Держись от меня подальше (СИ) - Сукре Рида. Страница 3

— Сынок, — не ожидавший пламенной речи от своего обычно неразговорчивого дитятки Макс немного растерялся и воззрился на него двумя пытающимися срубить друг друга пешками. — Значит, — его вдруг настигло озарение, — ты считаешь, что влачишь жалкое, — тут его голос сорвался на визг, вторя эху двух неугомонных бабок с первого этажа, — существование?

А чего они, собственно, орут? Вроде как не знают, что Фео торчит тут, или, наоборот, слишком хорошо его знают и заранее за меня переживают? От этих мыслей стало ещё страшнее. А потом на сцену вылезли ещё два «модных» персонажа — копии нашего гопника. Эх, не зря у меня было нехорошее предчувствие.

— Да, отец, — Стасик понурил голову, а я, будучи в теме их жёсткого разговора, решилась «разрядить» напряжённую обстановочку:

— Кажется, нас сейчас убьют…

— Что?

— Почему?

Вскричали оба представителя сильного пола, не расставаясь со своими трофеями: со сковородой и телефонным аппаратом. Правильно делаете, молодцы, в случае чего все этим можно огреть гоп-троицу.

— Просто… У нас гости, — прозвучало как в дешёвом американском боевике, которые так любит Леся, будто компанию отморозков наркодилеров накрыли в их притоне дяденьки с автоматами за «лажовый» товар.

— Какие ещё гости? — бледнея, поинтересовался дядя.

Он отодвинул меня в сторону и жадно припал к глазку. Я бы на его месте побоялась, вернувшись к той же теме дяденек с автоматами, а вдруг они приставили дуло к глазку и выстрелят, лишая любопытствующего сразу и глаза, и мозгов?

От дурных мыслей стало боязно, и я вжалась в стенку.

Стасик убежал в комнату и вскоре вернулся, зажимая в руках маленькую чёрную вещицу, похожую на диктофон.

— Хочешь записать наши предсмертные разговоры? — понимающе взглянула я на средство для записи звука.

— Ты о чём?

— Диктофон — отличная идея, потомки смогут доказать, что это не было самоубийство и вытребовать денег по страховке.

Дядя между тем притих и внимательно оглядывал пространство.

— Какая ты меркантильная, — хмыкнул Стас и продемонстрировал мне вещицу: — Это шокер.

— Чтобы шокировать одним своим видом? — иронизировала я напоследок, не веря, что такая маленькая штучка может спасти нас против банды, измордованной опытом уличных драк, да и не только уличных. Хотя в их случае сила не была аргументом — аргументом служил арсенал, запрятанный во всевозможных карманах, подкладках и прочем, который для них являлся жизненно необходимым, ведь будучи гопником со стажем никогда не знаешь, где заночуешь: то ли у кого-нибудь на хате на полу среди пустых бутылок, подставив под голову табуретку, то ли в родном КПЗ.

— Чтобы шокировать током, — с умным видом пояснил мне Стас, сделав, и, думаю, не в первый раз, вывод, что его сестричка, стоя в очереди за наивностью, свою очередь за ум пропустила.

— А-а-а… — протянула я, решив его не разочаровывать, пусть и дальше пребывает в чёткой уверенности уникальности своего интеллекта над другими, как и вся остальная раса с наличествующей хромосомой Y, как и Артём.

Вместе с пришедшим на ум именем моё лицо посетила героиня детской позитивной песенки о временном смещении положения губ, то есть улыбка. Лицо в неподходящей ситуации стало дебильно-идиотским, тут уж братишка полностью уверился в прогрессирующем у меня синдроме, который, судя по названию одной из многочисленных книг дяди, был невероятно утопичен: «Синдром дауна — fenita la comedia, добро пожаловать в трагедию!»

Стас, от всего сердца пожалев меня, или же для того, чтобы полностью заверить округу в своей гениальности, надгробным внушительным камнем вставил следующую фразу:

— Ну, Лен, вот так работает, — и устремил свою чёрную штуковину со страшным названием электрошокер прямо к притягивающей взор синей майке на теле папы. Думаю, он сам не понял, что натворил даже тогда, когда возглас дяди, словно резкий обрубленный глас вопиющего в пустыне, огласил прихожую и стих, заставив заглохнуть двух шушукающихся и причитающих старушек, шушукающихся гопников, выбежавших поглазеть на зрелища соседей и даже прибежавших из соседнего двора любителей сплетен.

— Ой! — синхронно выпалили мы, когда обездвиженное тело его папы грохнулось на пол к нашим ногам, звякнув выпавшим из рук телефоном.

В дверь настоятельно звонили. Попеременно стучали. Затем стали стучать и звонить одновременно, вводя нас в ступор своей какофонией звуков, а мы, как два суслика в засаде, замерли и даже сдвинуться с места не могли. Дядя лежал, не шелохнувшись и не издавая ровно никаких звуков.

В этот момент, за дверью предприняли последнюю попытку к стуку. Не подействовало, тогда входная дверь, сопровождаемая рвущимся из жерла грудной клетки криком «Ки-йа-а!», грохнулась прямо на бедного дядю. Сверху её оседлал мой недавний знакомый из «Crazy World» — ВДВшник, будто пытаясь придавить Макса своей мощью. За его спиной маячил Сеня с камерой (я начинаю подозревать его в том, что он полтергейст), Грипп с Серой, троица в «Адидасе», лузгающая семечки, интеллигентный дедулька, Артур Елизарович, с восьмого, потрясавший до сего момента на них своей антикварной тростью с инкрустированными в неё драгоценными камнями и ругая за сор. Парням было, мягко говоря, не до него, хотя его тросточка привлекла их внимание всерьёз и надолго.

Нарушала возникшую тишину только непрошибаемая Сера, громко нашёптывая боевой подруге в слуховой аппарат:

— Вот. Именно из-за этого твоего хмырёныша Пирожкович и не хочет с тобой встречаться!

— Ась? — не расслышала её Грипп, которая случайно выдернула аппарат и пропустила всё мимо ушей.

Сам Пирожкович, то есть Артур Елизарович, которого вся местная молодёжь, а нахватавшись у них, и все остальные жители района звали за спиной Артуром Пирожковым (думаю, он о своём прозвище знал, но виду не подавал), был очень удивлён, услышав её слова, что даже забыл, что ругает молодёжь и застыл соляным столбом, глаз не спуская с пребывающего в шоке ВДВшника, который, кажется, только что убил дядю, а локаторы свои настроив на бабулек, но больше ничего интересного ему услышать суждено не было.

— О Господи, купи ты уже этой своей старой карге барабанные перепонки! — возмущённо проорала Сера её внучку, который мастерски незаметно выхватил трость у Артура Пирожкова и прошествовал мимо смущённо кряхтящего десантника, имеющего некоторую слабость к закрытым дверям в квартиру, пристроившись около Стаса.

Сеня, как самый умный, молчать не стал и важно ответил старушке:

— Серафима Игнатьевна, это, — он кивнул в сторону пихающей в ухо слуховой аппарат Агрипины, — не моя карга.

— Да и не тебе говорено, — отрезала Сера.

— Сами же сказали: «О Господи», вот я и отвечаю.

На что обе пенсионерки возмутились и захлебнулись в нахлынувших возмущениях.

— Вы? — наконец-то ко мне вернулся голос, и я в полной мере удивилась посетившему мои родные пенаты брутальному военному.

— Я! — не менее удивлённо подтвердил ВДВшник, будто все мы застали его за прелюбодеяниями с гамадрилами.

— А что вы здесь делаете? Вы что, следите за мной? — обличающе прошептала я, напуганная почти до потери сознания.

— Я? Слежу? — начал зычно, как это принято в рядах вооружённых сил, орать шкафоподобный детина, но вспомнив, что сейчас он на гражданке, смягчил голос, чтобы я не померла от ужаса. — Нет-нет, я всего лишь пришёл, чтобы… чтобы… отблагодарить!

— О, — только и смогла сказать я. — А зачем тогда вы убили нашего дядю?

— Убил? — каждую мою фразу он повторял в форме вопроса. Нет, у него и правда, с интеллектом проблемки. — Кого? — он стал осматриваться, упорно не замечая самого главного.

— Да! Дядю! Смотрите, он не дышит, — я устремила указательный палец на прижатого к паркету здоровенной дверью Максима, который точно мёртв не был — такого медведя за просто так на поезд с конечным пунктом «Тот свет» не отправить.

Десантник активизировался, почесал клешней череп и с лёгкостью прибрал дверь с бессознательного Макса. Он чуть не грохнулся в третий на сегодня обморок от увиденного прикида «эмо-боя», но сдержался, лишь губы его предательски прошептали: «Мама». Он окинул нас, меня и Стасика, видавших всякое, взглядом, убедился, что мы в страну несознанки отправляться не желаем, и, взяв себя в руки, подскочил к потерпевшему и проверил пульс. Только тогда его лицо разгладилось, и он облегчённо вздохнул: