Нас невозможно убить (СИ) - Осадчая Виктория. Страница 4

О чем он говорил я догадывалась, только не могла понять, как узнал. Господи, это ведь было так давно, что сейчас казалось неправдой.

— А ещё знала, что могу получить все, что только пожелаю.

— Но ведь не все получила, — хитро улыбнулся мужчина.

— Есть в жизни вещи, где папа не поможет, — я отпила из бокала. Вкусно! — А откуда ты знаешь?

— Думаешь было не видно? Говорили мы сейчас о только для нас известных вещах. И мне так нравилось, что он не сказал ничего прямо, не бил в лоб фактами. Нет, от стыда бы я сейчас уже не сгорала, но всё же эту дыру, что сейчас перестала меня засасывать на какое-то время, уже не запечатаешь. Мы ещё немного пофилософствовали, обойдя опасные для меня темы, а когда я засобиралась домой, тренер вдруг сказал:

— После семи можешь приезжать. Как раз у Андрея занятия заканчиваются. Он не любит, когда ему мешают.

— Спасибо, Петрович! И кстати, пряники зачерствели. Я завтра свежие привезу.

Уходила, не смотря в ЕГО сторону. Я знала, если взгляну, то будет болеть сильнее. Андрей Разумовский или, как его тогда все называли, Анраз. В клетке он носил имя Дикий. А для меня он был Андрюшка. Не могла о нем думать по-другому.

Наверное, все четырнадцатилетние девочки создают себе идеал, влюбляясь во что-то недостижимое. Этим недостижимым для меня и был как раз Разумовский. Разница в возрасте в пять лет ощутима, когда ты подросток. Взрослый красивый парень будет смотреть на тебя, как на букашку, или вообще не замечать, как было в моем случае. И сейчас не действует то, что после суда ты разочаровалась во всех мужчинах. Это неправильно, но против Разумовского были бессильны все мои правила. А я об этом даже не знала до этого самого вечера. Он казался тем запретным плодом, вкусить который мне не довелось. И если тогда я не размышляла на эту тему, будучи в том возрасте, когда поцелуй казался простым обменом микробов. Но сейчас…сейчас это запретное казалось таким притягательным. Особенно, когда ты позволила себе заметить капельки пота на его коже. И ведь на этой груде мышц подобное смотрелось настолько соблазнительно, что снова становилось больно дышать. Даже думать больно.

На следующий день дома я обыскала все коробки со старыми вещами, чтобы найти свои накладки. Помню, как я тщательно выбирала цвета и были они у меня все под определенные кимоно, с этим учётом подбирались и шлемы. Хотя в клубе на соревнованиях мы всегда выступали исключительно под бесящим меня красным цветом.

Естественно, все это старье одевать я не собиралась. Просто было интересно посмотреть, потрогать, повспоминать. Поэтому в этот день шоппинг был исключительно по «Спортмастеру». А когда глянула на себя обтянутую лосинами, поняла, что лучше уж что-то пошире, да помешковатее, чтобы скрыть костлявость. И все же продавец-консультант засыпал меня комплиментами, чтобы только я купила эти чертовые дорогущие лосины, а вместе с ними и шорты. Ладно! Когда-нибудь же мои килограммы вернуться, тем более аппетит, наконец, проснулся, и я уплетала сейчас все, что попадалось под руку.

Не забыла ещё прикупить пряников для Петровича. Ну, и платье выбрала на завтрашний вечер. У нас же всё-таки юбилей.

— Извини, думал, ты знаешь, — развел руками папа.

— Ну, конечно, я же телепат. Пап, я на год выпала из реальности.

— До сих пор обвиняешь меня?

— Нет. Вообще хочется, чтобы все вокруг забыли, а люди не устают напомнить.

— Как раз о вопросе твоей личной жизни. Хотел тебя познакомить с одним человеком.

— Когда ты успел свахой стать?

— Ну, а почему бы и нет? Это не твой шалопай.

— Давай так, чтобы тебя не обидеть, я познакомлюсь с ним. Но остального не обещаю, — вздохнула, собираясь с мыслями.

— Хорошо, мне этого достаточно. Главное, чтобы ты не показывала свою изначальную скептическую настроенность.

— Я тебя услышала.

Ещё мне не хватало, чтобы папа выбирал мне с кем дружить. Но мне нравилось, что он шел на конструктивный диалог и уже не пытался навязывать мне человека. Тем более, что сейчас думала я совсем о другом.

Андрей приходил ночью во сне. И почему-то я видела его моложе, в том возрасте, когда он уехал. Я снова в этом сне переживала утрату, которая разъедала внутри. Я чувствовала, как мне плохо, как больно. Тогда для шестнадцатилетней девочки это были самые тяжёлые эмоции. И наверное пережить такое ещё раз было мне не по силам. Хотя я же сильнее, чем думаю. Ведь так?

Не знаю как морально, а физически я была слаба, несмотря на то, что техника вроде как осталась. Наверное, это как езда на велосипеде: ноги болят, но ты всё равно едешь, потому что освоил когда-то это умение. Но я работала. Выжимала из себя последнее, зная, что завтра не смогу одеть шпильки, потому что будут болеть мышцы с непривычки. Но какое это было счастье. Мне давно нужна была подобная взбучка.

— Локти, — услышала я за спиной, когда начала колотить грушу.

— Что? — я думала показалось, думала галлюцинации начались без антидепрессантов. Но нет. За спиной стоял Разумовский и наблюдал за мной.

— Локти немного подними, — он даже подошёл, поправил мои руки для правильного удара. — Так бить легче и удобнее. А то потом с переломами ходите.

Во-первых, его здесь не было, когда я пришла заниматься. Во-вторых, ОН КО МНЕ ПРИКОСНУЛСЯ. В-третьих, наступил тот момент, которого я боялась все это время — он заговорил со мной. В-четвёртых, прикоснулся же! Мне ведь не показалось? И теперь мне надо было как-то реагировать.

— Ты помнишь?

— О чем? — удивился он.

— Что я руку ломала.

— Это была ты? — хмыкнул Разумовский. Вот к таким последствиям обычно ведут ошибки — никто не помнит тебя, зато помнят тот провал.

— Гордиться нечем, понимаю, — пожала я плечами.

— Так ты — легенда.

— Не поняла.

— Девчонки перешептываются и дошло до того, что соперница у тебя была чистый зверь, поэтому не могло быть по-другому, — Дикий улыбался, пересказывая легенду о храброй девочке Жеке.

— Еще лучше, — закрыла я глаза ладошкой от смущения. Смущение? Давно не было в моем лексиконе подобного слова. Это ведь не про меня. Но когда на тебя так внимательно смотрят серые глаза, ты чувствуешь себя именно той шестнадцатилетней девчонкой.

— Так ты детей тренируешь? — принялась я снова бить своими молоточками по огромной наковальне.

— Да, — последовал однозначный ответ. И снова поправили мне локоть. — Сейчас повредишь себе что-нибудь и затаскаешь нас по судам.

— О, нет! Даже если бы очень хотела. Меня от судов тошнит, — говорила я с остановками, выверяя каждый удар.

— Но все же, — проговорив это, он оставил меня одну. Нет, не просто одну, а терзаемую чувством полного внутреннего опустошения. Словно оторвал кусок от души. Искала успокоения, только вот не получилось.

Раньше я не могла разобраться в том, что меня всё-таки гложет, что не даёт в полной мере насладиться жизнью, расслабиться. А теперь я наполнялась одним только взглядом, пусть холодным и пустым, одним лёгким прикосновением. Я даже представить боялась, что было бы если…

И все же уходила я в этот вечер с чувством полного удовлетворения, довольная собой. Я получила то, за чем сюда шла. Моё внутренне Я ликовало от такой разрядки. И все же разум упорно твердил, чтобы я обратилась за этой помощью куда-нибудь в другое место. Фитнес-клубов что ли мало по городу? Наверное, я все же понимала, что могу навредить себе ещё больше, но не могла теперь отказаться от мазохистского самоуничтожения. Все, что так тщательно когда-то скрывалось и забывалось в один момент выплыло наружу. И этот ящик Пандоры мог выстрелить в любой момент. Я хоть и психолог, но ещё тот шизофреник.

Как я и предполагала, все части тела болели с непривычки. Я даже ноги еле с кровати спустила, но через несколько минут смогла расходиться. Что в таких случаях помогает? Много фруктов и белка для употребления в пищу, горячая ванная с эфирными маслами, сауна, массаж. Вечером я должна была надеть каблуки, поэтому весь день только и делала что кушала и валялась в воде. А перед походом в салон побыла десять минут в сауне. С молочной кислотой в мышцах дольше там быть просто запрещено.