Мятежница и менталист (СИ) - Бланк Эль. Страница 12

Оставшееся до сна время провела за вильютом. На этот раз не профессиональными обязанностями занялась, а позволила себе расслабиться. Там же у меня не только рабочий материал, но и личный архив любимой музыки, текстов женских романов, альбомы с семейными голографиями. Вдали от дома всегда вспоминаешь о близких, особенно, когда между ними хорошие отношения.

А в моей семье именно такие. Наверное потому что я единственный ребёнок, а родители никогда не ссорились. По крайней мере, при мне. И всегда лояльно относились к моим поступкам. Хочешь гравискутер в двенадцать лет? Пожалуйста. Перекрасить волосы в розовый? Да не вопрос. Поступать на журфак? Ну ладно, неплохая вроде профессия.

Единственный раз, когда папа сорвался и едва не вспылил, это когда я поделилась радостью, что меня на Марс аккредитовали. Но даже тогда его гнев был не на меня направлен, а на беспечность руководства “Равновесия”. Не нашлось никого более опытного? Забросили ребёнка в самое пекло и рады стараться.

Я с ним согласна не была. Ну какой же я ребёнок? Мне двадцать, за спиной школа, академия и курсы управления гравискутером. В активе — аттестат с отличием, красный диплом, три победы на конкурсе “Острое перо”, грамота лауреата премии “Лучшая статья за 2440 год”, грант “Юные дарования литературы” и два приза лидера гонок на гравискутерах “Кубок Федерации”. С таким послужным списком можно по праву считаться взрослой и способной справиться со сложными заданиями.

Повезло, что пока есть шанс скрыть от семьи мои нынешние неприятности. Сомнительно, что несколько дней отсутствия связи с репортером, как-то обеспокоят редакцию “Равновесия”. Тем более я внештатник, значит график у меня свободный. Я не обязана каждый день слать уведомления и отчёты. Мало ли потребовалось задержаться, чтобы отснять дополнительный материал. Итоговый срок сдачи репортажа в редакцию через три недели, так что время у меня есть. Дальше будет сложней — месяц отсутствия уже не скрыть при всём желании… Так что сейчас задача номер один — найти способ повлиять на расторопность Карена. Чем быстрее он поможет, тем скорее я смогу выйти на связь и вернуться домой.

Вот только пока я особой расторопности не наблюдаю,. Почти два дня прошло, а на свидание, то есть обещанный второй разговор, меня так и не пригласили. И я очень сомневаюсь, что причина этого какие-то неотложные дела у главаря мятежников. На базе аврала нет, затишье, техника стоит без движения, вояки вон, сами себе предоставлены… Значит, завтра придётся решительно напомнить Карену о себе!

Вот в таком бодром расположении духа я отправилась мыться и прихорашиваться. Сразу после ужина не вышло — у санузла толпа собралась ничуть не меньшая, чем у кухни. Проще было переждать наплыв желающих, чем провоцировать местных на ругань. Зато теперь очереди уже не было, в соседней кабинке домывалась лишь одна девушка, и ещё одна вытиралась, стоя в раздевалке. Правда, напор воды оказался слабым, а она сама едва тёплая. Неслучайно опытные постояльцы подсуетились заранее. В системе водонагрева горячей воды осталось немного, а холодная успела накопиться, но не успела нагреться.

Поэтому я, хоть и дрожала под прохладными тонкими струйками, но терпеливо и долго промывала волосы, убирая пенные клочки шампуня. И вздрагивала от потоков холодного воздуха, который окатывал тело каждый раз, едва открывалась дверь в душевую.

Когда это произошло первые два раза, я восприняла с пониманием — девушки ушли, не ночевать же им в душе. Но когда мое тело “заморозило” в третий раз, меня это вывело из себя — кого еще принесла нелегкая в час ночи?! Никакой приватности! Может, одна из девушек что-то забыла и вернулась, чтобы забрать?

Пройдя ладонями по лицу и смыв с глаз пену, я отступила от душа. Развернулась, чтобы полюбопытствовать и пожурить забывчивую поселенку.

— Следить за вещами надо… — осеклась, не договорив, потому что, вместо девушки увидела внушительную фигуру, совсем не похожую на девичью.

Сердце мгновенно подпрыгнуло к горлу и заколотилась как сумасшедшее, в животе скрутился тугой комок предчувствия неприятностей, во рту пересохло. Я даже не сразу сообразила, в каком откровенном виде стою перед обнаглевшим, вломившимся в женскую душевую мужиком, чуть заметно покачивающимся и скользящим по мне липким плотоядным взглядом. Спохватилась, услышав:

— Грудь у тебя маловата, по сравнению с гонором. Но я не эстет, по мне и так сойдет.

— Отвали! Пошел вон, урод! — взвизгнула я, прикрывая стратегические места ладонями и суматошно соображая, как без последствий прошмыгнуть мимо загораживающей проем туши и добраться хотя бы до полотенца.

— Что ж ты такая шумная-то? — воровато оглянулся на дверь вояка и, резким движением наперерез схватив меня за предплечье, рванул на себя, окончательно выдергивая из-под душа.

На повторный визг у меня времени не хватило, хотя в грудь воздух я и успела набрать. Выдыхать было уже некуда — развернув к себе спиной и заломив руку за спину, мужик ладонью закрыл мне рот.

— И что ты мне сделаешь, пигалица? — прорычал негромко на ухо, обдав отвратительной вонью перегара и спиртовых паров. — Где твоя хваленая камера? Что показывать станешь Карену? Не того ты на испуг взяла…

Я сделала все, что могла в этот момент — укусила прижавшуюся ко рту ладонь. На рефлексах действовала, не раздумывая. И мгновенно об этом пожалела, потому что взвывший от боли насильник церемониться не стал — отвесил мне затрещину, одновременно толкнув к стене, на которой висела одежда.

Больно приложившись плечом и лбом о гладкий кафель, я схватилась за голову, оседая на пол. В ушах что-то звенело, смешиваясь с шумом воды, в глазах расплывалось, во рту стало противно-солено.

Упасть мне вояка не дал — снова дернул, поднимая и окончательно впечатывая в стену грудью. Удерживал, прижимаясь ко мне со спины и не позволяя вырваться.

— Стой смирно, тогда больно больше не сделаю, — пыхтел, елозя позади. Я чувствовала непонятные странные движения, вовсе не похожие на попытки мной овладеть. Он одежду нащупывал — догадалась, когда затолкал мне в рот какую-то тряпку и, чуть отстранившись, принялся связывать руки за спиной.

— Так потише будет и поспокойнее, — пояснил между делом. — Нам же лишние свидетели не нужны, верно?

Мои слабые попытки извернуться и помешать он пресекал жестко, очередным толчком впечатывая в стену и тут же снова отстраняясь, чтобы продолжить. То есть жгутом скрутить мою блузку и крепким узлом зафиксировать запястья. А потом надавить на спину, вынуждая меня нагнуться. Смяв в пальцах мокрые волосы, намотал их на кулак и потянул на себя, заставляя оттопырить попу и запрокинуть голову.

— Я бы тебя в другой позе трахнул, дорогуша, но тут удобств никаких, так что придется тебе приноровиться и потерпеть. В следующий раз выберу местечко покомфортнее, — намерено вульгарно комментировал, демонстративно неторопливо огладив бедра.

Звякнула застежка ремня, к моей коже прижалось что-то большое, горячее, твердое…

Казалось, сил сопротивляться у меня уже не осталось. Глаза застилала мутная пелена слез, в носу хлюпало, из-за кляпа и неудобного положения я задыхалась, не в силах глубоко вдохнуть. И все же дернулась, меняя положение — в сторону и вниз….

— С-с-сука! — ругнулся насильник. — Я тебя предупреждал!

С такой злостью рванул меня за волосы обратно, вверх, поднимая на ноги, что мне показалось, содрал скальп. С неменьшей яростью ударив ботинками по одной голени, потом по второй, заставил широко расставить ноги. И снова наклонил.

— Еще раз дернешься, — предупредил угрожающе, — одним мной дело не ограничится. В казарму отведу. Поделюсь со своими друганами, они тебя научат послушанию. Будешь всю ночь их обслуживать.

Я больше не сопротивлялась, сил не было ни моральных ни физических. Обреченно ждала, стараясь абстрагироваться от боли и отчаяния. Как жаль, что женщина слабее, и как горько, что мужчины этим пользуются!

Потому и грохот распахнувшейся двери донесся до моего сознания не сразу, и то, что меня больше никто не удерживает, я поняла, лишь когда освободившееся от захвата тело рухнуло вниз на кафельный пол. Колени больно ударились о плитку, но мне было не до этого. Торопливо перевалившись через бедро и перебирая ногами по скользкой мокрой поверхности, я отползла к стене. В голове, где все еще шумело и звенело, билась суматошная надежда — за меня вступились?