кадетскую форму, и злобная улыбка ощерила его хищное лицо.

- Солдат! Ко мне!

Как положено, сначала бегом, потом строевым, подхожу на два шага и докладываю, приложив руку к козырьку.

- Кадет Пахомов по вашему приказанию прибыл!

- Почему не по форме одет?! – Поручик сложил руки за спиной и качнулся с пяток на носки.

- В виду недавнего прибытия, не имел возможности получить надлежащее обмундирование.

- Молчать! Объявляю вам взыскание. Доложишь командиру. Почему молчим? Ты скотина меня игнорируешь!? - Хрясь, в мою скулу прилетел удар. Ха! Как девочка бьет. Стою по стойке смирно, глазами в небо.

- Ты издеваешься?! – Хрясь, хрясь. – Два наряда!

- Есть, два наряда!

Я получил напоследок еще удар, разбивший губу, и поручик удовлетворенный хотя бы таким результатом, махнул рукой, отпуская восвояси. Козыряю и двигаюсь в сторону, отдалившегося Ермохи.

- Лопухин, скотина! Какого черта его принесло. Обычно заявляется только за деньгами. Ты старайся не попадаться ему на глаза, но о взыскании лучше доложи.

В палатке командира роты я, после разрешения войти, доложился по форме и с интересом оглядел походное убранство. Две низкие деревянные койки, стол, три стула, шкаф. За столом сидел бравый военный в бриджах и в белой рубашке, дымя табаком. Его лихие усы закручивались чуть ли не двойными кольцами.

- Значить на две недели. Как там поживает генерал- майор Клингер.

- Жив, здоров, ваше благородие!

- А каптерщик Фома?

- На месте, что ему сделается.

- Да! Время идет! Когда то и я выпускался из нашего училища. Так что добро пожаловать, служи хорошо.

- Так точно! Разрешите идти?!

- Ступай, братец.

Дальше я с тем же Ермохой посетил вещевой склад, где меня одели в форму гренадера, выдали ружье с длинным штыком и шашку в потертых ножнах. Потом мне показали палатку, возле которой кашеварил дежурный. Тот узнал, что я временно стал их командиром и показал свободное место. Так я заселился в длинную палатку с двумя рядами нар по бокам от прохода. На них были накиданы матрасы и серые суконные одеяла. Все скатаны в рулон ровно в линию. Под руководством Савелия, так звали дневального, подшил все регалии на мундир, вместе подогнали портупею и показали где и как чистить сапоги. Ничего! Послужим России матушке! Насколько я помню, Россия не вылезали в это время из войн в Европе, в основном с французами и Турками.

- Ребятушки сейчас на учениях, вернутся только к вечеру. А вы если хотите, можете пообедать раньше, - рослый дневальный был уже солидным мужиком, от которого веяло силой и уверенностью. Сразу вспомнились строки из Лермонтова:

- - Да, были люди в наше время,

Не то, что нынешнее племя…

Такие богатыри остановили Наполеоновскую рать, собранную со всей Европы. Видимо и мне предстоит поучаствовать в этой битве, если раньше не сложу голову, где-нибудь под Аустерлицем. Эта военная компания как раз начнется через год после моего выпуска.

Часам к пяти вернулся на отдых мой десяток. Все рослые, с усищами, одно слово - Гренадеры! Меня восприняли со спокойствием и слегка покровительственно, как младшего брата. Я не чванился и задавал вопросы, когда чего-то не знал. Пришлось и взыскание отрабатывать, заступая в ночной караул. Как водится, угостил мужиков, от души, накормив купленными разносолами. Разумеется, выпили за гладкую службу по чарке водочки. Для таких детин, эта доза была просто как капли для носа, но на службе и этого не положено. Можно сказать, чисто символически. Не успел оглянуться, как уже нужно было сдавать форму. Душевно распрощался с сослуживцами и, получив аттестат о прохождении практики, отправился прямиком в родные пенаты.

Дома меня встретили большим переполохом, повисев по очереди на моей шее. Даже Александр Никитич появившись к обеду по отечески обнял и похлопал по спине.

- Эка ты братец вымахал! Женить тебя пора! Совсем мужиком становишься.

Оленька в этот момент чуть не поперхнулась морсом и вылетела из зала как пуля. Мы с Елизаветой Матвеевной переглянулись, и она улыбнулась мне, слегка кивнув головой. Ох! Чует мое сердце, что тут заговор против меня зреет!

Обед, подарки, разговоры. Такая суета длилась до вечера, пока в один момент я не остался с отцом Оленьки наедине.

- Ты стал совсем взрослым, и я хочу поговорить с тобой о наших дальнейших отношениях. Вы все трое стали своими в нашей семье. Естественно, я в курсе о якобы твоем участии в выздоровлении Оленьки. Можно верить, можно не верить, но моя доченька здорова и не видит своей жизни без тебя. Поэтому не вижу причин препятствовать этому. Будем считать, что вы негласно обручились и сыграем свадьбу через год, когда получишь чин офицера. Приданное я положу достаточно, так что будет на что жить.

- Уважаемый Александр Никитич. Для меня это большая честь и я вам безмерно благодарен. Со своей стороны обещаю любить Оленьку и быть ей верным мужем. А насчет приданного, хотел с вами посоветоваться. Есть у меня пара проектов как можно заработать много денег. Первый проект имеет наибольшую перспективу из-за малых затрат на производство и огромный рынок сбыта.

Я быстро описал и нарисовал форму и размер металлического пера для письма. Александр Никитич был деловым человеком и быстро оценил перспективы такой новинки.

- Это же миллионные барыши! – в шоке шептал он, вытирая вспотевший лоб.

- Дадите нам с Оленькой четверть от прибыли, а я вам в подарок еще две идеи передам.

Вторым ноу хау, стала керосиновая лампа со стеклянным абажуром, а третьим существующий где-то в Европе самовар. Я все подробно зарисовал с примерными размерами и описал принцип действия.

- Самовар самое дорогое изделие. Не каждый сможет его купить. Вот если бы из него стал пить чай сам император, тогда каждый уважающий себя дворянин или купец захочет его приобрести.

- А ты дока! Где это вас учат вести торговые дела? А? Признавайся!

- От знающих людей поднабрался, надеюсь не надо объяснять, что сначала нужно оформить привилегии на производство.

- Дожил! Яйца курицу учат! Все будет как надо! Открою на твое имя счет в Имперском Банке, буду туда отчислять твою долю. Но каков, а?! Не стал цену себе набивать перед решением о помолвке. Ценю! Дай тебя обниму по-родственному.