Объятье Немет (СИ) - Ремельгас Светлана. Страница 4

Он взялся за молоток и постучал.

Слуги видели его — не могли не видеть, и слышали — не могли не слышать, но ни один не пошевелился. Они охраняли вход в дом, но, казалось, безразличны были ко всему, кроме прямой своей задачи. Посетитель же не нарушил пока никаких границ. И все-таки, хоть они оставались далеко от него, Ати похолодел.

Когда Меддем Зарат приехал в Фер-Сиальце, то привез с собой десять таких слуг. Молчаливых до немоты, безликих — потому что никто не видел их без обмотавшей головы ткани, — исполнительных настолько, насколько только можно желать. Но не будь Зарат швецом, не пожелай быть в Силаце кем-то, кроме швеца, на них обратили бы куда меньше внимания.

Однако он чужд был аскетичности, а погребением единоверцев не заработал бы много. Зарат попытался прибрать к рукам кое-какие другие дела. Это вызвало возмущение. Разумеется, вызвало. Все в Фер-Сиальце уже имело своих владельцев, и новый человек не мог просто так взять что-то себе. Расклад ему объяснили. Однако прошел день, второй, и те, кто решил отстоять порядок вещей, исчезли. А некоторое время спустя у Меддема Зарата появилось трое новых слуг.

Говорили, его умения, то, что делало Зарата швецом, позволяли ему и подчинить человека после смерти.

Конечно, не стоило верить всему. Ати постучал снова и оглядел, насколько мог, голый утоптанный двор. Ни беседки, ни пристройки, ни амбара. Проникали ли звуки сквозь кирпичные стены? Собирался ли кто-то выйти к нему? Стоило ли окликнуть эти безмолвные фигуры? Он вдруг понял, что последнее сделать не сможет.

Испытать себя Ати не довелось. Кто-то толкнул дверь, и та приоткрылась. Еще толчок — и на улицу выбежала женщина. Одежда взметнулась вокруг нее, когда она устремилась к воротам, и одежда эта была короче, чем носили обычно варази. Темноволосая, взъерошенная, женщина не имела порядка и в своем многослойном платье. Это, однако, не делало ее неряшливой; было простым следствием бившей через край жизненной силы.

— Ты кто? Тебе кого надо? — налетела на него женщина. Хотя ростом и сложением она походила, скорей, на мальчишку. — Я тебя не знаю. Зачем ты пришел?

Их разделяла решетка ворот, но Ати невольно попятился. Столько напора было в ее словах.

— Я Атех Кориса, сын Болуса Кориса. Хозяин должен знать моего отца. У меня к нему письмо и просьба.

— Торговля? — прищурилась женщина. — Ты по торговым делам к нему пришел?

— Нет, — он отвел взгляд. — Не по торговым. Он может провести… обряд.

Ответ озадачил женщину, и она сразу потеряла половину той угрозы, которая чудилась в ней Ати. Старше него на несколько лет, она все еще была достаточно молода. Недостаток опыта, видимо, и мешал принять решение сразу.

— Так ты к нему по похоронным делам? — уточнила женщина, без всякого стеснения разглядывая Ати. Человек не из их народа по такому вопросу к ним был явиться не должен. Это она давала понять хорошо.

— Да. Можно мне с ним… поговорить?

Она запустила пальцы в и без того спутанные волосы и дернула за них, а потом обернулась к дому. Подвижность, оставив на секунду черты, увела с собой и половину суматошливого очарования.

— Поговорить, говоришь?

— Да, — кивнул Ати. — Если господин Зарат не очень занят.

Женщина расхохоталась, и жизнь снова наполнила ее.

— Не очень занят? Не очень занят? Господин Зарат занят всегда. — Смех оборвался. — Но заходи. Пусть он сам решит, сколько будет тебя слушать.

Она потянула ворота на себя и заперла их, стоило только Ати войти.

— Меня зовут Карраш. Иди за мной.

И они пошли. Вблизи, не ограниченный рамкой ограды, дом подавлял. Сложенный в форме креста, он имел всего один просторный этаж и, в центре своем, над самым перекрестьем, надстройку, которая и казалась с улицы башней. Монолитный, с толстыми стенами, он походил на крепость. Ей, возможно, и был. А еще, под землей, — мертвецкой. Этих помещений Ати, впрочем, надеялся не посетить.

Карраш хрипло шепнула что-то слугам перед тем, как открыла для гостя дверь. Ати не решился рассматривать их, но почувствовал с обеих сторон неприязнь, давящее нежелание пускать постороннего.

Внутри было неожиданно светло. Высокий потолок и белые без росписи стены.

— Жди меня здесь. Я сейчас, — наказала Карраш и исчезла.

Даже в мыслях Ати не ослушался бы ее.

— Он согласен тебя видеть, — объявила она минуту спустя. — Иди.

И убежала, будто ее и не было.

Одиночество охватило Ати в этом просторном пустом коридоре. Он выглянул в окно, но тут же отвернулся: так мало было видно дня. Тогда, крепче сжав дядину шкатулку, он двинулся вперед. К комнате, в которой до того исчезала Карраш.

— Болус не говорил, что у него будет ко мне дело. Хотя мог бы сказать.

Меддем Зарат встретил его на пороге: силуэт по ту сторону занавеси.

— Мог бы…? — Ати разом забыл слова, которые приготовил. — Вы с отцом друзья?

Как же глупо звучало произнесенное.

— Друзья? — вторя его мысли, переспросил Зарат и откинул занавесь. — Нет. Он знает, кто я, я знаю, кто он, и мы были в одном месте перед его отъездом. У ростовщика. Он видел меня и мог предупредить. Но не стал.

Бальзамировщик не насмехался, не выговаривал, просто фраза за фразой восстанавливал прошлое. Пока то не встало рядом с ними, такое же реальное, как тогда.

— Приветствую почтенного Меддема Зарата! — поклонился Ати и извинился: — Отец не знал, что нам нужны будут ваши услуги.

— Как так — не знал?

Черные глаза Зарата смотрели испытующе. Ати никогда не стоял к нему настолько близко, видел только издалека. Невысокий, смуглый, тот походил на пирата — и говорили, с пиратами водился. Не потому, что был причастен их ремесла, потому, что имел с него выгоду.

— Человек, который умер, не известил о приезде.

— Он что же, приехал сюда для того, чтобы умереть?

Ати хотел отринуть предположение, но запнулся. Ведь получалось, оно было правдой. Солгать же он не мог.

— Он знал, что смерть близко, но не думал, что настолько.

Меддем Зарат отступил, пропуская его в комнату.

— Кто этот человек, что ты пришел просить за него? И почему ко мне?

— Он мой дядя, — ответил Ати, оглядываясь по сторонам. — Он завещал это мне.

Пол устилали ковры. Комната не была гостевой, но не была и личными покоями Зарата, иначе он вряд ли бы принял посетителя в ней. Ати все искал что-то, знак или предмет, который оправдал бы ворочавшийся внутри страх, и не находил. По правде говоря, вокруг оказалось чересчур мало вещей. Кроме ковров — несколько скамеек и стол. Хозяин писал за ним перед тем, как его потревожили, но писал на языке, которого Ати не учил.

Он отвел взгляд, но слишком поздно. Зарат заметил интерес и дал знать, что не понимает его.

— Разве у Болуса есть брат? — Бальзамировщик наклонился и убрал бумагу. — Да, я слышал что-то вроде того.

Больше он не сказал ничего, и, вынужденный этим молчаливым ожиданием, Ати вынул из-за пазухи письмо, протянул шкатулку.

— Он сказал передать вам.

Зарат поднял бровь, но предложенное взял. Поставил шкатулку на стол и принялся читать. Ати, который надеялся просто отдать их и уйти, понял, что по-другому быть и не могло. Принял бы сам он в дом мертвеца, не узнав о нем ничего?

Бальзамировщик все читал. В этой полупустой комнате, позади которой остался пустой коридор, он единственный нес на себе несомненный отпечаток того, что предвещал снаружи дом. Отпечаток преотчетливый. Густая синева одежд Зарата, обсидиан перстней и масло в его волосах — масло, пропитавшее, казалось, кожу даже и на руках, — принадлежали местам, далеким от Фер-Сиальце.

Хотя Ати не ответил бы, где находится родина варази. Они всегда казались ему странствующим народом.

Странствующим и все же оседлым.

— Вот оно как, — Зарат сложил послание. — Твой дядя странный человек.

Настал черед шкатулки. Ати вдруг показалось, что сейчас он вернет письмо и плату и попросит уйти. Но наваждение рассеялось.

— Впрочем, не бедный.