Трио для миллиардера (СИ) - Бек Кора. Страница 8

А неделька выдалась весёлой! В понедельник после того, как я накануне доставила в нашу клинику пострадавшего в ДТП по моей вине Сафарова, у меня уже прибавилось хлопот. В своё время мой бывший шеф, главврач райбольницы Пивоваров мне бывало не раз говорил: “И почему, Зарубина, тебе вечно больше всех надо?”.

Вот и на сей раз вместо того, чтоб отвезти моего бывшего в любую больницу Франкфурта, я привезла его к нам в Нидеррад — это район города, где я живу, работаю, и где мои дети ходят в детсад. Хотела, чтобы он находился под моим присмотром, а теперь расхлёбываю последствия собственной инициативы.

Потому что за это время Сафаров своим поведением хорошо потрепал мне нервы. То он в упор не хотел меня видеть, то собрался перевестись в другую клинику, то (я точно знаю, что назло мне) передумал и решил остаться у нас. А сегодня утром ему сделали операцию и я, как дура, весь день ходила переживала. Хотя, казалось бы, чего переживать, ведь я ему, извините, не мать и даже не жена?

Вчера мне пришлось отпроситься с работы на час, чтоб съездить в полицейский участок и ответить на вопросы инспектора по поводу ДТП.

Толстый немец, лениво перелистывавший страницы моего дела, явно никуда не спешил. Между тем в очереди к нему сидели ещё две немки. А инспектор с умным видом рассуждал, что даже если мне удастся избежать уголовного наказания, то услуги адвоката потерпевшей стороны, а также крупный штраф я должна буду оплатить уже в скором времени. Понимая, что инспектору просто хочется повыделываться, я слушала его, не перебивая.

Наконец, мы с ним расстались. Думать над словами инспектора мне совсем не хотелось. Это слишком малоприятная тема, чтоб портить себе из-за неё настроение. К тому же самых разных забот у меня и так хватает.

А сегодня я узнала, что этот противный тип ушёл в отпуск и вместо него моим делом будет заниматься один молодой парень. Мы с ним пообщались: нормальный парнишка, без заскоков, сказал, что, если потерпевшая сторона вдруг не будет требовать для меня какого-то серьёзного наказания, то, как матери-одиночке, большой штраф скорее всего назначать мне не станут. Уже счастье! Хотя мне и маленький штраф платить не хочется. Уж лучше я купила бы на эти деньги своим девочкам куклу, а Осу — новый конструктор.

Конечно, мне, как всякой мамочке, хочется своих детей чем-то порадовать. Однако Оскар, по мнению его воспитательницы, заслуживает наказания. Точнее, наша воспитательница, в принципе, так не думает. Фрау Шрёдер просто качала головой, пока одна из мамаш, дочка которой ходит в нашу группу, разорялась по поводу поведения моего сына.

На самом деле Осси ничего особенного не сделал. Он просто симпатизирует девочке по имени Берта, о чём я знаю уже давно, и сегодня он, будучи в хорошем настроении по случаю предстоящих выходных, на прощание поцеловал её в щёчку. Собственно, из-за неё мой сын посещает детский сад, не устраивая мне каких-то сцен, хоть сам садик терпеть не может.

Кстати, Берта и вправду, хорошая, очень миленькая девочка, так что я своего сына вполне понимаю. Да и поцеловал Ос Берту, если уж на то пошло, не в губы, а в щёчку. Короче, для паники никакого повода нет и быть не может.

Но фрау Шульман, которая, как на грех, в этот момент вошла в комнату, начала орать, как резаная. Если её послушать, то можно подумать, будто бы Оскар, прости, Господи, ни много ни мало собирался Берту изнасиловать! Ещё она кричала насчёт неприкосновенности детей и несла прочую хрень.

Естественно, я в долгу не осталась и высказала ей всё, что я думаю о ней, как о человеке, который умудряется видеть то, чего и близко нет. В общем, фрау Шульман отлично поняла, что я имела в виду, и, брызгая слюной, заявила, что она поставит перед руководством садика вопрос, что (?!.) мигранты не должны посещать детсад, если родители не могут или не хотят дать гарантий, что их дети будут вести себя (?!.) адекватно.

Просто поражаюсь, как у таких неадекватных мамаш появляются нормальные детки? Но хочешь не хочешь, а в понедельник придётся объясняться с руководителем детсада. Радости мало. Разумеется, я своих детей никому обижать не позволю. Если что, буду обращаться за консультацией в институт родительской опеки.

А самое интересное, что после общения с фрау Шульман мне пришлось успокаивать нашу воспитательницу, которая при очередном выпаде со стороны этой неадекватной дамочки в ужасе хваталась за сердце. Что приятно, чокнутая мамаша, когда я ей объяснила на пальцах, что у неё самой, по всей видимости, проблемы в личной жизни, поспешила ретироваться с поля битвы. Взяв своих деток за руки, я с гордо поднятой головой покинула садик.

Однако не успели мы переступить порог дома, как у Оли разболелся зубик. Причём дочка наотрез отказывалась показать, какой зуб у неё болит. Пришлось мне хватать всех троих в охапку и ехать к нашему стоматологу.

Доехали. И вдруг Одиллия зачем-то попросила у меня влажную салфетку. Я дала. А Оли вынула изо рта зуб, который долго шатался и, наконец, выпал. Радовались все просто, как сумасшедшие. Тем не менее на всякий случай, раз уж мы уже добрались до стоматолога, я показала дочку доктору. Осмотрев Оли, он сказал, что всё в порядке, но ради профилактики можно воспользоваться ополаскивателем ротовой полости.

Только я обрадовалась, что теперь мы можем смело ехать домой, как Оли заявила, что она за свои страдания заслужила тортик или пирожные. Пока я обдумывала это предложение, малышка начала ко мне ласкаться и добавила, что сладостями она угостит всех. А платить-то мне! Но куда деваться? Мы заехали в супермаркет.

В дороге детки радостно болтали друг с другом, а я вела машину и думала, как крупно мне повезло, что у меня есть они — Одетта, Одиллия, Оскар. Своих девочек я назвала в честь персонажей балета “Лебединое озеро”, который нам с моей подругой Таней, когда мы были в Москве, довелось посмотреть в Большом театре. А сыну дала имя в честь моего дедушки. Не представляю, что бы я без моих малышей делала? Они — моя жизнь!

Домой попали поздно вечером. Только я расслабилась, как у меня зазвонил телефон. Это звонила моя сменщица. Фрау Майер просила меня приехать, если это возможно, поскольку, с её слов, русский пациент (это она о Сафарове) после операции почувствовал себя не очень хорошо. Зная, что я родом из России, фрау Майер надеялась, что я пойму, что не так с этим пациентом, потому что он на её вопросы не реагирует, а только время от времени говорит одно слово, точнее имя: Марта.

У меня лоб взмок от волнения. Попросив соседку — добрую пожилую женщину, такую же русскую немку, присмотреть за моими детьми, я отправилась в больницу.

Почти в походных условиях

Мне кажется, я шла к своему бывшему целую вечность. Палата Сафарова располагалась в самом конце длинного коридора. И хоть по дороге я перекинулась парой слов с постовой медсестрой, а затем выслушала предположения своей сменщицы фрау Майер относительно состояния русского пациента, меня не переставало колотить, а коридор всё не заканчивался.

А, может, это я находилась в таком взвинченном состоянии, что воспринимала всё не как обычно? Не знаю. Но колени у меня конкретно подгибались, когда я отворила дверь палаты.

Я была сильно взволнована словами фрау Майер, которая при встрече мне повторила, что русский пациент на её вопросы не реагирует, но иногда со стоном произносит имя некоей Марты. Моему приезду она очень обрадовалась и пошла заниматься другими делами.

Ну а я просто не знала, что думать в этой ситуации. Возможно, общий наркоз, с которым Сафаров прежде не сталкивался, оказывает на него такое угнетающее воздействие, что он никак не может прийти в себя. Фрау Майер что-то там говорила про помутнение сознания, но лично я в этом пока не уверена.

Всё-таки мой бывший — молодой сильный мужчина, чтоб так реагировать на, в общем-то, обычную медицинскую процедуру. Это в прошлом веке наркоз мог вызывать осложнения. Значит, дело в чём-то другом. Может, в индивидуальных особенностях организма?