Спорим, моя? (СИ) - Шантье Рошаль. Страница 38

Уже не смешно. Живот сжимается, выдох становится чуть резче, губу я закусила даже не заметив. Смотрю на него своими большими округленными глазами. Как кролик на удава. Такого красивого, сексуального удава…

— Тшш, моя Риша, — продолжает искуситель, — у меня набор хорошего парня, помнишь? А то, о чем ты успела подумать, хорошие парни в гостях не делают.

И подмигивает мне. Вот зараза.

Он входит в гостиную немного раньше меня, скрывая от родителей наш искрящий огнем разговор, от которого у меня жар по телу и странная нега… Хочется еще. Мне требуется несколько глубоких вдохов, чтобы натянув на себя улыбку шагнуть вперед. Макар как раз отдал маме букет и перекидывается словами с отцом, однако, когда его глаза фокусируются на мне, в них разгулялся огонь. Охх… Я должна была сказать что-то важное? Не помню.

Мы рассаживаемся, и я снова жалею, что брат не считает нужным поддерживать с нами прежнюю связь. Знаю, что родителям тоже от этого больно. Они хоть и стараются понять сильнее меня, а с таким смириться не просто. И уже ведь никто не настаивает на ужинах, но изредка хоть мог бы приезжать… Май не за горами, приглашение лежит, а мы так и не понимаем ждут нас или все-таки будет скромная церемония и родителям даже в загсе будут не рады. Можно было бы спросить, да мы уже не в тех отношениях. Навязываться не хочется. Сложно.

— Ну что, поднимем бокалы? — возвращает обратно папин голос, — За семью, — предлагает он и мы киваем легко улыбнувшись.

Ветров, кажется, немного смущен. И я тоже. И хотя папа ничего такого не сказал, звучало немного двусмысленно. С другой стороны, за что пить? За любовь или чтобы деньги в доме водились? За семью звучит хорошо.

Мы болтаем на отвлеченные темы. Отец чаще с Ветровым, мы с мамой иногда вставляем свои крайне важные фразы, что делает атмосферу наполненной и дружной.

Несколько раз я порываюсь рассказать о том самом, но каждый раз нахожу причины молчать. Всё мне кажется, что момент не подходящий, на деле же, я просто трушу.

— Кстати, — щелкает пальцами между тем отец. Он частенько так делает, вспомнив то, что хотел сказать, — любителя краски-то нашли!

И у меня глаза прямо распахиваются. Уверена, что в лице я поменялась. Даже Ветров сжал мою руку под столом, успокаивая.

— И кто он? — спасает Макар. Он вроде как от нас обоих говорит, что дарует мне право держать рот закрытым. Ну после того, как я усиленно смыкаю съехавшую вниз челюсть. Ветров ведь знает, что не кость мне поперек горла стала!

А у меня глаза, как у кошки, наверное, светятся, так мне интересно, кто же этот… тот самый, который изводил меня! А отец неторопливо жует. Слишком долго для меня, которой на стуле усидеть без этого знания сложно.

— А помнишь, Арина, к вам с Таей зимой парень прицепился? — и дождавшись моего подтверждения, папа рассказывает для гостя, — На каникулах девочки на горку пошли, я как раз за ними ехал, а к ним шпана прицепилась. Среди них был один заводила — Виктор Журавский. Он в полиции не в первый раз, его там Журой называют.

— Парню двадцать четыре года, а уже такое бурное прошлое, — мамин тяжелый вздох выказывает и мое состояние. Жалко их таких, потерявшихся и заблудших.

— И что ему за это будет? — наконец подаю голос я.

— Статья «Хулиганство», — на правах знающего законы юриста вступает Макар, — в общем, ничего. Вы можете подать в суд и потрепать себе нервы, а можете, как это уже сделано, — берет стакан с водой в правую руку, левая держит вилку, — перекрасить забор, припугнуть полицией и всё. В любом случае, кроме банки с краской с него взять ничего не выйдет, это при условии, что есть доказательства причастности Журавского. Камеры-то сбили. Моральный ущерб еще нужно подтвердить. Это справки из больницы, что Ваше здоровье или здоровье членов семьи пострадало именно в результате действий обвиняемого. Поскольку таковых доказательств у нас нет, то парень просто административный штраф заплатит и все, — он делает глоток и ставит стакан обратно, — А как его нашли?

— Сосед видел, как Виктор проходил по нашей улице, — отвечает папа, отрезая кусок запеченного на гриле лосося, — парень так и не признался. Все доказывал, что мимо шел и пришили ему обвинение.

— Но по сути доказательств нет, — кивает Макар, — его слово против слова соседа. В общем, поругает его полиция и все. Ничего ему не будет.

— То есть кто угодно может такое сделать и это спустят с рук? — папа явно возмущен.

— А Вы представьте, Григорий Васильевич, — кладет ладонь на стол мой спутник, — идете Вы по парковке, заходите в ресторан пообедать, а когда выходите, оказывается, что машину, мимо которой Вы шли, облили краской. То, что именно Вы проходили мимо могут подтвердить несколько человек, но никто не видел, как обливали.

За столом повисает тишина. Хорошее сравнение.

— Но я уверен, что это он, — парирует папа.

— Думаю, он тоже прекрасно понимает, что его впоймали. Но чтобы притянуть кого-то к ответственности этих улик недостаточно. Иначе у нас бы в прямом смысле началось бесправие.

— Или самосуд, — неопределенно взмахиваю рукой.

— Да, — серьезно кивает Ветров, — называйте, как хотите.

— Наверное, это правильно. Спорная политика, конечно, — бурчит он и тут уже Макар вынужден согласиться.

— Радует то, что реформы проводятся и законодательство улучшается.

— Давайте уже о чем-нибудь хорошем! — с улыбкой восклицает мама, — надеюсь, мальчишке хватит этого, чтобы отстать.

Я поддерживаю маму, рассказывая смешную свежую шутку, услышанную в университете, но на самом деле мне очень хочется остаться одной, чтобы обдумать услышанное. И я, несомненно, радуюсь, когда ужин заканчивается. Я рада побыть с семьей и Макаром, но до конца успокоиться не удается. Слишком сильно бушуют в голове мысли.

Выхожу проводить Макара после его прощаний с родителями.

— Думаешь он не станет больше лезть? — спрашиваю, когда Ветров отрывается от моих губ.

— Уверен, что нет. Журавский убедился, что ты не одна, что родители в курсе и ты под защитой, — он держит мои ладони в своих руках, а в его глазах читается забота и это, конечно, успокаивает меня, — Если понадобиться я сам к нему наведаюсь. Люди на знающих закон реагируют пугливо. Особенно те, у кого с этим самым законом уже имеются трудности.

— Надоел этот детектив. Спокойствия хочется, — я сама обнимаю его. Прижимаюсь всем телом к сильному мужскому корпусу, утыкаясь носом меж ключиц.

— Не переживай больше ни о чем, — голос Макара звучит уверенно. Он придает сил и дарит поддержку.

Я поднимаю голову и смотрю на него. Такого красивого, моего. Того, кто защищает и успокаивает, поддерживает и лелеет меня.

— Макар, я, — вдыхаю побольше воздуха, только договорить не успеваю. Моих губ касаются его губы, целуют уверенно и глубоко. Так, как всегда. Так, как привык. Я отвечаю, подхватывая наш танец, словно сливаясь в одно целое. Мне бы этого хотелось…

— Я не достоин, Арина, — тихо произносит с хрипотцой на выдохе, едва прервавшись, — не сейчас.

— Всё упирается в них, да? И в ту дату? — мой голос становится острее, и я звучу немного обиженно. Запрещаю это себе. Я обещала дать ему время.

— Да, — подтверждает и смотрит серьезно, в ожидании реакции.

— Ветров, ты же не женат, да?

— Нет, Риша. Я не женат, — он тихо смеется, обнимая обеими руками, устроив подбородок на моей макушке.

Всё бы хорошо, если бы не это ощущение. Будто камешек в кроссовок попал. Давит, мешает, всю ногу исколол, а вытряхнуть не могу. Я этот камешек пока не вижу, но уже чувствую.

Глава 39

Воскресенье я провожу у Таи и в универ завтра пойду тоже от нее. Поставили своих мужчин в известность, мол, соряньте, мальчики, но мы слишком давно не болтали. Не то, чтобы они были сильно против, но мы с Таей от этого ощущали себя особенно сильно деловыми.

— Вот так белобрысый гаденыш!

— Виктор, Тай. Витек, — отхлебываю из бокала, фыркнув.