Голодные Игры глазами Пита Мелларка (СИ) - "Mary_Hutcherson". Страница 29

— Еще сегодня утром я бы поставила на Марвела, но теперь я ставлю на тебя, — Диадема тоже улыбается мне и пожимает плечами.

— Может, мы уже пойдем, пока кому-то опять не приспичило меня избить? — недовольно спрашиваю я. Почему они не разнимали нас? Так еще и рассуждали, кто победит!

— Показывай дорогу, — отвечает Мирта.

Линда помогает Марвелу встать и дает ему воды. Он тоже сплевывает кровь и бросает на меня ненавистный взгляд. Надо быть поаккуратней с ним. Не удивлюсь, если в его голове уже зреет план, как прирезать меня ночью. Пару раз обхожу кромку леса, нахожу свой ориентир в виде дерева и огромного валуна, и показываю профи дорогу в противоположном направлении. Заверяю, что последний раз видел ее там. Мирта не может ничего вспомнить, поэтому все верят мне на слово.

— Раз ты все равно не знаешь точного места — иди последним, — командует Катон. Он раздает всем по маленькому ножу, и приказывает Полу следить за припасами. Мальчишка послушно кивает, хотя очевидно, что при любом раскладе, с нами бы он не пошел.

Марвел идет предпоследним, сразу передо мной, но на время он, видимо, решает забыть нашу вражду. Сейчас он как хищник на охоте, и ничего не должно ему мешать.

Все внимательно вглядываются в лежащие камни и в кучи листьев, думая, что Китнисс может быть там. И только я, когда все их взгляды отведены от меня, внимательно изучаю деревья.

Пушка за это время еще не стреляла, а это значит, что все оставшиеся трибуты живы. Шестеро из этих выживших — профи (ну или в одной банде с профи), еще есть Китнисс и тот парень из одиннадцатого, который убежал в поля. А это значит, что три трибута сейчас прячутся неизвестно где.

Мы идем еще час, а, может, и больше. Становится совсем ничего не видно в этой кромешной тьме, и Катон с Миртой надевают очки ночного видения. Даже у профи всего пара таких, что, конечно же, мешает поискам. Дальше мы полагаемся только на их зрение и идем, аккуратно ступая по следам друг друга. Так продолжается еще примерно минут сорок. Но вдруг Катон, который шел первым, останавливается и тормозит всех.

— Что еще? — не понимает Мирта.

— Смотри, — Катон указывает пальцем куда-то вдаль.

Я тоже присматриваюсь и вижу маленькую оранжевую точку вдалеке.

— Что это? — спрашиваю шепотом.

— Какой-то самоубийца выслал нам приглашение, — довольно хихикает Диадема.

— Неужели у него совсем нет мозгов? Костер посреди ночи! — усмехается Мирта.

Я присматриваюсь еще раз. Да, действительно. Оранжевая точка слегка двигается, будто полыхает. Не может быть, чтобы кто-то разжег огонь посреди ночи! Это же и вправду равносильно самоубийству…

И сейчас этот трибут умрет. Меня охватывает волна ужаса, когда я понимаю, что заставить убивать могут меня. А я должен буду сделать это, иначе Катон может перестать мне верить. А пока он верит мне, все остальные просто не имеют права выбора.

— Пит, — шепчет мне Мирта. Мое сердце замирает. Сейчас точно прикажет мне его прирезать.

— Что?

— Подержи наши с Катоном рюкзаки.

У меня просто камень сваливается с сердца. Ну конечно, как только они увидели потенциальную жертву, сразу же обо всем забыли. Это не так уж и плохо для меня. Да, один из трибутов сейчас умрет, и в любой другой момент я бы чувствовал только скорбь и сожаление, но у меня отлегает от души. Значит ли это, что Игры уже меня изменили? Но с другой стороны, я не могу спасти всех, такую цель иметь просто глупо.

Катон приказывает нам идти на двадцать шагов дальше от них и жестами объясняет Мирте, что она должна будет сделать. Лично я ничего не понимаю, зато она кивает. Эти двое явно знали друг друга еще раньше, чем попали на Игры… Гораздо раньше… Даже, может быть, они дружили с детства.

Мы ждем, пока они отойдут на достаточное расстояние, и идем следом.

— Если он убежит, то мы должны будем его догнать. Ясно? — спрашивает Диадема и достает свой нож.

— А почему не с лука? — интересуюсь я.

— Я привыкла к другому оружию. Мне нужно немного привыкнуть к этому луку.

Так, взять себе на заметку: из лука она стреляет паршиво.

Катон подходит уже совсем близко к трибуту, когда Мирта машет нам рукой, и мы все вместе бежим вперед. Я еще не вижу лица бедняги, когда на весь лес раздается душераздирающий крик. Кричит явно девушка. Через секунду я уже стою вместе с профи, окружив ее. Она плачет. Нет, скорее, рыдает. Мирта держит ее руки, скрученные за спиной, а Катон стоит напротив и смотрит ей прямо в глаза.

— Пожалуйста! Прошу вас! — рыдает она. — Прошу вас! Не надо!

Следующее, что я вижу — меч Катона втыкается ей прямо в живот. Девушка издает писк и падает на колени. Катон с Миртой переглядываются. У всех остальных на лицах тоже сияет хищная улыбка. У всех, кроме меня… Ее глаза, молящие о пощаде, я запомню навсегда.

— Двенадцать готовы! Еще одиннадцать, — радостно восклицает Катон, и все смеются. — Ладно идем отсюда, пока не завоняло.

Оглядываюсь, чтобы посмотреть на девушку еще раз, но ее тело уже скрывают высокие кусты. Смотрю в этом направлении, пока не натыкаюсь на Катона, и сразу пячусь назад. Они все смотрят в сторону девушки. Что-то забыли?

— Не пора бы им выпалить из пушки? — спрашивает вслух Марвел.

— Наверное. Ничто не мешает им сделать это сразу.

— А, может, она жива?

— Нет. Я же сам ее заколол, — отвечает Катон.

— Почему тогда нет выстрела?

— Кто-то должен пойти и убедиться, что дело сделано, — предлагает Мирта.

— Я же сказал! Ты мне не веришь? — психует Катон.

В голове у меня проскакивает единственная мысль: «Это твой шанс». И я говорю вслух:

— Мы только зря тратим время! Пойду добью ее, и двигаем дальше.

Через секунду уже жалею об этом предложении, но свои слова не заберешь. Очевидно, что девушка умрет с минуты на минуту, с такими ранами невозможно выжить, особенно в наших условиях. Если говорить объективно, то я просто прекращу ее предсмертные муки, но объективным быть не выходит. Поворачиваюсь в сторону девушки и просто иду вперед, надеясь, что пушка выстрелит в любую секунду. Сердце колотится так, будто это меня сейчас убьют.

Когда подхожу к ней, то вижу, что она лежит на спине с открытыми глазами и отчаянно глотает ртом воздух. Ее руки крепко прижаты к ране на животе, а по лицу текут слезы. Она совсем юная. Младше меня, в лучшем случае ровесница. Когда бедняга замечает меня, то начинает быстро перебирать ногами, будто еще может сбежать.

— Тише, тише, тише, — шепчу я. — Я не собираюсь тебя обижать. Посмотри на меня, ладно?

В ее глазах по-прежнему страх, но она не отворачивается, а внимательно смотрит мне в глаза. Беру ее за руку и крепко сжимаю ладонь.

— Я даже не знаю, как тебя зовут, прости. Прости за то, что так вышло. Я не смогу спасти тебя. Прости.

У нее еще сильнее текут слезы по щекам. Рука, которая лежит на животе, совершенно не способствует остановке кровотечения, густая темная жидкость целым потоком покидает ее тело.

— Послушай меня. Ты слышишь? Закрой глаза. Прошу, закрой глаза, — я дожидаюсь, пока она это сделает, и продолжаю. — Совсем скоро ты будешь в другом месте. В очень хорошем месте, где тебя никто не обидит. Ты увидишь свою семью и всех близких. Все будет хорошо, когда ты попадешь туда. Тебе не придется больше бояться за свою жизнь. Тебе не будет больно. Поверь мне. Я отомщу за тебя. Он пожалеет, что убил тебя. Обещаю.

Она тяжело вздыхает.

— Еще немного, и ты будешь там. Я думаю, мы встретимся с тобой очень скоро. Все хорошо. Все будет хорошо.

Буквально через секунду она крепче сжимает мою руку, открывает глаза и расслабляет хватку. Ее сердце больше не бьется, это подтверждает грохот пушки. Закрываю ее глаза, наспех вытираю кровь со своих рук о траву и иду к остальным.

Собственные слова не выходят из моей головы: «Я отомщу за тебя. Он пожалеет, что убил тебя. Обещаю».

И я отомщу. И не только за нее. Теперь это моя обязанность.

Возвращаюсь к большому дереву, у которого остались все остальные.