Манускрипт египетского мага (СИ) - Тегюль Мари. Страница 55

Ну вот, во время Бородинской битвы Багратион был смертельно ранен и умер через 16 дней. Тут вдруг всплыла еще одна тайна. В Багратиона, от которого жена бегала по всей Европе, была влюблена дочь императора Павла, тоже Екатерина Павловна, редкая красавица, родная сестра императора Александра Первого, победителя Наполеона. К ней в свое время сватался Наполеон, и император был не проив этого союза, но Екатерина Павловна, поддерживаемая своей матушкой, категорически отвергла этот брак. В бумагах Багратиона после его смерти были найдены пылкие письма великой княжны. А сама княгиня Багратион была интимным другом императора.

— Надо же, как все спутано! — воскликнула Лили.

— Но вернемся к Александре Васильевне, — продолжала Елизавета Алексеевна. — Она была выдана своим всесильным дядюшкой на следующий день после свадьбы сестры за коронного польского гетмана генерала-аншефа графа Франциска Ксаверия или Ксаверия Петровича, на российский лад, Браницкого. Вы помните девичью фамилию супруги графа Михаила Семеновича Воронцова, Елизаветы Ксаверьевны? Так вот, Елизавета Ксаверьевна была пятым ребенком и третьей дочерью супругов Браницких.

Вы не запутались во всех этих хитросплетениях? Ну что ж, такова была жизнь. Теперь же начинается самое главное. Когда граф Воронцов был назначен наместником на Кавказе, а это случилось в 1844 году после того, как он показал себя блестящим Бессарабским и Новороссийским наместником, и стал переезжать из Одессы в Тифлис, за ним и Елизаветой Ксаверьевной потянулись бесконечные вереницы аристократов и простолюдинов, его родственников, ее родственников, близких ему людей, чиновников, которых он забрал с собой, инженеров, архитекторов, актеров. Все те, о которых я вам рассказывала, или близкие им, на долгое или короткое время оказывались в Тифлисе. В том числе и мои родители, связанные родством с Браницкими, Радзивиллами и Любомирскими. Так и мои родители оказались в Тифлисе.

В 15 лет я была выдана замуж. Но так говорить было бы неверно. Все было по моей и только по моей воле. Как-то однажды в Остроге к нам в дом приехал друг детства моего отца, старый польский рыцарь, как будто бы сошедший со страниц романов Генриха Сенкевича. Это был польский граф Вацлав Оссолинський, тайный советник Российской империи, кавалер ордена св. Владимира первой степени, рыцарь Мальтийского ордена. Он был среднего роста, с красивой коротко подстриженной бородой каштанового цвета, в которой сильно серебрилась седина, коротко подстрижен, не по обычаю того времени и c совершенно седой головой. Его серые глаза могли становиться стальными, но обычно взгляд его был мягок. Граф был настолько необыкновенным человеком, что я влюбилась в него со всем пылом молодости. До того, как я встретила графа, я была совсем ребенком и не интересовалась мужчинами. Не буду рассказывать, какие пришлось мне преодолеть препятствия, но я вышла замуж за графа. А главным препятствием было то, что он был старше меня на пятьдесят лет. И он понимал то, чего не могла понять я по молодости. Горячо любившие меня родители не смогли отговорить меня, да и не хотели обидеть самолюбивого графа. Граф накануне свадьбы сказал мне, что он связан обязательствами по отношению к Ордену. Я по молодости лет не могла представить себе, какие обязанности выполняет граф, а он потребовал от меня полного вхождения в его дела. Я дала ему клятву хранить его тайны и помогать ему во всем. Тогда, в юности все это мне казалось просто игрой. Но когда спустя три года граф пустил себе в висок серебряную пулю, которую сам отлил из серебряной рюмки, я оказалась связанной своими клятвами и мне пришлось выполнять его обязанности по отношению к ордену. Вы же понимаете, что серебряная пуля была неспроста, так делали, когда хотели убить в себе дьявола. Почему он так поступил — это осталось тайной. Я не замечала никаких его связей с потусторонними силами. Мой отец, тоже рыцарь мальтийского ордена, помогал мне во всем. Заботы Ордена заставили меня переехать в Тифлис. Я помню Тифлис во время его бурного строительства и расцвета времен наместников Воронцова и Барятинского.

— Замечательные, наверное, были времена, — мечтательно сказала Лили. — Ой, Елизавета Алексеевна, простите, я снова перебила вас.

— Ничего, я немного передохну, — сказала Елизавета Алексеевна. — Ну, продолжим. Надо сказать, что я подолгу жила вне Тифлиса. И много ездила как по Европе, так и по Востоку. 20 лет тому назад опять же по делам Ордена я отправилась в Индию, в Бомбей, где повстречала теперь такую известную Елену Петровну Блаватскую, которая была мне знакома по Тифлису. По отцу она происходила от владетельных Мекленбургских князей Ган фон Роттенштейн-Ган. Со стороны матери — прабабушка Елены Петровны была урожденная Бандре-дю-Плесси — внучка эмигранта-гугенота, вынужденного покинуть Францию вследствие религиозных гонений. Она, большой знаток Востока, рассказала мне о йезидах и о влиянии их религиозного учения на Европу. Потом мы вместе с ней съездили на Малабарское побережье, где она познакомила меня с удивительным человеком, как по внешности, так и по внутреннему содержанию.

Это настолько удивительная история, что я должна вам ее рассказать. Некий фламандец из знатной семьи был по делам службы в Индостане. Вы знаете, там, на Малабарском побережьи, где находится португальская Гоа, есть и голландские поселения. Там дела свели его с магараджей, у которого была красавица дочь. Надо сказать, что фламандцы очень романтичны. Он без памяти влюбился в дочь магараджи, весьма капризную и своенравную, которая ничего на свете не боялась, охотилась на тигров со слонов, предпринимала поездки по всему Индостану. Она ответила полной взаимностью пылкому влюбленному и потребовала от своего отца разрешения на этот брак. Магараджа, обожавший свою дочь и знавший, что ей нельзя перечить, согласился. Шли приготовления к свадьбе, но влюбленные не желали ждать. Никто не знал, что она уже ждала ребенка от своего возлюбленного. Так как свадьба была близка, то они решили это скрыть. Накануне свадьбы была устроена пышная охота на тигров, и точь в точь так, как это бывало и в Европе, нежелательный жених трагически погиб на этой охоте. Убитая горем девушка открылась отцу и тот тайно отправил ее в один из индуистских храмов, где она находилась под хорошим присмотром. Когда родился ребенок, брамины были потрясены. Был отправлен гонец к магарадже с известием о том, что его дочь родила бога. Младенец родился необычайно волосатым, все его тело, за исключением кистей рук и ступней ног, было покрыто длинными волосами. Было сочтено, что младенец является воплощением бога Ханумана.

Дочь магараджи оказалась просто бешеной матерью. Всю свою жизнь, каждую минуту она посвятила своему ребенку. Несметные сокровища магараджи, воспитание, которое было дано этому, правда, необыкновенно одаренному, сделали из него удивительного человека. Слава об индийском принце необычайной внешности и острого ума разошлась по всему Индостану. Кто только не приезжал к нему во дворец, можно сказать, что там перебывали все представители самых знатных фамилий Европы и Востока. Побывали у него и рыцари с острова Мальты.

О чем они беседовали с ним, какие секреты его происхождения были ему открыты, это тайна, но прожили они у него довольно долго. После того, как мальтийские рыцари отбыли, принц удалился от мира, перестал принимать кого бы то ни было и только редкие избранные лица могли получить у него аудиенцию. Его теперь почти нельзя было встретить в его многочисленных дворцах. Встречи с ним происходили под покровом тайны и в самых необычайных местах.

Ник вскочил и стал быстро ходить по комнате. Рассказ Елизаветы Алексеевны вдруг стал не просто интересным. Кажется, он может кое-что прояснить.

Лили и Елизавета Алексеевна с удивлением смотрели, как Ник метнулся по комнате. Но тут он взял себя в руки, сел в кресло и попросил:

— Пожалуйста, продолжайте, Елизавета Алексеевна.

— Да, конечно, — кивнула она и продолжила:

— К принцу мы добирались не просто. Вначале это была поездка в паланкинах, потом верхом, а последнюю часть пути нам пришлось идти пешком, с проводниками, каждый из которых вел нас только свою часть пути. Наконец, мы добрались до развалин индуистского храма. Внутрь нас повел еще один проводник, видимо, брамин.