Держись от меня подальше (СИ) - Сукре Рида. Страница 33

Объёмы моего очага невелики. Но даже такие они оставляют след, как если бы игра со спичками оставила отметины на белом пушистом ковре. И не сдашь в химчистку — не поможет. Можно найти мастера, изготовившего ковёр, и договориться о восстановлении, но на это понадобится очень много труда. И я не знаю, хватит ли мне сил на реставрацию нашего с Шером «ковра».

— Всё сказала? — поинтересовался он, оперев тело о стойку качели. Я кивнула. — Теперь я скажу. Позволь? — он дождался моего кивка и пояснил: — А то ты сегодня такая… пугающая, — он усмехнулся. Что ж, значит, начали с сарказма? Окей. Я тебя выслушаю. Как бы не было это тяжело.

— Говори.

Он вновь в своём репертуаре снял с головы невидимую шляпу и поклонился. Если рассчитывает на аплодисменты, то тут его ждёт облом.

— Начну, пожалуй. Ведь ты позволила, — не переставал он паясничать. — Во-первых, ты сказала, что я невозможен. Хочу возразить. Вот, потрогай, — он вытянул вперёд руку и стал недвусмысленно намекать, чтобы я прикоснулась к ней и запротоколировала наличие плоти.

— Да, конечно, — я выполнила его пожелание. Он ухмыльнулся.

— Вот видишь, я вполне себе возможен физически. Так что я существую и твои слова не имеют почвы для оснований. Хотя, вполне могу предположить, что ты хотела сказать: «Он невероятен!» Вот это достоверно известный факт. Считай, вписан в историю. Можешь в Википедии глянуть. Там есть статья.

— А-ха, кинешь мне ссылку.

Возможно, мой тон и недоверчивый, но статью я эту вообще никогда смотреть не стану. Даже если он мне распечатает и в рамочку вставив принесёт.

— Обязательно. А что ты там говорила дальше? Ах, да. Что-то про мои постоянно меняющиеся настроения. Точно. Ты права. Я тоже заметил и уже хотел бить тревогу. Не веришь? — моё лицо настоль скептично? Что ж, танчик Шеридан, прямо в яблочко. — Зря не веришь. Хотя теперь это и неважно. Ведь ты подтвердила мои тревоги. А значит… значит мои гормоны шалят, и я беременный!

— Шизоид, — буркнула я себе под нос.

— Что ты сказала? — он явно не расслышал. Или сделал вид. Но меня сейчас это не волнует.

— Поздравляю, говорю.

— Спасибо. Так необычно чувствовать себя первым беременным мужчиной на планете.

Не знай я его так хорошо, списала бы его одухотворённый тон на бред психически больного наркомана.

— Ты герой, — для убедительности я даже глаза выпучила на секунду.

— Думаешь? — я кивнула. — Я бы даже тебе поверил. И даже предложил бы разделить со мной премию для первого беременного мужика на планете. Но… есть ведь ещё кое-что.

Ну, наконец-то, Артём, с которым я и хотела поговорить, вернулся.

— И что же?

— Я тебе отвечу. Говоришь, тебя пугают мои поступки, моё поведение?

— Да.

— И тебя это не отталкивает?

Хотя его тон подстерегающего свою жертву кота и заставлял меня немного нервничать, но я точно знала ответы на его вопросы, поэтому присела на качели и продолжила свою правду:

— Нет.

— Малышка, — он накрутил на указательный палец мой локон, — ты врёшь мне.

Я стала мотать головой:

— Ни капли. Я хочу серьёзности. И ожидаю её от тебя.

— Ты ждёшь серьёзности? Я бы мог тебе дать море серьёзности. И даже мог бы утопить тебя в ней. В этой серьёзности. И ты бы ни фига не выплыла. Ты бы барахталась, кричала, молила о помощи, а я бы сделал вид, что не слышу и топил бы тебя в ней. Ты этого хочешь?

— Ты не способен убить человека.

Он сморгнул, и его лицо стало жёстким, словно высеченное в камне:

— Ты не знаешь, что я могу, а что нет.

— Думаешь, я дура и не вижу, что ты отрабатываешь на мне какие-то ведомые лишь тебе психологические тесты? Ты хочешь убедить меня в том, что ты жесток, чтобы я тебя бросила и ушла. Ведь тогда ты сможешь корить себя и проклинать меня, что я такая стерва, ведь правда? Но в то же время…

Он не дал мне сказать и перебил:

— Мне неинтересно.

— Ты даже не хочешь выслушать? — я вскочила с качели и приблизилась к нему настолько близко, что моё дыхание касалось его груди. Когда нельзя достучаться словами, надо хотя бы попробовать привлечь внимание физически.

— Я слушал тебя достаточно, — по словам произнёс он и обошёл меня. — И я услышал.

— Что ты услышал? Я ведь ещё ничего, по сути, и не сказала.

— Ты только и делаешь, что говоришь, говоришь, говоришь. Не заметила? А я заметил. И даже слушал. И, знаешь, что услышал?

— Что же? — с вызовом чуть ли не выкрикнула я.

Он стоял спиной и обернулся, а затем заговорил:

— Ты сказала, что боишься меня.

— Я не это имела в виду.

— Ты сама хотела узнать, что я услышал. Ты задала мне вопрос. А теперь слушай, — логично. — Ты сказала, что боишься меня, — бла-бла-бла. — Боишься, но бросить не можешь. Ведь тогда тебя будет мучить совесть. А это такая страшная штука, если она есть, конечно. Мне бояться нечего, моя совесть была обменяна на… Извини, не хочу тебя шокировать, так что тарифную ставку, по которой я её обменял, называть не буду. Но будь уверена, я не продешевил. Нас с тобою связывает штампик в паспорте. Да и парочка моментов, — грустный смешок. — Мы можем всё это легко разрулить. Всего лишь докажем мэру, что мы никудышная пара. Думаю, с этим проблем не будет. Так что можешь перестать волноваться из-за этого. Ведь это единственная причина, по которой ты со мной. Перед кем ты испытываешь больший страх? Передо мной или перед Светловым? И я, как всегда, знаю ответ. А твои слова, что ты не можешь уйти. Я понял. Ты не можешь сделать этого сама. И я тебя отпускаю.

— Перестань.

— Я только начал.

— Я не хочу тебя слушать!

Наверное, из моих глаз сейчас бы прыснули слезы, если бы я могла заплакать. Как ему взбрело в голову сделать такие выводы? Он, вообще, чем думал? Сомневаюсь, что той самой кочерыжкой, что в цивилизации величают мозгом.

— Мне все ещё есть что сказать.

Я зажала уши руками и как заведённая стала повторять:

— Я не хочу… не хочу… — прозвучало немного истерично, но может нашему разговору именно драматизма и не хватало?

Не испытывая надобности оставаться, я рванула прочь, не разбирая дороги и сама не заметила, как уткнулась в оградительные решётки забора. Побродив вдоль некоторое время и успокоившись немного, я набрела на выход и отправилась на остановку. Хорошо бы заказать такси, но не думаю, что смогла бы поговорить и вызвать машину — в горле стоял ком.

Старшие Охренчики поссорились, а за ними и младшие.

14

Водитель маршрутного автобуса всю дорогу слушал радио, на котором крутили лишь песни репертуара исполнителей восьмидесятых, причём подборка ди-джея этим вечером была составлена исключительно из «позитивных» мотивов с лирикой о разбитых сердцах, которые имели при этом жизнеутверждающие припевы. Лично я их оптимизма не разделяла и рисовала пальцем на запотевшем стекле — в нашем городе вновь пошёл дождь, будто чувствуя моё состояние. Какая ирония — мои глаза настолько сухи, когда сердце плачет, что даже небо не выдержало и, сопереживая, ведь не было ни единой тучки, нахмурилось и разразилось водопадом несолёных слёз.

Мои высокохудожественные (от слова «худо») малеванья на окне на выставку в Эрмитаж никоим образом не претендовали, напоминая больше старания особо-одарённых детишек в детском саду. Но несмотря на это, основные силуэты героев моих художественных изысков вырисовывались вполне узнаваемо. Я пыталась изобразить себя и Артёма — обычную пару двух человечков, стоящую рядом друг с другом. Изначально в планах было подчеркнуть именно то, что они пара: одна ладошка крепко лежащая в другой; но мои руки воспротивились и не стали выдавать желаемое за действительное. Единственное, что показалось мне нелишним — это наградить их обоих сердцами в груди. Поэтому получились две одинокие фигурки. Мало того, что одинокие, так ещё и лежащие, как оказалось. Ведь я рисовала, положив голову на согнутую в локте руку, которую положила на спинку переднего пустующего сидения — вот рисунок и вышел в горизонтальном положении.