Три подруги и древнее зло (СИ) - Солнцева Анастасия. Страница 38

Меня беспокоило множество вопросов. Как правильно сделать первый шаг и вызвать на разговор Макса, но так, чтобы он ничего не заподозрил? Где искать Русю, которая вдруг ни с того, ни с сего решила поиграть в Штирлица? Что делать с ягуареттами, которые точно не стремятся к перемирию, закусив удила и взяв курс на силовое решение образовавшегося конфликта? И как, черт возьми, избавиться от зеркала!? Ведь теперь, после полученных от ведьмы сведений, я точно не смогу нормально спать в собственной квартире, и это очень раздражало. Мне недосып в принципе был противопоказан. Он скверно сказывался на моем характере.

Глубоко погрузившись в собственные размышления, я не сразу сообразила, что что-то не так. К этому моменту мы с Нисой уже успели добраться до моей квартиры и даже войти внутрь, вот только я никак не ожидала, что она, не успев снять обувь, замрет посреди маленькой прихожей, где и одному человеку было тесновато. А все из-за огромного шкафа, который я купила по глупости, поведясь на хорошую скидку.

— Эй, ты чего? — возмутилась я и попыталась обойти подругу.

— Стой! — остановила она меня, перегородив собой дорогу и вынуждая меня остаться за её спиной. Роста мы были примерно одинакового и из-за этого я не могла видеть ничего, кроме подружкиного взъерошенного затылка.

— Умом повредилась? — выпучила я на неё глаза, склонила голову набок и увидела, как лицо Нисы вдруг отчаянно побледнело. Застывшие стеклянные глаза уставились куда-то вглубь квартиры с таким выражением, словно только что увидели нечто опасное и трагическое одновременно.

— Да что происходит? — не выдержала я и попыталась поднырнуть под выставленную передо мной руку банши. Но она остановила меня одной только фразой, которая в тишине пустынной квартиры прозвучала так, словно кто-то отпустил лезвие гильотины, которое стремительно рухнуло вниз, со свистом рассекая воздух.

— Звони в полицию, — потребовала Ниса. — Здесь труп.

Глава XXIV

Я обмерла, вцепившись рукой в шкаф, чтобы устоять на ногах от таких-то новостей. Секунда мне потребовалась, чтобы выйти из состояния ступора, отбросить руку подруги в сторону и броситься в комнату.

А там, на полу, в изломанной позе с неестественно выгнутыми под разными углами руками и ногами лежало тело. Оно было маленьким, слишком маленьким для взрослого человека, а потому я сразу поняла — это ребенок. Ребенок, из вспоротого живота которого торчали окровавленные внутренности. Круто задранные вверх оголенные ребра казались неестественно белыми на фоне рваных красных ошметков, которые когда-то были частью грудной клетки. Голова, так же как, как и конечности, была вывернута в сторону, словно кто-то схватил за волосы и резко, до хруста в ломающихся шейных позвонках, провернул её словно крышку на бутылке. Лицо было настолько обезображено болью и ужасом, что я не сразу смогла сообразить, знакомо оно мне или нет. Мозг, остро воспринимавший каждую деталь, по очереди выдергивал из общей картинки отдельные детали, словно хватаясь за куски разорванного полотна в попытке собрать общий рисунок — мелкий цветочный орнамент на короткой юбке, дешевые украшения на тонких запястьях, одна ступня босая, а другая — обутая в заляпанный красными брызгами кроссовок. И только когда глаза смогли рассмотреть остатки синих волос, разметавшихся по моему ковру, в сознании сложилось два и два.

Это была та самая девчонка, которая спорила со мной, когда я явилась в соседскую квартиру с требованием тишины. Подружка девочки, столкнувшейся с тенью из моего зеркала.

Зеркало.

Я повернула голову и сквозь раскрытую дверь в ванную увидела то самое зеркало. Оно по-прежнему висело на стене над раковиной, но теперь уже не было таким чистым, каким запомнилось, когда я видела его в последний раз. В левом нижнем углу был виден отпечаток, оставленный чьей-то окровавленной ладонью. Небольшой ладонью — женской… или детской.

Дурнота накатила так резко, что я едва успела сказать:

— Не в полицию. Звони Грише.

И рванула в туалет.

Меня вырвало несколько раз подряд. И только когда в желудке не осталось ничего, даже противно-горького, разъедающего вкусовые рецепторы желудочного сока, я упала на холодный кафель, прислонившись взмокшим лицом к приятно прохладному краю раковины.

Пока я приводила свой организм в состояние обезвоживания, подруга вызвала Гришу. Последний явился как-то уже очень подозрительно быстро, словно пил кофе в квартале от моего дома. На мысли о кофе навел отчетливый запах ванили, распространившийся по квартире, едва только предводитель местной стаи оборотней переступил порог.

— Что это с ней? — требовательно поинтересовался Гриша у Нисы, возникая в проеме ванной комнаты и скептично осматривая меня, скукожившуюся между стенкой и унитазом.

Подруга сунула голову в ванную, убедилась в моей жизнеспособности, кивнула сама себе и ответила, уже оборотню:

— Сам не видишь, что ли? Сидит.

Гриша недоуменно наморщил лоб, еще раз огляделся по сторонам, словно убеждаясь в том, что он попал именно в мою квартиру и именно в мою ванную, а не в тронный зал Букингемского дворца, и с какой-то нарастающей обеспокоенностью спросил:

— Зачем?

— Затем, что лежать не может, квадратура не позволяет! — рявкнула в ответ подруга. — Сидит на полу, соседствуя с толчком и притворяется живой, хотя и есть сомнения. До твоего прихода — харчи метала.

— В смысле? — моргнул Гриша и зачем-то, сверкнув запонками, потянулся поправлять воротник рубашки, которая выглядела очень дорого и никак не вязалась с его официальным местом работы.

Чувствуя себя крайне паршиво, словно тот самый Винни-Пух, подвергшийся нападению стаи ос, которые в моем случае не только покусали все лицо, но еще и мозг высосали, однако же кое-какие остатки разума мне сохранить удалось. Как и умение отличить настоящий Armani от китайской пали, сшитой бедными афганскими детьми на коленке во вьетнамском подвале. Тут же припомнилось, что в прошлом парень старался выглядеть скромнее, нося не столь откровенно пафосные наряды, хоть как-то стараясь соответствовать официальной легенде. И вот нате вам — явился весь такой шикарный, свежий, наглаженный да причесанный.

— Блевала она! — со всей присущей ей скромностью, а вернее, с полным её отсутствием, оповестила Ниса Гришу и еще с десяток людей, явившихся вместе с ним.

— Серьезно? — нахмурился оборотень и по совместительству следователь.

— Нет, шучу, блин, — скривилась подружка и передала мне полотенце, тонко намекая на то, что неплохо было бы умыться. — Она уже минут двадцать в туалете сидит, все никак Эдуарда дозваться не может.

Гриша на мгновение завис, возведя глаза к потолку, что-то там поискал, не нашел и решительно выдохнул:

— Даже знать не хочу.

И вышел.

— Вот и хорошо, — обрадованно заверила Ниса его удаляющуюся в комнату широкую спину. — Вот и правильно! Лишние знания вредят здоровью и крепкому сну!

А потом уже мне, не так радостно и не так притворно:

— Ты бы водички попила, что ли? Смотреть на тебя больно.

— Ну, и не смотри, — пропыхтела я, поднимаясь с пола, простимулированная уже начавшим ныть копчиком.

— Не могу, — развела руками банши. — Ты моя подруга, и я за тебя переживаю.

— Лучше бы ты переживала за труп в моей квартире, — пробурчала я и начала плескаться под водой, как бестолковая утка — с энтузиазмом и брызгами во все стороны.

— А чего за него переживать? — пожала подруга плечами, облокачиваясь о косяк и наблюдая за мной. — Лежит себе тихонечко по середке, как и положено мертвому телу.

— Как оно здесь оказалась? — развернулась я к подруге, немного пошатнувшись. — И еще один вопрос — кто устроил погром в моей квартире?

Данный факт добрался до моего уставшего и истощенного событиями сегодняшнего дня мозга не сразу, его затмило осознание гибели ребенка там, где этого ребенка вообще быть не должно было. Однако на стадии, когда содержимое желудка уже его покинуло, но бунт организма все еще продолжался я сообразила, что произошло еще что-то. Это смутное ощущение «еще чего-то» плохого, уже случившегося, а потому неотвратимого и пугающего, не давало мне покоя несколько минут. И только когда рвотные позывы стали реже, а промежуток между ними увеличился я поняла, что именно так терзало мою душу.