Есть что скрывать - Джордж Элизабет. Страница 6

За все три часа, проведенные на посту, никто не вошел и не вышел через запертую дверь, которая вела к квартирам наверху. Но Адаку по секрету сообщили, что кто-то здесь обязательно появится, и эта перспектива удерживала ее здесь, несмотря на урчание в животе, настоятельно требовавшее ужина. Она потратила слишком много времени и сил на поиски «Клиники женского здоровья в Хакни». Конечно, можно прийти завтра и снова устроиться у входа в кинотеатр, но свет в окнах верхнего этажа говорил ей, что там кто-то есть. Остается лишь дождаться, когда они выйдут, даже если ждать придется до утра.

За то время, пока Адаку тут торчала, звуки улицы стали другими: болтовня пешеходов, детский плач и крики подростков на скутерах сменились ревом машин, пиликаньем скрипки, доносящимся из какой-то квартиры, мелодией, которую исполнял на аккордеоне уличный музыкант перед фотоателье «Снаппи Снапс», в нескольких шагах от букмекерской конторы «Пэдди Пауэр», – вне всякого сомнения, музыкант надеялся, что какой-нибудь удачливый игрок после выигранной ставки на скачках бросит ему несколько монет.

Адаку жалела, что не взяла с собой сэндвич. Или хотя бы яблоко и бутылку воды. Но она не думала, что нужно запасаться едой. Да и времени не было. Пришедшее на телефон сообщение «Она здесь» направило Адаку от станции метро «Вест-Бромптон» к кинотеатру «Рио», и только еще одна эсэмэска может заставить ее уйти отсюда, пока она не увидит, как кто-то выходит из здания на другой стороне улицы.

Прошло десять минут четвертого часа наблюдений, и долгое ожидание наконец принесло плоды. Свет в окнах верхнего этажа погас, и через минуту открылась дверь, ведущая в квартиры над магазином игрушек. На улицу вышла женщина. В отличие от Адаку, она была одета по-английски, в обтягивающие брюки и тонкий свитер в красную и белую полоску, с вырезом «лодочка». Красная бейсболка, лихо сдвинутая на затылок, и большая хозяйственная сумка через плечо.

По всей видимости, в тот день женщина переодевалась для работы в одной из квартир наверху. Там она должна была выглядеть профессионально, чтобы внушать доверие клиентам. Ее одежда словно посылала безмолвный сигнал: все будет хорошо. «Отчаявшиеся люди, – подумала Адаку, неодобрительно качая головой, – готовы верить во все, что говорят им другие».

Женщина торопливо шла на север, в направлении железнодорожной станции. Значит, она живет не в этом районе. В таком случае Адаку нужно действовать быстро, пока объект не сел на поезд. Она перешла через дорогу и, ступив на тротуар, прибавила шагу. Довольно скоро поравнялась с женщиной, взяла ее под руку и сказала:

– Мне нужно с вами поговорить.

Губы женщины приоткрылись, приняв форму овала. Звуки, которые слетели с этих губ, выдали уроженку Великобритании.

– Кто вы? Что вы хотите? – Она попыталась освободиться.

– Как я уже сказала, мне нужно с вами поговорить. Это не займет много времени, – ответила Адаку. – Мне назвали это место. «Клиника женского здоровья в Хакни», так?

– Как вы смеете приставать ко мне на улице? Что вы от меня хотите?

Адаку оглянулась, чтобы проверить, не слышит ли их кто-нибудь, и понизила голос.

– Мне назвали только место. Мой единственный шанс – подойти к вам. У меня нет номера телефона, по которому можно было бы позвонить. Поэтому или так, или никак. Вы поговорите со мной?

– О чем? Если вы хотите получить медицинскую консультацию прямо здесь, на тротуаре, то это явно плохая идея.

– Мне нужно всего пять минут вашего времени. Дальше по улице есть «Коста Кофе». Можно зайти туда.

– Вы что, плохо слышите? Я же сказала…

– У меня есть деньги.

– На что? Это взятка? Вы хоть отдаленно представляете, что говорите?

– У меня деньги с собой, в сумке, – сказала Адаку. – Я отдам их вам.

Женщина рассмеялась.

– Послушайте, вы и вправду такая тупая? Я же сказала, что не знаю вас и что не собираюсь обсуждать медицинские вопросы на улице.

– У меня с собой пятьдесят фунтов. Потом могу принести больше. Сколько скажете.

– Сколько скажу, да? – Женщина долго разглядывала Адаку, посмотрела налево, потом направо, пытаясь понять, не подстава ли это. Потом вздохнула. – Ладно. Отлично. Покажите мне эти пятьдесят фунтов.

Адаку сунула руку в висевшую у нее на плече сумку, больше подходившую для похода в магазин, чем для надежного хранения личных вещей, и достала конверт, мятый, с пятнами кофе. Открыв конверт, вытащила деньги, и женщина быстро схватила их. Для пятидесяти фунтов не нужно много купюр, но женщина тщательно их пересчитала. Потом подняла голову и отрывисто сказала:

– Пять минут. Если вам понадобится больше пяти минут моего времени, это будет стоить еще двести пятьдесят.

«Интересно, – подумала Адаку, – как ей собрать двести пятьдесят фунтов, сохранив в тайне свои планы? И что она получит взамен?» Ей нужен был только допуск в святилище над бывшим магазином игрушек.

– Что я получу за эти триста фунтов, которые дам вам?

Женщина нахмурилась.

– Получите? – переспросила она. – Я понятия не имею, о чем вы.

– Эти деньги – аванс?

– За что? Это женская консультация. Мы помогаем женщинам заботиться о своем здоровье. Нам за это платят. Когда будут деньги, приходите. И принесите медицинскую карту.

– Зачем она вам?

– Вам же нужны медицинские услуги, да? Разве не об этом речь? Или есть другая причина?

– Дело в таком большом авансе.

– Ну, с этим я не могу вам помочь. Таковы правила.

– Но вы гарантируете…

– Послушайте меня. Вы уже использовали свои пять минут, и здесь, на тротуаре, мы больше ни о чем говорить не будем. Вы дали мне пятьдесят фунтов. Можете дополнить их до трехсот, когда у вас будут деньги.

Адаку почувствовала, как по спине сбегает струйка пота, до самой талии. Она кивнула.

– Я не знаю ваше имя.

– Вам и не нужно. Вы же не выписываете мне чек.

– А как тогда мне вас называть?

Женщина колебалась. Верить или не верить? Наконец она решилась. Достала из сумочки визитную карточку и протянула Адаку.

– Эстер, – наконец сказала она. – Эстер Ланж.

25 июля

Марка Финни разбудил голос Пьетры. «Милый, милый, милый», – шептала она, и эти слова проникали в его сон: ее тело, наконец ставшее податливым, под ним, а он настолько возбужден, что чувствовал тянущую боль в паху. Но сбросив остатки сна, Марк понял, что причиной боли была всего лишь утренняя эрекция, а слова Пит доносились из детского монитора – она разговаривала с Лилибет в соседней комнате. Он лежал на боку, укрытый одной простыней – тонкое оделяло было сброшено ночью из-за неослабевающей жары, – и слушал тихое пение Пит. У нее был талант превращать все в песню. Мелодия всегда была новой, а рифмы она придумывала на ходу.

По звукам, доносившимся из динамика, он мог определить, чем занята Пит: меняет Лилибет кислородный баллон, после чего проверит подгузник. Марк лежал, пока не началась «песня подгузника», потом отбросил простыню и встал. Пит весело пела: «Ой какие мы грязные, ой как пахнет, да, да, да…»

Марк не мог сдержать улыбку. Он восхищался женой. Ее преданность Лилибет ни на секунду не ослабевала на протяжении всех десяти лет жизни девочки. Она была внимательной, умелой и все время старалась помочь дочери, сделать ее жизнь более разнообразной, чем та, на которую ее обрекли неудачные роды. У него на сердце скребли кошки, когда он думал о том, насколько сам предан девочке.

Звякнул лежавший на прикроватной тумбочке телефон. Сообщение от Поли: «Может, вечером по пивку, Бойко?» Интересно, что брат подразумевал под «пивком»? «Должен быть здесь. Но спасибо», – ответил он. Поли прислал эмодзи – поднятый вверх большой палец.

Марк слишком долго смотрел на экран смартфона. Потом понял: верни он телефон на тумбочку, ничего не случилось бы. Мысли не увели бы его в опасном направлении, и он избежал бы искушения. Но он промедлил. И они не замедлили явиться – мысли и искушение. Марк пролистал список контактов до трех номеров без имени. Потом набрал сообщение: «Думаю о тебе». И стал ждать ответа, хотя, наверное, еще рано. Но через минуту телефон тренькнул снова, и Марк увидел присланную ссылку. Он нажал на ссылку и услышал их песню, прекрасно осознавая безумие даже мысли о том, что у них есть своя «песня». Разве что… этот рефрен попадал в точку – «Нет, я не хочу влюбляться… в тебя». Голос был таким глубоким и нежным, что песня больше походила на медитацию.