Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий. Страница 24

Но даже больше, чем новые заклятья, меня интересовало совсем другое. И лучшего времени спросить я, пожалуй, не найду.

– Кладенец – это, конечно, хорошо, – осторожно начал я. – Андрей Георгиевич, а вы знаете, как справиться с менталистом?

Безопасник хмыкнул и сбился с шага – на мгновение даже показалось, что он споткнулся и сейчас свалится. Но старый вояка умел взять себя в руки.

– Это где ты менталиста нашел, Сашка? – хмуро проговорил он, прищуриваясь. – Да еще и такого, с которым… справляться надо?

– Да это так, на будущее, – не задумываясь, соврал я. – В книжке попалось, что раньше встречались эти, как их… ведуны. Которые всякое умели. И я подумал – против боевого мага всегда можно придумать тактику. А как защититься от того, кто лезет в голову?

– Бывали раньше. И хорошо бы, если только раньше… Помню, под Веной в тридцать девятом такое случилось…

Андрей Георгиевич замялся и с сомнением посмотрел на меня – видимо, думал, стоит ли вообще рассказывать что–то жутковатое и сокровенное еще неоперившемуся пацану.

– Что там было? Менталист?

– Да чтоб я знал. – Андрей Георгиевич – Никто эту собаку не видел даже. Как сейчас помню – идем через лес, и вдруг один из парнишек как умом тронулся. Друга спереди в спину застрелил… из винтовки, значит – второго рядом штыком сколол, а потом ко мне повернулся.

– А вы чего? – осторожно спросил я.

– Да чего… – Андрей Георгиевич сплюнул себе под ноги. – Будто много вариантов. Как сейчас помню, какие у парнишки глаза были. Не злые, не веселые даже, как у сумасшедших – а как нарисованные, тупые. В разные стороны косили… Так и упал, а винтовку не выпустил.

– Да твою ж… – одними губами выругался я. – А потом?

– Потом еще было – к ночи и под утро. Видать, тот гад сил набирался, отдыхал, скотина такая. Двадцать человек нас тогда было, четверо Одаренных. – Андрей Георгиевич тяжело выдохнул через нос. – Вернулись семеро.

– И что? – Я тряхнул головой. – Получается, никакой защиты нет?

– Да кто ж его знает. Ментальная магия – это тебе не Булаву кидать и не Кольчугу плести, Сашка. Тут и талант особый нужен, и умение, – отозвался Андрей Георгиевич. – Если сам таким не владеешь, то и заклятья не помогут… Видимо, там не столько магия, сколько воля нужна – обычная, человеческая. Я тогда заметил, что пареньки из простых порой лучше дворян держались, хоть в них Дара – ни капли. А крепкие, не дались гаду.

– А как? Как они это делали?

– Да так же, как и я делал, – проворчал Андрей Георгиевич. – Вот что я тебе скажу, Сашка: как бы хреново не было, у себя в голове – это как дома: только ты хозяин. А другой – гость, и нет у него там никакой воли.

Я молча кивнул. Не то, чтобы слова безопасника окончательно меня успокоили, но теперь я хотя бы знал, что против менталистов тоже можно бороться. Сложно, неуклюже и не всегда успешно – но все же… Разговор закончился. Но мне почему–то безумно хотелось задать еще один вопрос. Последний.

– Андрей Георгиевич… а что вы делали в тридцать девятом под Веной, да еще и с отрядом? – негромко спросил я. – Мы же тогда ни с кем не воевали. Да и вообще – последний раз с Наполеоном только было…

– Да как бы тебе сказать, Сашка, – усмехнулся Андрей Георгиевич. – Война дело такое – сейчас просто не видно. А на самом деле она и не заканчивалась.

Глава 17

– Знаешь, почему мы носим эти знаки на одежде?

– Черные черепа? Они… они страшные.

– Может быть. Это особый знак. Его использовали…

– Давно? Еще до войны?

Я открыл глаза. Точно зная, что сплю – и зная, что увижу. Изломанные каменные стены с опустевшими оконными рамами, выцветшие клочки обоев и покрытые толстым слоем пыли осколки стекла на полу. То, что прошло здесь когда–то давно, не пощадило дом. Ни этот, ни соседний, ни остальные. На всей улице.

А может, и во всем мире – насколько хватало глаз, я видел только почерневшие остовы, похожие на скелеты с пустыми глазницами окон. Наполовину разрушенные, пережившие невозможное – но только оттого, что когда–то их построили на совесть. Чтобы простояли века. И они простояли, хоть здесь уже и не осталось тех, кому это было нужно. Город опустел.

Зато теперь вместо крыши над головой я видел небо. Не синее, как раньше, а какого–то грязного желтовато-серого оттенка. То ли из-за пыли, поднявшейся ввысь много лет назад и так и не опустившейся обратно к земле, то от огня.

В тот день небо сгорело. Но я этого не видел – а если бы видел, то уже не смог бы никому рассказать. Иногда я и сам казался себе высушенным, мертвым, как дома вокруг. Может, поэтому и продолжал носить на себе знак, который давно поменял смысл.

Но уж точно не утратил.

Я коснулся нашивки на потертой и выцветшей от времени джинсе жилета. Черный череп был там же, где ему и полагалось – на груди справа, прямо над клапаном кармана.

Но та, кто спрашивала меня про него, исчезла. Пропала, не попрощавшись, без единого звука: у снов свои правила. Обернувшись, я увидел наполовину истлевший древний диван с отломанными подлокотниками. На пыли остался опечаток тела. Свежий. Узкий, изящный – здесь сидела женщина. Если бы я постарался – пожалуй, даже смог бы вспомнить, как она выглядела. Или даже имя – но ее бесцеремонно выпихнула другая.

Та, что пришла без спроса. И вовсе не из страны грез.

– Вы заняты, князь?

Гижицкая шагала ко мне. Босиком по пыли и битым стеклам. Как и всегда – в безразмерной белой рубашке прямо на голое тело. Молодая, яркая, буквально пышущая жаром жизни и желания… И совершенно неуместная и чужая в этом мертвом городе.

– Будьте осторожны, графиня, – вздохнул я. – Здесь везде стекло.

Гижицкая ойкнула, отдернула изящную загорелую ножку от уже нацелившегося в нее коварного осколка – и тут же принялась озираться по сторонам. Видимо, ожидала увидеть или дедов кабинет, или мою комнату… Раньше она приходила в куда более приятные места. Может, даже сама их придумывала. Но в этот раз девчонка выбрала не тот сон. Андрей Георгиевич не ошибся: менталисты умеют многое, их дар способен напугать, но что бы ни случилось – даже самый сильный из них в моей голове не хозяин, а всего лишь гость. И мне устанавливать правила.

Я захлопнул дверь и запер ее на все замки.

– Князь… – Голос Гижицкой едва заметно дрогнул. – Что это?.. Вы меня пугаете.

– Рад слышать, ваше сиятельство, – усмехнулся я. – Может, хоть это отучит вас появляться тогда, когда я не жду.

Я шагнул ей навстречу. Гижицкая была ниже меня и тогда, на пляже, но теперь вдруг показалась совсем маленькой и хрупкой – даже несмотря на более чем зрелые формы. Ей пришлось запрокинуть голову, а я смотрел на нее сверху… Будто в своем сне почему–то стал куда крупнее. Выше, массивнее, сильнее…

Старше?

Хотя она, конечно, видела меня тем же, что и в том, настоящем мире.

– Князь, я не понимаю…

Гижицкая отступила на шаг, запнулась обо что–то и упала бы, не успей я поймать ее за плечи. Аккуратно – и все же достаточно крепко, чтобы она едва могла дернуться. Впрочем, даже если бы графине каким–то чудом хватило сил вырваться, бежать было уже некуда.

Те, что гнались за мной, снова отыскали след – и теперь поднимались сюда, тяжело и гулко топая по древним ступеням. Уже не спеша.

Так идут те, кто уверен – добыча никуда не денется.

– Слышишь? – Я кивнул в сторону двери, из которой доносились лязгающие шаги. – Они очень-очень голодные… Как думаешь, кого из нас сожрут первым?

Глаза Гижицкой расширились от ужаса. Не знаю, приходилось ли ей хоть раз встречаться с чем–то подобным – но что делать она явно не понимала. Сон, который должен был стать фантазией разгоряченного юнца, оборачивался кошмаром.

– Князь, прекратите… Вы делаете мне больно!

– Как пожелаешь. Иди. – Я напоследок сжал пальцы чуть сильнее, впиваясь в податливое горячее тело – и тут же выпустил Гижицкую. – Только не лезь больше туда, куда не следует, девочка. Тебе здесь не понравится.