Мой невыносимый телохранитель (СИ) - Манило Лина. Страница 3

— Пойдём, принцесса. Моей гостьей будешь.

Тимур распахивает створку калитки и пропускает меня внутрь.

— Я не потеряюсь и не сбегу.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Какой же ты… сухарь.

Тимур пропускает мою реплику мимо ушей, а я вхожу в просторный двор. Он ухоженный, с идеально подстриженным газоном, на который так и тянет прилечь. Чуть дальше по курсу кусты смородины. Они усыпаны яркими горошинам ягод, налитых и даже по виду сочных. Воздух пьянит свежестью, и я вдыхаю его полной грудью, ёжусь от прохладного ветерка. На голых бёдрах толпы мурашек, руки мёрзнут и я растираю предплечья ладонями, согреваюсь.

— В доме теплее, — снова угадывает мои мысли Тимур и указывает рукой в сторону дома.

— Это… это твой дом? — спрашиваю, а Тимур кивает.

— Фамильное гнездо Каировых. Очень безопасное место.

Тимур запирает ворота. Его жесты размеренные, плавные, в них ни капли лихорадки.

Каиров так близко сейчас, так невыносимо близко, и я не сдерживаюсь — касаюсь его предплечья. Под пальцами жар мужского тела, гладкая смуглая кожа. Тимур остаётся спокойным, только смотрит на меня испытующе. Давит тяжестью взгляда. Облизываю губы, вмиг пересохшие, и каждый миллиметр тела покрывается мурашками.

— Ты играешь с огнём, — заламывает бровь насмешливо.

— Он не жжётся.

— Сгоришь же к чертям, — на мгновение сбрасывает ледяную маску, обнажая свою горящую огнём суть. — Всё это глупости, Элла. Забудь. Ты ребёнок.

— Тебе так кажется, Тим. Я уже давно взрослая, просто ты этого видеть не хочешь. Боишься.

— Никогда не смей брать меня на слабо.

Подаюсь вперёд, но Тимур отступает. Обливает меня ледяным взглядом, втягивает носом воздух, и ноздри трепещут. Он же борется с собой! Я же вижу это. Мне не показалось!

И вот, когда мне верится, что он приблизится, снова станет таким, каким был в моей комнате, он отступает на шаг и пятится.

— Твой отец доверил мне свою любимую дочь.

Как вердикт. Как приговор. Неужели то, что случилось в комнате, больше никогда не повторится? Сейчас, когда смотрю в ледяные глаза Тимура, легко проверить, что всё мне приснилось. Не было этого. Показалось. Но губы покалывает, а на спине остались горячие метки его касаний.

— Я тебя поняла, Тимур Каиров. Поняла.

— Умница, — улыбается как-то устало и идёт к дому. Знает, что не сбегу. Куда я от него денусь?

— Располагайся. Не хоромы, но это лучший вариант.

Конечно, это не дом отца, не привычные мне стены и комфорт. Но это дом Тимура — мужчины, которым я брежу вот уже три года. И мне здесь…

— Нравится. Очень красивый дом.

— Маленькая лгунья, — усмехается и потирает пальцами идеально выбритый подбородок.

— Ты недоверчивый сухарь!

— Ты же говорила, что любишь меня. Терпи.

— Не издевайся.

Тимур растягивает губы в ленивой улыбке, закладывает руки в карманы и молчит. О чём-то думает, но у меня не получается “прочесть” его эмоции — лицо остаётся бесстрастным. Как бы хотелось залезть к нему в голову, понять, что в ней творится. Но больше всего хочется узнать, есть ли в ней место мыслям обо мне. Оставила ли я в ледяном сердце свой след?

Наивная дура! Влюблённая идиотка! Мысленно бью себя по щекам, бужу снова уснувшую гордость, но глупое сердце рвётся к Тимуру. Наваждение какое-то. С первого взгляда самое настоящее наваждение.

— Тут будешь жить, — припечатывает словами, а я не знаю радоваться мне или биться головой об стенку.

— Мне нужны будут мои вещи. Компьютер, телефон… одежда. Я ведь не успела собраться.

— У тебя было много времени, теперь поздно.

— Но как мне без своих вещей? — обвожу рукой своё озябшее тело в тонкой майке и микрошортиках. Ночью я бегала вокруг дома, пыталась привести в порядок мысли, но у меня так и не получилось придумать что-то, что поможет отцу. — Хотя бы ноут и телефон можно?

— Исключено, — отрицательно качает головой, сжимает губы в тонкую нитку. — Всё необходимое тут есть, тебе хватит.

— Но мой телефон… там вся моя жизнь! И компьютер, — пытаюсь вразумить неуступчивого Тимура, объяснить, но он лишь снова качает головой.

— Потерпишь пока без разговоров с подружками и без женихов своих, — твёрдо, и я понимаю, что бесполезно настаивать. — Не будь дурой, Элла. Не та ситуация, чтобы глупости делать.

— У меня нет никаких женихов! — взрываюсь, готовая от бессилия топать ногами и метать яркие молнии.

— Твоя личная жизнь — последнее, что меня сейчас волнует. Моя обязанность — твоя безопасность, а всё остальное оставь себе. Если бы не твой отец, я бы никогда не возился с тобой. Но я ему должен, он мой друг, потому приходится наступить себе на горло.

Ну вот как он так может? Почему жестокий такой?

— Ты не просто сухарь. Ты слепой сухарь! — выкрикиваю и принимаюсь остервенело развязывать шнурки на кроссовках. Чёрт, ноги всё-таки растёрла. Гадство. Ещё и этот… сухарь! Довёл, честное слово, довёл.

— Ванная налево по коридору. Там есть аптечка. Разберёшься, не маленькая.

Разувается, даже не глядя на меня, а мне плакать хочется. От бессилия, того, что творится вокруг меня в последние дни, всей ситуации с этими угрозами. Отец уже неделю мечется раненным зверем, злой, что тысяча чертей, бледный и взъерошенный. Никогда его таким не видела, а ещё Тимур… Заноза в каждой точке моего тела и души.

Ванную нахожу почти сразу. Просторная, оборудованная всем необходимым. Господи, тут даже биде есть! Кто бы мог подумать. А ещё говорил, что не хоромы.

После душа становится немного легче, словно со всей дорожной пылью сумела смыть и часть переживаний. Их закрутило воронкой, унесло в водосток. Вот пусть там и остаются. Упаковка пластырей лежит на полочке в пластиковой настенной аптечке, и пока клею тонкие телесные полоски на пятки, думаю, что без компьютера и телефона я точно взвою в этой глуши. Чем заниматься тут в одиночестве? Надеюсь, хоть книги тут есть — согласна даже “Капитал” штудировать, лишь бы не подпускать к себе дурные мысли. А они обязательно будут, если останусь наедине с тишиной.

Интересно, Тимур ещё не уехал? Вряд ли. Рука тянется к просторному махровому халату, в котором утонуть можно, но вдруг шальная мысль посещает голову. Глупость, но мне хочется посмотреть на реакцию моего ледяного телохранителя. Хе-хе, Каиров, держись. Элла Протасова выходит на  охоту.

Хватаю голубое полотенце с полочки и, не дав себе времени одуматься, заматываюсь в него так, чтобы оставить достаточный простор для фантазии, но и не открыть лишнего.

Элла, ты же воспитанная скромная девочка! Что ты творишь? Но я заглушаю занудный голос разума и, последний раз глянув на свой чистое и посвежевшее после душа отражание, распахиваю дверь.

Так, интересно, где тут кухня?

Дом довольно большой, построенный кем-то для огромной семьи. Интересно, почему тут никто не живёт? Я ничего не знаю о Тимуре и его жизни вне моей орбиты, но теперь вопросы теснят друг друга в голове.

В коридоре я осторожно касаюсь стены. Останавливаюсь, закрываю глаза, пытаюсь хоть так быть немного ближе к неприступному Тимуру. Безразличному. Жестокому. Ведь только жестокие мужчины после признаний в любви делают вид, что ничего не было.

Ещё и издевается, гад.

Хочу понять его, попробовать просочиться в его мысли, словно я героиня пошлого сериала о паранормальном и способна видеть сквозь стены, умеющая чувствовать. Имеющая возможность проникнуть в сознание того, кто мне дорог.

Но стены остаются глухими к моим страданиям, потому я решаю: жалеть себя буду как-нибудь потом. Когда спать лягу, например.

Кухня, кухня, где же ты? Пить хочется очень, а ещё в животе урчит. Любовные печали — это здорово и интересно, но на пустой желудок даже о любимом думается плохо.

Вдруг откуда-то издалека доносится голос Тимура, и я иду на него, следую как змея за дудочкой укротителя. Кручу головой, прислушиваюсь, шагаю вперёд, пока не попадаю в просторную кухню.