Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд (СИ) - Лесневская Вероника. Страница 40

Осмелев, провожу ладонью по волосам Макса.

Он мог бы быть моим сыном. Вполне. Даже если неродной по крови оказался бы все равно окружающие нашли бы сходства между нами. И даже моя внимательная мама, подмечающая каждую деталь и тонко чувствующаяся нас с Марком, не заметила бы подвоха.

Мы слишком похожи с сыном Агаты. Да и озорницы-близняшки тянутся ко мне, будто знают сто лет. Неспроста.

Когда-то чертовка отметила, что настоящий отец почувствует своего ребенка. Но меня это правило не касается, потому что я эгоист.

Так и есть. И вполне возможно, что и здесь я ошибся — привязываюсь не к тем детям.

Черт! Скорее бы уже тесты ДНК увидеть. Невыносимо долго анализ в лаборатории проводят, так я еще доплатил персоналу за срочность! Идиоты, бездельники!

Надо бы подождать результатов, а потом принимать решение. Брать штурмом семейку чертят или… Почему-то другой вариант не рассматриваю даже. Думать не хочу о том, что придет отрицательный тест. Для подстраховки я взял и платки, и жвачки, и волосы. Причем сразу у двоих из тройни. Чтобы наверняка. А заодно и у сына Лоры. Продуктивно сходил «на чай» к навязчивой подруге Агаты. Не только массу сплетен больничных узнал, но и приблизился к поиску… своих детей. Язык не поворачивается больше говорить об одном наследнике.

— Проходите, чего вы там застыли? — бурчит Петр Валентинович, выводя меня из тяжелых размышлений. Занимает свое место и надвигает на глаза окуляр. Опускает лампу, регулируя поток света, и наклоняется, сгорбившись над столом.

Обхватив Макса за плечи, слегка подталкиваю его к мастеру. Помогаю взобраться на высокий стул, а сам становлюсь рядом, нависая на подставкой.

— Что на этот раз интересного раздобыл? — хмыкаю я, наблюдая, как Петр Валентинович перебирает и смазывает механизм наручных часов, явно старинных.

Пока я за границей гоняюсь за редкими экземплярами, он заменяет меня в России. Петр Валентинович такой же безумный, как я. Поэтому я и доверил ему салон. Он горит своей профессией. Относится к часам, как к детям родным, следит за ними, ремонтирует, пылинки с витрин сдувает. И еще не упускает случая добавить в нашу местную импровизированную коллекцию очередной необычный экспонат.

— Утром мужик какой-то принес. Он нашел их в вещах покойного деда, сначала выбросить хотел, но на всякий случай к нам заглянул. Сам понимаешь, Адам, от такой красоты я отказаться не мог. Да и сэкономил хорошо, дешево выкупил, — оправдывается Петр Валентинович, потому что знает, насколько плохи у нас дела. По сути, салон существует полностью на дотации от своих «заграничных собратьев». — Но этот товарищ стоит каждого потраченного рубля! Часы «Делемонт», — прикрыв механизм, он показывает мне циферблат. — Производство "Орлофф", Швейцария-Россия, 50-е годы.

Присаживаюсь рядом с притихшим Максом, по плечу его хлопаю, пытаясь вернуть в реальность. Но напрасно: он утонул в мире цифр, стрелок и шестеренок.

Петр Валентинович переворачивает часы и возвращается к механизму. Как по команде, мы с Максом подаемся вперед, чтобы лучше рассмотреть каждую деталь.

— Механизм А.Шилд 1361 на 17 камнях, автоматический завод, противоударное устройство Инкаблок, — комментирует мастер.

Слышу, как шумно дышит Макс. Издаю слабый смешок, но тут же кашляю в кулак, чтобы он не решил, будто я издеваюсь над ним. Наоборот, вижу в мальчике с горящими глазами… себя.

И хоть внешне он — копия красавицы Агаты, но в душе тот еще часовщик.

— Ремешок для них подберу новый, — прижав металлическую крышку до щелчка, Петр Валентинович отклоняется и выдвигает один из ящиков стола. — Как думаете, какой цвет лучше?

Раскладывает перед нами несколько типов кожаных полосок.

— Темно-коричневый.

— Этот!

Указываем с Максом на один и тот же ремешок. Мастер улыбается, глядя на нас, но тут же принимает серьезный вид и наклоняет голову, заканчивая облагораживание часов.

— Что не так? — внимательно сканирую Макса, который беззвучно губами шевелит.

— Можно листок и ручку? Я боюсь, что забуду название, — заявляет вдруг, но ловит мой вопросительный взгляд. — Хочу маме показать, а она мне копию поищет.

И вновь уголки моих губ упрямо ползут вверх. Не могу без улыбки смотреть на маленького мужика, который и от цели своей отступиться не может, и деньги мамины экономит. Сознательный. Порой мне кажется, что он серьезнее и ответственнее меня. Эти черты ему явно от Агаты достались.

— Не надо, — ухмыляюсь.

— Почему? — обреченно выдыхает. — Мама всегда находит то, что я прошу!

— Потому что, — забираю у мастера часы и протягиваю Максу, — они теперь твои.

— Неа, дорого, наверное, — выставляет руки перед собой. Отказывается, а сам удержаться не может, чтобы еще раз не обвести часы взглядом искрящимся, но с оттенками грусти.

— Считай, что ты у меня дома, — пытаюсь убедить. — Если откажешься от подарка, то обидишь меня.

Пока Макс размышляет, как ему поступить, я беру его руку, снимаю с запястья китайский ширпотреб — и застегиваю кожаный ремешок.

Постукиваю пальцем по циферблату с надписью «Orloff» — и ни секунды не жалею о том, что отдал часы мальчишке. Почему-то уверен, что Макс будет беречь их, как Петр Валентинович бережет мой салон.

Три одержимых коллекционера в одном замкнутом пространстве. Надо же, собрались вместе.

Мастер, извинившись и сославшись на дела, скрывается в небольшой подсобке. Я же поворачиваюсь к Максу, который не может глаз отвести от подарка. Подводит часы, поглаживает пальцем циферблат, поправляет ремешок на запястье.

Почувствовав мой пристальный взгляд, все-таки поднимает голову. И внезапно бровки черные хмурит. Мимика у него тоже как у Агаты.

— О маме спросить хочешь? — Макс оказывается весьма проницательным. — Ты ей не нравишься, — одной честной фразой рубит мои планы на корню и виновато пожимает плечами.

— А Макар из больницы ей, значит, нравится? — злюсь я, но не на мальчишку. И даже не на Агату. Насильно мил не будешь, и между безответственным бабником и главным врачом серьезная женщина с тремя детьми, разумеется, выберет последнего. Он надежнее.

Раздражает то, что времени много потерял я, занимаясь бесполезными поисками и отталкивая чертовку от себя. И продолжаю медлить.

Идиотский тест ДНК. Без него у меня связаны руки.

— Не-е-е, — кривится Макс и активно головой машет. — От него маму вообще тошнит, — изображает рвотные позывы.

Поведение мальчишки и его слова вызывают смех. Выдыхаю с облегчением. Минус Макар. Не все еще потеряно.

— Значит, шанс у меня есть, — размышляю вслух. — По сравнению с Макаром.

— Не значит, — Макс жестоко обрубает слабые зачатки моей надежды. Весь в мать, такой же черствый и непоколебимый.

— Да почему? — подаюсь вперед и прищуриваюсь. — Еще кто-то у мамы есть? Другой мужчина?

Ответа не слышу, но уже заранее самовозгораюсь. Я ведь не знаю ничего о личной жизни Агаты, не интересовался. Виделся с ней или в клинике, или во время наших «вылазок» в поисках наследника. И однажды в спортзале, после чего ее образ долго преследовал меня.

Шикарная женщина. Не может быть она одинокой. И дети слишком приятные и милые, чтобы быть помехой для отношений. Это только я такой идиот с навязанным самому себе табу. Любой адекватный, здоровый мужик схватил бы Агату и не отпускал.

— Нет, — одним коротким словом успокаивает меня Максим. — Но мама говорит, что если в магазине закончился свежий хлеб, то лучше… никакой не брать, чем есть что попало, — с трудом воспроизводит длинную фразу, видимо, Агату в точности цитируя.

Вот чертовка! Перебирает, носиком вертит. Хотя имеет право. Я еще в спортзале ее зауважал, когда узнал, как она Ромку отбрила. А сейчас — с новой силой. За то, что на меня не вешается и не пытается денежный мешок вытрясти по максимуму, хотя я в том состоянии, что сам готов ей все отдать. Мне было бы проще, если бы Агата вела себя легкомысленно и доступно. Тогда бы я быстро затащил ее в постель, утолил интерес и голод — и не мучился бы больше. Но именно потому что с ней так нельзя, меня она притягивает еще сильнее. Парадокс.