Утро под Катовице-2 (СИ) - Ермаков Николай Александрович. Страница 20

— Хорошая штука, импортный?

— Ага, трофей, начальство разрешило себе оставить в качестве премии. Садись тут, сейчас кофе готов будет.

— Ого, хорошо живешь!

— Да, прихватил из дома.

Вестовой приготовил ароматный напиток аккурат к тому моменту, когда я закончил бритьё и мы насладились бодрящим вкусом в прикуску с галетами. Завершив лёгкий завтрак, я достал бинокль и посмотрел в сторону противника, который пока никак не обозначил своё присутствие. Хочется надеяться, что пока сюда вышли только передовые отряды, которые не рискнут сразу атаковать наши позиции, дав нам ещё какое-то время на подготовку.

— Тишина, — сказал артиллерист, который также по моему примеру воспользовался своим биноклем, — Может и нет там никаких немцев?

— Есть, — не согласился я с ним, — Видишь одинокое дерево прямо по фронту на дистанции пятьсот метров? Теперь посмотри на рощу правее на пятнадцать градусов и от нас уже примерно метров семьсот. Видишь поблёскивает? Это немцы за нами наблюдают.

— Вот суки! — возмутился Антонов, разглядев, — Дать бы по ним фугасом!

— Хорошо бы, но без разрешения нельзя. Я сейчас комбату черкну записку о о результатах наблюдения, а ты своему командиру направь. Пусть начальство думает, но пушку всё же наведи, — я достал бумагу из планшетки и написал докладную по количеству личного состава, о ходе фортификационных работ и обнаруженном НП противника. Потом подозвал вестового и отправил его сначала в в штаб батальона, отдать мои доклады, узнать насчет завтрака, а по обратному пути зайти на позицию первого взвода, где взять доклад о состоянии дел и доставить его ко мне. Второго вестового направил в третий взвод. Связь только такая — посыльными, ни телефонов, ни тем более радиостанций нет. Самому теперь ходить нельзя, пока бойцы не выроют ходы сообщения, а то вдруг на поле не только наблюдатели, но и снайпера попрятались. Беречь себя надо. Не из-за трусости, а понимая свою военную ценность. Вестовым-то можно кого угодно назначить, а ты поди командира роты найди. А если ещё учесть, что я попаданец, который при разумном подходе может много пользы принести, то надо прилагать максимальные усилия для сохранения моей драгоценной тушки, исключительно для пользы дела. Хотя шансов реально мало.

Разослав вестовых, я придирчиво осмотрел, что второй взвод успел накопать за ночь. Внес небольшие коррективы и приказал рыть ходы сообщения направо, налево и в тыл. А сам уселся в своем окопчике и занялся наблюдением. Делать пока нечего было.

В полвосьмого утра увидел двух командиров, приближающихся со стороны штаба, которые спокойно шли по пшеничному полю в сторону передовой. Посмотрев в бинокль, я их без труда опознал — моё непосредственное руководство. Комиссар и начальник штаба батальона. Когда я только попал в СССР, то в газете «Правда» прочитал большую статью, посвященную Кирову, в которой было много славословия в адрес погибшего в тридцать четвертом году партийного деятеля. Кроме прочего, там была и запомнившаяся мне фраза о его работе в период гражданской войны: «На фронте Сергей Миронович ходил прямо, пулям не кланялся». Вот и эти долбодятлы идут прямо, перед врагом не кланяются. Молодцы! Герои! Реакция со стороны немцев долго ждать себя не заставила. Вдали раздался негромкий хлопок, потом с неба донесся характерный шелест и за спинами красных командиров, метрах в тридцати, вспух султан взрыва. Комиссар и начштаба рухнули в траву, а я крикнул надрывая горло:

— Антонов! Бей по наблюдателям!

Через пять секунд пушка плюнула огнем, попав прямой наводкой с первого раза в ранее выявленный немецкий НП, потом артиллеристы добавили туда же ещё пару фугасов. Немецкие минометчики успели сделать ещё один выстрел, теперь уже с недолётом и замолчали. Вовремя Антонов заткнул корректировщика. Третий выстрел был бы точным. Посмотрев в сторону тыла, я смог разглядеть в пшенице удаляющиеся начальственные задницы. Быстро уму-разуму научились! Но вот ползут неправильно — слишком высоко пятую точку задирают. Тренироваться им ещё и тренироваться!

Всё бы было хорошо да весело, но этот инцидент высветил немаловажную проблему: если не будет хода сообщения в тыл, то о горячем питании можно не мечтать. Немцы на одиночного вестового мины тратить не стали, но группу бойцов с термосами непременно обстреляют. Исходя из этих соображений, я дал команду перераспределить землекопов так, чтобы наибольшие усилия были направлены на рытьё тылового хода.

В девять утра приполз вестовой и подтвердил мои пессимистические предположения, сообщив, что горячую пищу мы получим, только когда стемнеет, ну или когда ход сообщения выроем, но там без вариантов — даже если текущие ударные темпы сохранятся, то понадобятся сутки, чтобы докопать до рощицы, в которой размещены тылы и штаб батальона. А так как сухпая у солдат нет, то придется до вечера обходиться без еды. У меня, конечно, имеется кое-что в личном запасе, но не буду же я сало трескать в одну харю на глазах у голодных бойцов.

Чтобы взбодрить красноармейцев видом работающего командира, взялся за лопату и занялся улучшением своего окопчика, потом принял участие в рытье траншеи. Так, в заботах и день прошел, а как только начало смеркаться, отправил пятерых бойцов за едой. Тыловой ход к вечеру вырыли уже на триста метров, поэтому парни смогли безопасно уйти в тыл, преодолев опасный участок ползком, а вернулись они, когда уже окончательно стемнело, нагруженные термосами вместе с ротным старшиной Прошкиным, который весь день, как и положено, провел в тыловом расположении. Учитывая наши пропущенные завтрак и обед, на ужин притащили первое и двойную порцию второго, да ещё и галет выдали. Поев, я подозвал к себе Прошкина. Мне уже приходилось общаться с ним по долгу службы и старшина произвел на меня впечатление оборотистого хитро сделанного мужика (ну как мужика — ему было двадцать пять лет, благодаря чему в роте он был самый старший по возрасту). Тот, протиснувшись в мой окопчик, вытянулся по стойке смирно и доложил о прибытии.

— Вольно! — сказал я ему, чтобы тот не тянулся, как на параде, — Старшина, завтрак принесешь перед рассветом, сам понимаешь…

— Есть! — спокойно, с достоинством подтвердил тот получение приказа.

— С утра нас могут атаковать, так что тебя здесь быть не должно, твоя ответственность — тылы и полевая кухня. И организуй там ездовых, чтобы не бездельничали — кухня, подводы и лошади должны быть хорошо замаскированы, для личного состава должны быть вырыты щели для укрытия при артобстреле и бомбардировке.

— Есть! — ответил он задумчиво, как бы прикидывая фронт работ.

— Да и ещё… У нас там в запасе красноармейская форма есть?

— Нет, — мотнул головой старшина, — Что было, пропало при бомбёжке, да и было-то всего ничего…

— Достать сможешь?

Тот задумчиво пожал плечами:

— Так-то оно можно было бы, но…

Понятно, за спасибо не получится. Я порылся в чемодане и вытащил финку, я их три штуки с той войны привез.

— На вот, поменяешь. Если получится, то надо четыре комплекта — на меня и на командиров взводов.

Прошкин задумчиво повертел в руках нож и ответил:

— Если поношенные, то четыре можно, наверное.

— Давай поношенные, но чтобы не совсем рваньё, и с пилотками.

— Когда принести?

— Ты достань и у себя держи, а как понадобятся, я тебе скажу.

Хотел уже его отпустить, но заметив его короткий, подозрительно-задумчивый взгляд, понял — настучит, да так, что подумают, будто я сдаваться или дезертировать собрался. Пришлось объяснять:

— Командир всегда первейшая цель для вражеского снайпера, да и не только. Пока мы в обороне, я не сильно заметен, но если надо будет наступать, то моя фуражка и синие галифе очень сильно облегчат поиск цели врагу. Вот тут красноармейская форма и пригодится.

Прошкин понятливо кивнул и я его отпустил.

После приема пищи я поручил Михаилу Коркину, командиру второго взвода, организовать караулы и ночное рытье траншей, а сам завалился спать. Проснулся как от толчка в час ночи. Прислушавшись к окружающим звукам, не услышал ничего, кроме стрекота кузнечиков и сопения спящих поблизости бойцов. Полежал пару минут. Спать хотелось очень сильно, тем более, что я понимал — завтра может быть очень не до сна. Но лёгкий зуд подсознания и долг командира заставили меня подняться и пройти по траншее. Это я вовремя проснулся! Все дрыхнут: караульный сел в уголочке и тихонечко посапывает в углу, землекопы разлеглись широко, с комфортом. Пройдя дальше, я увидел второго часового, который к службе относился более ответственно, чем первый: этот спал стоя. Вот же сукины дети! Ну и как тут отцу-командиру отдохнуть от забот о подразделении, когда эти мерзавцы себе такое позволяют? Хотел уже пнуть этого оболтуса как следует, чтоб потом всю жизнь подпрыгивал при возникновении желания поспать на посту. Но в это время услышал легкий, но очень подозрительный шорох со стороны фронта, поэтому решил экзекуцию часовых временно отложить и прильнув к окулярам бинокля, стал всматриваться в ночную темень. Слух и интуиция меня не подвели — по полю в сторону наших позиций ползли немецкие разведчики. Судя по траектории их движения, они должны были пересечь линию окопов между первым и вторым взводом. Я выбрался на поле с тыльной стороны траншеи и пополз им наперерез, таким образом, чтобы встретиться с ними непосредственно за ходом сообщения. Добравшись до выбранной точки, я затаился в пшенице, продолжая вглядываться в приближающихся фрицев. Теперь я точно знал, что их четверо, но оставались некоторые сомнения — а вдруг это наша разведка возвращается? Ползут в маскхалатах, знаков различия не видно, оружия не видно. Поэтому, чтобы не ошибиться, я сдвинулся чуть в сторону и замер, стараясь даже дышать через раз. А когда они беззвучно перебрались через недоделанный ход сообщения и проползли мимо, то я поднялся, по наличию у них автоматов МП-40 убедился, что имею дело с врагом и четыре раза с максимальной скоростью выстрелил из ТТ. В ответ выстрелить никто не успел, хоть и пытались. Три трупа, один подранок, которому ещё и ногой в голову добавил, после чего я вновь упал на землю с криком: