Травля (СИ) - Сербинова Марина. Страница 2

— Просыпайся! Очнись, ну же!

— Нет… нет… — стонала та, слабо сопротивляясь, но потом все же распахнула глаза, уставившись на склоненную над ней женщину.

— Эмили! — вскрикнула она.

— Здесь нет никакой Эмили, очнись! Тебе приснился кошмар, — выпалила Торес и замолчала оттого, насколько нелепыми показались ей свои последние слова. Опустив взгляд на пятна на теле заключенной, она с облегчением увидела, что они перестали расползаться. И вдруг отскочила с криком, увидев, как в одной из зловонных, каких-то гниющих на вид язв что-то копошится.

— О Боже! Что это?

— Это червь… если бы ты не разбудила ее, еще бы не то увидела, — невольно отступая и скривившись от отвращения, отозвалась Скавелло. — На выход. Быстро.

— Я не понимаю… — простонала Торес, ошеломленная происходящим.

Проследив за ее взглядом, заключенная дрожащими пальцами подцепила копошащегося в ее плоти белого червя и скинула с себя. Потом подняла большие, налитые кровью глаза, в которых вдруг вспыхнула ярость.

— Я не успела! Я же просила меня не трогать! Из-за вас… Я не успела из-за вас! Тупые жирные суки! Я же говорила, не лезть ко мне! — с каким-то диким, нечеловеческим рычанием заключенная подскочила и бросилась на них.

Торес много лет проработала в тюрьмах, ее трудно было удивить или напугать, но сейчас она в оцепенении замерла, смотря на обезумевшую женщину… Вернее, не женщину, а нечто… напомнившее фильмы ужасов про зомби или оживших мертвецов. На нее бросился не человек… это не могло быть человеком. Это был оживший труп, с трупными пятнами, разлагающейся плотью, в которой копошились черви, с ужасными глазами… Торес точно помнила, что глаза у заключенной были прозрачно-голубого красивого цвета, как сапфиры, и красивее этих глаз ей видеть еще не доводилось. Но сейчас вместо голубой радужки было что-то красное, из-за чего Торес поначалу показалось, что глаза ее налиты кровью. Торес вдруг почувствовала, что волосы у нее на затылке становятся дыбом…

И этот труп вдруг сжал невероятно сильными холодными пальцами ее запястье, и этот холод проник внутрь, ее рука начала быстро неметь, а потом появилась боль…

Торес опустила взгляд и закричала, увидев как от запястья вверх по ее руке поползло зловещее пятно, такое же, как у заключенной.

Но в следующее мгновение Скавелло с силой ударила заключенную дубинкой по лицу и та, глухо вскрикнув, разжала пальцы и упала на пол.

Вытолкав Торес из камеры, Скавелло с грохотом захлопнула дверь и дрожащими руками заперла на замок.

— Сутки без еды и воды, тварь! — выкрикнула она распластанной на полу заключенной.

— Если мне еще хоть раз кто-нибудь помешает, того я отправлю в ад, — прорычала та, обернувшись с искаженным окровавленным лицом, и протянула к ним руку.

Женщины попятились назад, сжимая пальцами дубинки.

— Ты сама туда скоро отправишься, дьявольское отродье, — пытаясь не показать страха, ответила Скавелло.

— Нет, потому что я уже там! И с удовольствием затащу туда кого-нибудь из вас, если вы опять мне помешаете! — прошипела женщина, испепеляя их жутким нечеловеческим взглядом.

Скавелла заметила, как крестится Торес, и схватила ее за руку, к которой прикасалась заключенная.

— Как твоя рука? — встревоженно спросила она. — Ты ее чувствуешь?

— Да… болит… Что это? Что произошло? — простонала Торес.

— Пойдем, — Скавелло потащила ее прочь. — Я же говорила не трогать ее! Нельзя ее будить!

— Но то, что с ней происходило…

— Я знаю! Но я позвала тебя посмотреть, просто посмотреть, чтобы ты знала об этом и была готова, если вдруг увидишь это снова. Ее ни в коем случае нельзя будить, чтобы ты не увидела! Если ее разбудить, она впадает в ярость. Как будто и не она это вовсе. Когда я увидела ее такой, я сразу перестала сомневаться в том, что она способна на убийство.

— Но ее тело… эти пятна… язвы… черви… что это? Что с ее глазами? Почему это появляется на ее теле… так быстро… как будто она гниет… разлагается…

— Не как будто. Так и есть. Это трупные пятна. И самое настоящее разложение. И черви. Все настоящее, Торес. Так сказал врач, осматривая после первого случая, когда это с ней произошло. Он не смог это объяснить. Сказал, что так не бывает. С живыми. Когда она впадает в этот странный транс, с ней начинает это происходить. Она вопит от боли, с кем-то разговаривает… и в это время начинает разлагаться, как мертвая, очень быстро… Ты заметила, какая стояла вонь? Еще неделю минимум будет вонять, пока она не восстановится. Эти повреждения… они заживают. Проходят. Как самые обычные раны и синяки. И эта краснота из глаз уходит. Она восстанавливается. Только кажется, что как будто становится с каждым разом все слабее и слабее. Ты заметила, какая она худая? Одни кости. А ведь когда ее сюда привезли, у нее такое шикарное тело было. Настоящая красавица. Недаром Джеку Рэндэлу крышу снесло, когда ее приговорили к казни. Говорят, он очень ее любит. Видел бы, во что она превратилась. Увидел бы, как в ней черви копошатся, как от нее воняет, сразу бы разлюбил.

— А он… знает?

— Не думаю. Нам приказано помалкивать. Начальство закрывает на это глаза. Никому не нужны проблемы. Никому нет дела до нее и до того, что с ней происходит здесь. Тем более, никто не хочет проблем с Рэндэлом и его адвокатами. Один из них навещал ее несколько раз, белобрысый такой, Зак Райли. Вроде как, правая рука Рэндэла, но тогда она еще ничего была. На человека похожа. Теряла вес, но еще не так. Думаю, они знать не знают, что здесь происходит на самом деле.

— А что здесь происходит на самом деле? — охрипшим от ужаса голосом спросила Торес.

Скавелло только плечами пожала.

— Черт его знает. Может быть, она ведьма. Или сумасшедшая с какой-то необычной болезнью, о которой еще не известно нашему доктору. Священник, который ее навещает, говорит, что она одержимая. Ну, дьяволом. Или злым духом.

— А ты как думаешь?

— Я думаю, последнее. Что она или ведьма, или одержимая.

— Почему ты так уверена?

— Да потому! Ладно, ее странное поведение можно посчитать сумасшествием, закрыв глаза на заключение судебной психиатрической экспертизы, из-за которой ее и приговорили к смерти. Ладно, ее странные и такие быстрые и неожиданные повреждения на теле и в глазах можно посчитать признаками неизвестной болезни. Но как объяснить это? — Скавелло указала на руку Торес, на которой остались заметные пятна. — Как она это сделала? Заразила своей болезнью через прикосновение?

Торес побелела от ее слов.

— Не бойся. Это не так, — поспешила успокоить ее Скавелло. — Эта штука не полезет дальше. Должно пройти. Но ты все равно покажись доктору. Знаешь, что случилось с твоей предшественницей, на чье место ты перевелась? Ей ампутировали руку. И виновата в этом эта тварь.

— Что произошло?

— Да вот так же вцепилась в нее, когда Перес ее разбудила… А Перес была одна, не сразу справилась… Знаешь, какая эта тварь сильная? Ты не смотри, что у нее одни кости…

— Да, я уже поняла, — Торес потерла запястье, за которое ее схватила заключенная. — И что?

— Да пока вырвалась… поздно было… пришлось руку отрезать. Так что ты поосторожнее с ней. Перес всегда ее будила, как будто назло… хотя мы говорили ей, не трогай ее… не лезь. Но ее раздражали ее вопли и стоны, когда это с ней происходило, и вообще, Снежинка ее бесила, с самого своего прибытия сюда… она ненавидела таких, как она. Богатеньких холеных цыпочек. Расфуфыренных и разбалованных жен богатых и влиятельных. Жена Джека Рэндэла… жена сенатора! Не каждый день к нам такие попадают. А в блок смертников — и подавно!

— Но ведь она — смертница. Она не простая заключенная, — в голосе Торес послышалось возмущение. — Какая разница, чья она жена! Чтобы не совершила эта женщина, и какой бы она не была, ей вынесено самое суровое наказание — смерть. Если Перес хотелось поиздеваться над заключенными, то ей не место в блоке смертников! Нужно быть последней тварью, чтобы издеваться над смертником!