Немой 1: охота на нечисть (СИ) - Рудин Алекс. Страница 10

Мы обошли стороной галдящий на разные голоса рынок. Я заметил, что многочисленные встречные все, как один, здоровались с Сытиным. Он в ответ небрежно кивал, не отвлекаясь от своих мыслей.

На стук в железную дверь долго никто не отзывался. Наконец, нам открыл заспанный безоружный вояка. Его суконный кафтан нараспашку был покрыт грязными пятнами, под ним виднелась голая волосатая грудь.

Узнав Сытина, вояка попытался встать навытяжку. Получилось у него хреново, но попытку я оценил. Сытин же только поморщился, плечом оттолкнул воина и быстро вошёл в сырой коридор. Я шагал за ним.

Сырой пол неприятно холодил босые ноги.

«Надо было у князя сапоги попросить» — ни с того, ни с сего подумал я.

— Степан! — громко позвал Сытин.

В конце коридора хлопнула дверь. Из неё, не торопясь, вышел здоровенный мужик с длинными, как у обезьяны, волосатыми руками.

— А, Василий Михалыч! — басом прогудел мужик.

— Здорово, Степан! — кивнул ему Сытин и повернулся ко мне. — Знакомься, Немой! Это Степан — городской палач. Профессионал, энтузиаст своего дела.

Палач протянул мне широченную, как совковая лопата, ладонь. Я осторожно пожал её. Он придержал мою руку в своей, наклонился и с интересом спросил:

— Немой? Язык рвали, или резали?

Я отчаянно замотал башкой.

— С рождения он такой, — сказал Сытин.

И ни хрена не с рождения!

— А-а-а, — протянул Степан и потерял ко мне всякий интерес. — Василий Михалыч, верёвка новая нужна для дыбы! Старая совсем сгнила от сырости. Позавчера узник упал, чуть не покалечился!

— А почему ты мне об этом говоришь? — строго спросил Сытин. — Где начальник тюрьмы?

— Так он спит пьяный! — пожал широченными плечами Степан. И с надеждой спросил:

— Разбудить?

— Не надо.

Сытин досадливо сплюнул на пол.

— Василий Михалыч, я верёвку и за свои деньги могу купить, но не дело это, — продолжал Степан.

— Не дело, — согласился Сытин. — Ладно, я разберусь. Степан!

— А?

— Помнишь женщину, которая мужа отравила? Приведи её в допросную

— Сейчас, Василий Михалыч!

Степан, не торопясь, зашагал по тёмному коридору.

Я проводил взглядом его могучую сутулую спину и вслед за Сытиным вошёл в допросную.

— Кругом бардак, Немой! — пожаловался мне Сытин, садясь на скрипучий табурет. — Людей не хватает, времени не хватает порядок навести! Хоть разорвись, блядь!

Я молча кивнул и прислонился к стене.

В дверь осторожно постучали. Степан ввёл полумёртвую от страха женщину лет тридцати пяти. Её глаза глубоко запали, волосы были растрёпаны. Она безвольно опустилась на подставленный Степаном табурет и уронила голову.

— Били её? — отрывисто спросил Сытин.

— Нет, — прогудел Степан, — попользовать хотели, но я не дал.

— Ясно. Ну, выйди пока.

Женщина сидела неподвижно.

— Как тебя зовут? — спросил Сытин.

— Марья, — еле слышно отозвалась женщина.

— Мужа отравила?

— Отравила, — эхом откликнулась она.

— А за что?

Марья молчала.

— Ладно, — невозмутимо продолжал Сытин. — А чем травила? Где яд взяла?

Снова тишина.

— Степан! — чуть повысил голос Сытин.

Женщина вздрогнула.

— А? — в дверь просунулась голова Степана.

— Воды ей принеси.

— Так я уже!

Степан боком зашёл в допросную и поставил на стол кувшин и стакан.

Сытин поднялся из-за стола, налил в стакан воды и протянул женщине.

— Пей, Марья!

Марья схватила стакан и стала жадно, захлёбываясь, пить.

— Ей что, воды не давали? — строго спросил Сытин у Степана.

— Откуда же я знаю, Василий Михалыч? — пожал плечами палач. — Разве я могу один за всем уследить?

— Не травила ты мужа, Марья, — мягко сказал Сытин, когда Степан вышел.

— Отравила! — упрямо прошептала Марья.

— Он сам помер, — равнодушно продолжал Сытин, не обращая на неё внимания. — Заболел, весь высох. А потом помер. Так?

— Нет, отравила! — упрямо сказала женщина.

— Хочешь на виселицу? — спокойно спросил её Сытин. — А дети с кем останутся?

Женщина мелко, часто задрожала.

— Ох, и дура ты, Марья, ох, и дура! Испугалась, что соседи о болезни мужа узнают и дом сожгут, так? Чтобы хворь на них не перекинулась? Детей-то куда дела?

— Они дома, — глухо сказала женщина. — Старший за маленькими приглядывает.

— Ясно. Значит, слушай меня, Марья. Расскажешь мне, куда твой муж ходил перед болезнью, что делал. Подробно, всё, что вспомнишь. А потом пойдёшь домой, к детям. Поняла? Болезнь у него была плохая. Но не заразная.

Женщина с надеждой вскинула голову.

— Не вру, — строго сказал ей Сытин. — Но и ты меня не обманывай.

— Плотничал он. Когда работы не было — собирал в лесу мёд и продавал на рынке. А две недели назад пришёл без мёда. Сказал, что сильно устал, сразу спать лёг. А утром не встал.

— Куда ездил за мёдом?

— В Комариную чащу. Три дня в лесу пропадал. И вот, вернулся…

— Он старшего сына брал с собой?

— Брал иногда. А в тот раз не взял.

Марья беззвучно заплакала.

— А только всё равно я его отравила, — вдруг сказала она сквозь слёзы. — Он мучился очень, кричал, яду просил. Я и дала. Дети плакали…

— Ты этим своих детей спасла, — строго сказал ей Сытин. — И себя.

Он подумал и добавил:

— А, может, и ещё кого. Что мужу дала?

— Беладонну.

— Ясно, — разочарованно вздохнул Сытин. — Значит, беладонна их не берёт. Запомни, Немой!

Я кивнул. Ни хрена себе следствие!

— Степан! — снова позвал Сытин.

Палач приоткрыл дверь.

— Накорми её, дай ей воды умыться. А потом отвези домой, только сам. На вот тебе денег на повозку. И новую верёвку обязательно купи. После сразу возвращайся — у тебя сегодня работы много будет.

Сытин протянул палачу несколько серебряных монет.

— Понял, Василий Михалыч! Всё сделаю.

Степан осторожно помог женщине подняться с табурета и повёл к двери.

— Погоди! — окликнул их Сытин. — Марья, ты где живёшь-то? Сына твоего мне надо расспросить.

— На Плотницком конце, третий дом от ручья, — ответила женщина.

Сытин махнул рукой.

— Уводи! Идём, Немой!

Я с удовольствием выпрямился, только сейчас чувствуя, как от холодной стены заледенела спина.

Мы вышли из тюрьмы. У ворот по-прежнему скучал вояка в расстёгнутом грязном кафтане.

— Как зовут? — проходя мимо, спросил его Сытин.

— Крюк, — ответил тот.

— А имя?

— Прошка… Прохор!

— Женщину, которая мужа отравила, ты задержал?

— Нет, Косой с Митькой!

— Ясно. Слушай внимательно. Как сменишься — найдёшь Косого и Митьку. Скажешь, чтобы шли к палачу. Пусть скажут, что им полагается по десять кнутов без пощады — за то, что женщину не расспросили и не доложили. Потом разбудишь начальника. Ему двадцать кнутов — за бардак. Если выживет — отвезите в княжескую тюрьму, сдайте Никите Ильичу. Утром я нового начальника пришлю.

Сытин помолчал, глядя на побледневшего Прошку.

— Ну, и тебе десять кнутов — за то, как службу несёшь. Запомнил?

Прошка молча кивнул. Его толстый нос покрылся капельками пота.

— Не перепутай, — сказал Сытин. — Я проверю.

Мы вышли за ворота тюрьмы.

— Эх, хорошо! — с наслаждением потянулся Сытин, глядя на низко висящее солнце. — А пойдём-ка, Немой, пожрём! Заслужили мы с тобой по миске щей с мясом, или нет?

Он ухватил меня за рукав и почти бегом потащил в кабак, который стоял здесь же на площади.

На удивление, вокруг кабака не валялись пьяные. Да и внутри было чисто и тихо. Мы сели за дальний стол.

— Водки, солёных огурцов и две миски щей с говядиной! — потребовал Сытин у подбежавшего слуги.

— Щей с говядиной нет, — ответил тот. — Постный день.

— Ах ты, — Сытин хотел выругаться, но сдержался. — Ну, тащи, что есть! Только быстрее!

— Сейчас, Василий Михалыч!

Слуга убежал в кухню.

Через пару минут на столе стояла водка в холодном кувшине и огромное блюдо с солёными огурцами и неровно нарезанным хлебом.