Трио для миллиардера (СИ) - Бек Кора. Страница 17

Короче, заморочилась я конкретно. Хорошо, время позволяло. Доктор сказал, что мне тут торчать до вечера. К счастью, мне позвонила из Москвы моя старая подруга Таня Кострова. Ну я ей и обрисовала ситуацию, даром что Танюшка хорошо знает Сафарова: она на нашей свадьбе была свидетельницей.

Татьяна — настоящая русская женщина, которая мало того, что “коня на скаку остановит”, так ещё и надаёт ему по мордасам (а чтоб под ногами, засранец, не путался), всегда рубит в глаза правду-матку. А на Сафарове она, по-моему, как-то поломалась, в том плане, что Таня вечно его защищает. Сама не знаю, то ли он, как человек, пришёлся моей Таньке по душе, то ли ей его миллиарды так замутили разум? Помнится, она раньше учила меня уму-разуму: “Миллиардеры на дороге не валяются”, типа держись за Эльдара обеими руками. А такое понятие, как любовь, Татьяна не признаёт. Точнее, относится весьма скептически.

Вот и в этот раз она кинулась защищать Сафарова. Дескать, пусть он меня в моих очочках не признал, зато сразу почувствовал во мне родственную душу. Мои слова, что, находясь в больнице, Эльдар меня всё время игнорил, Танька пропустила мимо ушей. В заигрываниях Сафарова с моими коллегами она тоже ничего предосудительного не заметила, да ещё и так вывернула, будто Дар делал это нарочно, чтоб заставить меня ревновать.

В общем, моя подруга меня не поддержала, а, наоборот, обрадовалась, что я, пусть и через аварию, а встретилась с Эльдаром. Затем запела ту же песенку, что и тётя Лена: тройняшкам отец нужен, не будь, Марта, эгоисткой. А, по-моему, мои детки в папе не шибко нуждаются, они просто привыкли, что его нет. Поэтому никакого дельного совета я от Татьяны так и не дождалась. Трудно общаться с людьми, которые гнут свою линию, а твои контраргументы слушать не желают.

Затем мне позвонила тётя Лена сообщить, что она с малышами добралась до Майнца и по дороге снова встретилась с хозяином их местной булочной. Она остановилась поболтать, и господин Беккер снова удивлялся, как дети похожи на своего отца, особенно Оскар — точная копия попавшего в ДТП русского. К счастью, Ос с Оли в это время сидели болтали, а вот Ода вроде бы слова булочника расслышала и о чём-то своём задумалась.

У меня испортилось настроение, и я поспешила с тётей Леной распрощаться. О том, что я сейчас в больнице, говорить, естественно, не стала. Зачем волновать пожилого человека? К тому же меня скоро должны выписать. Надо не забыть попросить врача, чтоб мне вызвали такси. Моя-то машина осталась на стоянке. А вместе с тем в моём состояния мне за рулём ехать нежелательно. Сотрясение мозга, пусть и небольшое, так быстро не проходит.

К моменту выписки я приняла душ и привела себя в порядок. Прижав к груди два букета, вышла из палаты. Выхожу, а там картина маслом: напротив двери стоят Сафаров и господин Мюллер. У каждого в руках плотный бумажный пакет (они что, сговорились, что ли?). Меж ними расстояние. Но даже это не спасает ситуацию. Неимоверное нервное напряжение так и витает в воздухе. Кажется, ещё одна минута — грянет гром, засверкают молнии и больнице будет хана. Потому что эти двое странников, судя по их решительному виду, готовы на всё.

От неожиданности я на секунду замерла на пороге, не зная, как мне реагировать на этот экспромт. На моё счастье, из ординаторской вышел доктор. Я набралась наглости и, цокая каблучками, бросилась к нему со словами: “Вы же проводите меня, господин доктор? Мне крупно повезло, что сегодня дежурили именно вы! Я непременно оставлю на вашем сайте свой отзыв!”. Врач расцвёл, предложил мне ручку и проводил до самого такси.

Я села в машину и обернулась. У дверей больницы толкались Сафаров и учитель музыки. Я помахала им ручкой. Но доктор, который, очевидно, всё ещё находился под впечатлением моих слов, принял этот жест на свой счёт и с улыбкой помахал мне в ответ. Я подарила ему улыбку и обратилась к водителю такси: “Умоляю, скорее! Меня хотят похитить”. Мой тон и взгляд говорили о том, что я не шучу. Таксист рванул с места, не думая о том, что его за такие штучки может ожидать штраф. Я отблагодарила его улыбкой и подумала, как хорошо, что в наше время не перевелись рыцари!

Какое мне дело до фрау Вебер?

Эту фразу: “Какое мне дело до фрау Вебер?”, Сафаров не раз повторял себе в тот вечер, когда, как полный идиот, он притащился в больницу с флаконом французских духов, чтобы утешить знакомую медсестру, которая на его глазах чуть не угодила под колёса автомобиля.

Однако она не только не приняла его подарок, но даже не удостоила взглядом и упорхнула под ручку с доктором. А он остался и начал (в его-то годы!) выяснять отношения с этим на редкость упёртым немцом, который представился ему учителем музыки. Правда, что может связывать медсестру и музыканта, Эльдар так и не понял. Но спрашивать об этом немца ему не позволила гордость. Ещё подумает, что он приревновал его к фрау Вебер! В честь чего?

Своего мнения о медсестре Эльдар не поменял. Бездушная сухая женщина с бесстрастным голосом, которая вызвала его неприязнь с первого взгляда. Собственно, это неудивительно. Ведь немцы вообще не отличаются особой эмоциональностью. Однако с её коллегами: фрау Майер и фрау Шнайдер, он, пусть и не с самого начала, но всё же нашёл общий язык и даже шутил. А, когда его выписали, эти милые женщины подарили ему открытки с пожеланиями здоровья, счастья и написали свой телефончик, заверив, что они всегда готовы ответить на любые его вопросы. Казалось бы, мелочь, а всё равно приятно.

И только эта фрау Вебер и ещё одна пожилая дама простились с ним с таким видом, как будто бы они не могли дождаться, когда его выпишут. Естественно, дарить ему открытку ни той, ни другой не пришло в голову. Фрау Вебер — та и вовсе отвернулась в сторону, когда он покидал их отделение, тем самым подтвердив его и без того нелестное мнение о ней.

Тем не менее, вернувшись в отель, Сафаров почему-то часто думал о фрау Вебер. Чем-то эта женщина его зацепила, а чем — он не мог понять.

Ну, фигурка у неё неплохая, хотя, пожалуй, для женщины её возраста она слишком худая. Кожа — нежная, гладкая, белая, волосы не очень густые, но зато пышные. Правда, стрижка коротковата, однако сам волос такой, что он, когда медсестра заходила в его палату, чуть ли не бил себя по рукам, опасаясь нечаянно потянуться к её мягким, шелковистым волосам, которые напоминали ему волосы Марты. Но у его любимой они были светлые и ниже плеч, придавая ей ещё большую женственность. А эта медсестра из немецкой клиники, конечно же, была далеко не идеальна. И больше всего Эльдару не понравился её характер.

По мнению уроженца седого Востока, идеальная женщина должна быть в первую очередь скромной, обязательно женственной, мягкой и покладистой по характеру, чуткой, любящей женой и заботливой матерью. Или такой, как его Марта.

Правда, она в своё время не сразу ему открылась. Сафарова, когда он её впервые увидел во дворе районной больницы, особенно тронула её беззащитность, хрупкость и как будто удивлённый взгляд распахнутых голубых глаз. Их чистоту и щемящую душу доверчивость он смог разглядеть даже за линзами очков в роговой оправе. А её тонкие, как у цыплёнка, ножки и слабые руки долго не выходили у него из памяти, вызывая острое желание сделать для девушки что-то хорошее.

Да, его Марта по характеру была несколько холодна. Но именно эта её холодность и даже некоторая отстранённость буквально снесли тогда голову горячему восточному мужчине. Он не мог не влюбиться в Марту, потому что они с ней были абсолютно разными. Хотя при этом имели много общих точек соприкосновения. А когда в их брачную ночь он её познал, счастливее Эльдара не было мужчины на свете.

— Как же не повезло мужу фрау Вебер! — Эльдар сам не заметил, что произнёс эти слова вслух. — Да такая женщина способна превратить жизнь любого мужчины в ад! — продолжал он негодовать. — Я бы ещё понял, если медсестра из Нидеррад просто была холодна. Это можно было принять за черту национального характера. Но фрау Вебер напоминает собой самый настоящий айсберг! Она разговаривала со мной в больнице всегда с таким видом, как будто делала мне великое одолжение. Чуть что поджимала свои, и без того тонкие губы. Да на такую сухую, чёрствую женщину не позарится даже монах!