Улыбка монстра. Файл № 433 - Картер Крис (1). Страница 16

— Скажите, Хэммет, вам что-либо говорит фамилия Баймухаммедов? — сказал Молдер, с трудом заучивший непроизносимую фамилию русского.

— Ровным счетом ничего.

— Это русский нувориш, скупивший земли на северном берегу Трэйклейна и желающий выжить Вайсгеров с насиженного места. Джон Вайсгер уверен, что вы — прямо или опосредованно — на него работаете. А также в том, что подручные Баймухам-медова ответственны за дела «монстра озера»…

Он внимательно следил за реакцией Хэммета. Тот остался невозмутим.

— Вот оно что… — протянул Хэммет. — Вполне в вайсгеровском духе… Грязный ниггер помогает грязному русскому лишить последнего куска хлеба белого англосакса и протестанта… — Он неожиданно сменил тему: — Вы знаете, Молдер, отчего тот участок берега у Пфуллэнда, где нашли Берковича, покрыт острыми камнями? В то время как многие более далекие места тщательно расчищены и засыпаны привозным песком?

Молдер покачал головой. Об этом действительно странном факте он не задумывался. Трудно было поверить, что, планируя с нуля свой курорт, старик Вайсгер оставил без внимания кусок берега, способный принести многие доллары.

— Все очень просто, — сказал Хэммет. — До шестьдесят восьмого года там был пляж для черных. Для черных, понимаете?! Люди заходили в воду в сандалиях с деревянной подошвой, потому что острые обломки камней до крови резали ноги — а среди иных местных жителей к тому же считалось хорошим тоном по ночам швырять там в воду битое стекло… Вайсгер-отец говорил, что загорающий негр — самый короткий и смешной анекдот, который он только слышал в жизни. И что его дед участвовал в рейде Шермана note 16 не затем, чтобы негры и белые лежали рядом на одном пляже. Но лишь для того, чтобы черномазые не гнули спину на плантациях, косвенно подрывая экономику Севера дешевым экспортом хлопка…

— И поэтому вы так ненавидите Вайсгеров-сыновей… — сказал Молдер полувопросительно, полуутвердительно.

— Нет. Не только поэтому. Мой отец… Мой отец и трое его друзей в шестьдесят седьмом году пошли на пляж для белых. Демонстративно, в самый разгар курортного сезона. Им не выдали лежаки, сказав, что кончились, хотя белым выдавали и до и после. Тогда они разложили принесенные с собой подстилки. Вокруг них немедленно образовалась мертвая, пустая зона — хотя пляж был переполнен. Разносчики прохладительных напитков и хот-догов старательно обходили их — они ели и пили принесенное с собой. Негры лежали и загорали. Загорали на пляже для белых! А потом пошли купаться — но только трое из четверых, потому что они не хотели возвращаться домой в одних плавках. И на следующий день пришли снова. А на третий — еще раз…

Хэммет помолчал, потом продолжил. Голос его стал глухим, мрачным.

— К концу педели казалось, что они выиграли… Многие от них на пляже отворачивались и ругались вполголоса, но никто ничего не предпринимал. Наши ожидали, что заявятся молодчики с мотоциклетными цепями, — а у полицейских и пляжных охранников окажутся в этот момент дела совсем в других местах… Поэтому неподалеку от пляжа дежурила группа черных парней с крепкими кулаками. Но Вайсгер сыграл иначе. На шестой день они пошли купаться — трое, как обычно, в том числе и мой отец… Они вошли в воду — и не вышли из нее. Живыми не вышли… Никто не обратил внимания, что три черных и курчавых головы вдруг исчезли с поверхности воды. Это оказалась крупнокалиберная винтовка с оптическим прицелом, после выстрелов в Далласе пошла настоящая мода на такие штучки. Стреляли с берегового холма, с расстояния в три четверти мили, выстрелов никто не услышал. Или не захотел услышать… Впрочем, мог использоваться и глушитель — ни оружие, ни стрелка так и не нашли. Тела вынесло на берег только через два дня… Мне тогда было четыре года.

Повисла пауза. Молдер молчал, не зная, что сказать. Он был на два года старше Хэммета, но в памяти его совершенно не отложились бурные схватки сторонников и противников сегрегации в конце шестидесятых. В мирный белый Чилмарк, штат Массачусетс, эхо той войны не доносилось.

— И все таки Вайсгер проиграл! — вновь заговорил Хэммет. — После тех выстрелов что-то повернулось в людях — не только в черных, но и в белых людях. Отца и его друзей похоронили, а через день на белый пляж пришли семеро чернокожих. И спустя несколько минут к ним подошел разносчик, белый парень Тим Харли, и спросил, что они желают: кока-колы или лимонада? Назавтра его уволили, но лед был сломан. Мертвой зоны вокруг подстилок черных уже не было, больше того — многие демонстративно устраивались рядом. А когда те шли купаться — шли вместе с ними, окружая живой стеной, понимаете? Конечно, недовольных, копящих злобу, хватало — но лед тронулся, Молдер… Правда, для меня, матери и троих моих братьев и сестер это уже было слабым утешением…

— Вы уверены, что инициатором тех выстрелов был Вайсгер-старший?

— Я уверен. Никто не посмел бы открывать такую охоту в его заповеднике, не рискуя попасться. К тому же тогда считалось, что его любимый сын Джон погиб во Вьетнаме, и ненависть старика Вайс-гера ко всем узкоглазым, черномазым и горбоносым возросла стократно-Похоже, нефтедоллары Баймухаммедова тут ни при чем, подумал Молдер. Старая семейная вендетта, протянувшаяся через тридцать пять лет.

Трэйк-Бич, офис шерифа Кайзерманна, 25 июля 2002 года, 14:17

Вернувшись с места происшествия, Кайзерманн и Хэмфри услышали от дверей шерифова офиса возбужденные голоса.

Опять у отдыхающих кошку засосало в пылесос, подумал шериф, обливавшийся потом и цветом напоминавший вареного лобстера. Он почти не ошибся.

Оставшийся за главного Нордуик — второй по рангу человек среди законохранителей Трэйк-Бич — с трудом отбивался от заполнивших комнату для посетителей четырех женщин в пляжных нарядах. Впрочем, так показалось Кайзерманну только в первую секунду. Атаковала Нордуика лишь одна из женщин, лет тридцати пяти на вид, — как вскоре узнал шериф, звали ее мисс Анджела Клейтор. Но яростного ее ныла вполне хватало на четверых. Вторая — мисс Сароян, выглядевшая на несколько лет моложе, — вступала в разговор редко. Две другие — даже не женщины, девочки-подростки лет четырнадцати-пятнадцати, — тихо и скромно сидели на кожаном диване в дальнем углу.

Калифорнийская семейка, понял шериф после первых же обращенных к нему слов note 17. И почувствовал, что приближается к точке кипения.

Суть дела оказалась проста.

Их семья — эти два слова мисс Клейтор произнесла с особенным нажимом — она и ее супруга, мисс Сароян, год назад приобрела коттедж здесь, в Трэйк-Бич. Не просто тонкостенную коробку для летнего отдыха, но капитальный дом. Они, черт возьми, жительницы этих мест, платят здесь налоги и хотят, чтобы шериф немедленно, да-да, немедленно разобрался с имевшим место сегодня возмутительным преступлением!

Шериф поглядывал на мисс Клейтор и на ее супругу и думал, что лет сто назад у этой парочки отобрали бы несчастных детей, передав их на попечение округа, а самих, обмазав смолой и вываляв в перьях, выставили бы на пару часов на главной площади городка, положив рядом кучу камней — чтобы любой, желающий высказать мнение об однополой любви, не слишком бы утруждал себя поисками подходящего аргумента. А потом шлюшек прокатили бы верхом на шесте до гранрщы графства… Причем живи он, Кайзерманн, сто лет назад и занимай нынешнюю должность — самая ответственная часть процедуры легла бы на его плечи. Шериф зримо представил, как он недрогнувшей рукой срывает с этой потаскушки Клейтор одежду, как макает квач в бадью со смолой, — а рядом красный от смущения Хэмфри Батлер вспарывает перочинным ножом перину… Картина представилась яркая и красочная — прямо та-ки сон наяву.

Проделав — мысленно — все необходимые процедуры с мисс Клейтор, Кайзерманн — опять же мысленно — с квачом в руке направился к мисс Сароян, решительно протянул руку к вороту ее платья и… И вдруг понял, что дальше исполнять обязанности вековой давности ему не хочется. Мисс Сароян была гораздо симпатичнее своей супруги, ширококостной и мужеподобной… Торопливо вернувшись в начало двадцать первого столетия, шериф подумал, что, по сути, эта скромно держащаяся девушка просто жертва растления. А уж бедные дети… Он с жалостью посмотрел на девчонок (одна из них была мулаткой) — сидевших на диване и слишком тесно, по мнению шерифа, прижавшихся друг к другу…