Нас невозможно убить (СИ) - Осадчая Виктория. Страница 40

— Я не знаю, Андрей. Смотри дальше. По словам твоей сестры, ты умер. Именно в день моей свадьбы ты умер.

Разумовский ещё долго не мог понять для чего это его сестре, но то, что он узнал номер и поверил мне, это было бесспорно. В душе снова зарождалась какая-то надежда. Я рассказывала ему все, даже про то, что лежала в центре по лечению зависимости. Лишь от одной зависимости в лице Андрея, они меня избавить не смогли. 

— Наверное поэтому отец твой сказал, чтобы я тебя не подпускал к себе. Ты сбежала, когда они решили, что твои нервные срывы лучше лечить специалистам. 

— Они меня в психушку упечь решили? — не поверила я. 

— Вот честно, я уже ничего не знаю. В голове не укладывается то, что мои мама и сестра были в курсе всего. Мне нужно время, чтобы разобраться. 

— А я оставила попытки что либо понять, потому что устала жить в постоянном обмане. 

— Мне пора возвращаться на работу. 

— Конечно, — проглотила я ком в горле, чтобы не расплакаться. 

— Ты где остановилась?

Я выпалила адрес, даже номер комнаты, а потом вдруг запереживала. 

— Ты ведь меня не сдашь им? 

— Нет, Божена. 

— Главное я убедилась, что ты жив. И у меня остался последний вопрос. Ты с ней счастлив? — Разумовский одарил меня непонимающим взглядом. — Твоя мама сказала, что у тебя есть девушка. 

— Была, — я с облегчением выдохнула. Хотя признаюсь, что жуткое чувство ревности давно шевелило щупальцами. Мы вышли на улицу, оставляя позади кафе. — Ещё вчера была. Не берусь утверждать, что мы окончательно расстались, но с ней я чувствовал себя живым, что ли. Не хочу говорить о том, что было со мной после того, как я пришел в себя, а тебя рядом не оказалось. Но когда я познакомился с Милой, жить стало гораздо легче.

— Это мне и нужно знать. Я не хочу тебя оставлять в ненадежных руках. 

— А ты куда-то собираешься? 

— Я образно. А вообще, да! Рано или поздно Самойленко меня найдет. И не факт, что меня не упекут в какую-нибудь лечебницу. Поэтому, наверное, вечером или утром я сяду на первый попавшийся рейс и улечу куда-нибудь, — это я придумала сейчас. Но это план казался таким правдоподобным, что я сама верила. - А ты мне пообещай. 

— Что именно? 

— Что будешь жить полноценной жизнью ради меня. Ради того, что я прошла. 

— Я верну все до копейки Самойленко. 

— Не нужно, Дикий! — я провела ладонью по его щеке, вспоминая, какое это прекрасное ощущение. — Это мой тебе подарок. Я вполне достаточно пережила за эти деньги. Я за них уже рассчиталась.

Он заключил меня в свои медвежьи объятья. Как-то так резко и немного неуклюже. По-моему, даже между позвонками хрустнуло от его хватки. Я боролась со слезами, уткнувшись в мощное мужское плечо. Руки ходили ходуном от мелкой дрожи, но они цеплялись за него. 

— Я не хочу прощаться, — призналась честно. — Но знать, что ты жив гораздо проще, чем оплакивать тебя каждую ночь. Мы не увидимся больше. Я тебе обещаю, что оставлю тебя в покое. 

— Думаю, так будет лучше, — согласился Андрей.

Понимая, что больше не могу, оттолкнула его и пошла прочь. Не оборачиваясь. Слёзы беззвучно стекали по щекам, а я не пыталась их как-то сдерживать. Я отпустила. Нет не отпустила. Но обязательно отпущу. И возможно когда-нибудь, через много лет и я, наконец, обрету свое счастье.

Бродила по городу. Даже решилась купить себе новые вещи, потому что уже второй день ходила в одном и том же. Купила новый телефон, занесла туда номера Олега и Нади, а от старого избавилась, как и от кредиток, которые пошли на дно Москва-реки.

В гостинице меня ничего не ждало, но я почему-то решила вернуться уже ближе к вечеру. Нужно было сдать ключ и… не знаю. Что-то тянуло. Решила, что там приму душ и начну собираться в дорогу. За день передумала много. Возможно, нужно было бороться за Разумовского. Но, возможно, так лучше. Я ведь научилась жить без него, существовала как-то эти годы. Пора прекращать мучить себя глупой детской влюбленностью. И, возможно, Надежда Петровна сейчас меня там проклинает за мои слова. Язык мой — враг мой. Но если было бы только можно. Если бы… Но эти полчаса, проведенные с Андреем, дали мне точно понять, что я не хочу больше ни во что его втягивать. Потому что сейчас со мной рядом было находиться не то, чтобы опасно, просто вредно.

Нужно было настроиться. Единственное, вернее единственный, кто меня здесь держал — это Разумовский. Старые вещи в мусорное ведро. Контрастный душ после такого долгого и богатого на эмоции дня. Впрыгиваю в нижнее белье, когда раздается стук в дверь. Ругаясь про себя матом, натягиваю халат, который предоставляла гостиница и, наконец, открываю. Хотя умом понимаю, что там может быть Слава или папа, но…

В следующее мгновение меня словно сносит потоком воздуха, припечатывая к стене. Я всё ещё не могу понять, а напористые мужские губы целуют мои, причиняя лёгкую боль. И только уловив запах, даже не открывая глаз, я с яростью отвечаю на этот поцелуй. Крышу просто рвет от удовольствия и счастья, которое переполняет все внутри. На пол падает что-то тяжелое, но я не обращаю внимания, стягивая с него ветровку. Руки лезут под футболку, вспоминая давно забытые ощущения жара его кожи. Пояс моего халата поддается под натиском Разумовского, и вот он уже бесформенной грудой лежит на полу. Легко избавлюсь от его футболки, спускаюсь к ремню брюк, когда Андрей начинает покрывать поцелуями мою шею, скулы, спускается к ключицам. Ему мешает белье. Слышу едва уловимый треск, пока ещё эмоции не полностью захлестнули. 

— Дикий, аккуратно. Я замерзну ночью без трусиков, — улыбаюсь. 

— Не переживай, я согрею, — шепчет он, улыбаясь в ответ.

Холодная простынь под спиной. Горячее тело сверху. Миллионы поцелуев, которые превращаются в крошечные разряды, не давая моему сердцу остановиться от счастья. Я проваливалась в этот магнетический вихрь, где единственным ориентиром были губы Андрея. Я терялась, кричала, царапала, впиваясь в спину мужчины, который дарил мне эти ощущения.

И когда Андрей оказался внутри меня, я уже не могла контролировать себя. Бесконтрольная, поддавшаяся эмоциям, я только могла рвать голосовые связки. Мой! Мой! И только мой! Волна экстаза накрыла с головой, заставив задохнуться от удовольствия. И я боялась отпустить его хоть на мгновение, чтобы то, что оказалось реальностью, вдруг не превратилось в игру моего воображения. Только вот я проваливалась, наконец, в сон. Странно все это. 

— Если ты не проснешься сейчас же, я улечу без тебя, — кожу что-то щекотало. Ощущение коротких поцелуев, которые спускались от шеи к груди заставили меня открыть глаза. 

— Это не честно, — заявила я. 

— Что именно? 

— После такого пробуждения необходимо продолжение. 

— Пусть это будет тебе стимулом, — улыбнулся Дикий. — И ты прости, но я когда ворвался к тебе, совсем не подумал о контрацепции.

Он говорил таким будничным тоном, словно не было между нами недоговоренность и этих двух лет. Словно мы после того злосчастного боя совершаем то, что и планировали. 

— Ты думаешь, меня пугает возможность иметь от тебя ребенка? 

— Нет? — приподнял уголки губ. 

— Нет! — соглашаюсь я, подымаясь с места. За окном темно, лишь огни огромного города врываются в номер, создавая ощущение полумрака. — А ты как здесь? — перевожу взгляд на рюкзак, стоящий одиноко у стены. 

— Тоже сбегаю. Ты не против попутчика? — машу отрицательно головой в знак согласия, не в силах поверить в реальность происходящего. — Прости, что изначально сомневался. У меня просто в голове это все не укладывается. 

— Давай, не будем об этом, — я принялась натягивать нижнее белье. 

— Почему? Я понимаю, что для тебя это всё больная тема, только я прозрел сегодня. Долго говорил сегодня с мамой. Она, наконец, призналась. 

— И? — я да остановилась, чтобы выслушать его. 

— Сказала, что твой отец предложил ей деньги на мое лечение в обмен на то, чтобы она тебя отвалила. По плану, для тебя я должен был оказаться мертвым. И, как она сказала, уж лучше похоронить сына на словах, чем в реальности.