Песня длиною в жизнь - Марли Мишель. Страница 12

Ив Монтан стоял рядом с роялем, в луче света от единственного прожектора. Он склонил голову над стопкой бумаг, которые, вероятно, были нотами и текстом. Пока аккомпаниатор разминал пальцы, певец, казалось, что-то искал, тем самым давая тайной зрительнице возможность оценить его внешний вид, не отвлекаясь на голос или движения.

Он оказался удивительно высок для южанина, почти метр девяносто, и, как она только сейчас заметила, очень хорошо выглядел. На нем были черные брюки и белая рубашка с расстегнутым воротником. Его небрежные жесты понравились Эдит намного больше, чем те фальшивые позы, которые он принимал в АВС. Она обнаружила, что он смотрится на сцене не так уж плохо, когда стоит на месте и движутся лишь его худые руки, а он обходится без танцевальных па, ковбойской шляпы и клетчатого пиджака.

Приходилось признать, что он вовсе не выглядит смешным, а оказался чертовски привлекательным парнем. Пораженная и одновременно обрадованная этим открытием, Эдит откинулась на спинку кресла.

Ее сиденье тихо скрипнуло, но звук не был услышан из-за разговора, который велся на сцене.

До Эдит донеслись слова Ива Монтана: «Пиаф хочет испытать меня». Его тон демонстрировал, что он вовсе не рад этому. Затем певец выпрямился, подал пианисту ноты и добавил: «Ну что ж, тогда давайте покажем ей, что я умею. К ее приходу нам следует немного разогреться».

Его манера говорить напомнила Эдит о юности на площади Пигаль. «Это язык марсельских улиц», — подумала она. Она слышала подобную мелодику речи, с протяжными гласными, у моряков с юга, оказавшихся в Париже в увольнении и ищущих, где бы поразвлечься. Странно, что в АВС она не замечала этого особого звучания.

Пианист начал с проигрыша, который Эдит сразу узнала. Это был шансон «Что остается от нашей любви?» Шарля Трене. В первый момент ее разозлило, что молодой певец снова пытается кого-то копировать. Но потом ей пришло в голову, что в силу возраста он, по-видимому, еще не имеет собственных вещей для исполнения. По крайней мере, это была более удачная и более французская песня, чем глупые шлягеры, которые демонстрировали его преклонение перед американцами.

Вскоре она осознала, что это исполнение не имело ничего общего с неудачным выступлением на вечере в АВС. Ив Монтан рассказывал в песне о человеке, который сидит перед домом у погасшего костра и вспоминает о любовных переживаниях своей юности. Его голос звучал глубоко, очень мужественно, мощно, но в то же время меланхолично и тоскливо. Рядом с роялем в слабом свете прожектора стоял молодой человек, сумевший заполнить огромную сцену своим присутствием, от которого захватывало дух. От него исходило сияние, оно казалось превращавшимся в море пламени, устремляющегося через темный пустой зал прямо к Эдит. Когда он запел про украденные поцелуи, тембр его голоса стал, как ей показалось, невероятно эротичным.

Она застыла, словно пораженная молнией. Эдит смотрела на певца, который теперь расстегнул вторую пуговицу на рубашке и закатал рукава. Стали видны загорелые жилистые предплечья, и Эдит спросила себя, действительно ли темные волоски на его руках такие мягкие, какими кажутся отсюда, с ее места.

Он подал знак аккомпаниатору, тот начал играть задорный шансон, которого Эдит не знала. Но текст был довольно забавным, речь шла о велосипеде, и Ив Монтан умудрился очень характерно изобразить поездку на нем. Хотя представился скорее Марсель, чем Париж. Пианист исполнил короткий проигрыш, в то время как Ив Монтан еще раз стал пролистывать ноты.

Затаив дыхание, Эдит ждала следующей песни. В конце концов он запел «В метро» — шансон, ставший известным благодаря Роже Данну. На губах Эдит расцвела улыбка. Четверть часа назад она была бы рассержена тем, что этот подражатель пытается сделать себе имя при помощи чужого репертуара. Теперь же благодаря тому, что она слышала ранее, ее это скорее позабавило.

Мелодия, казалось, воскрешала сам дух вальса былых времен. Эдит невольно стала опасаться, что ритм вальса подвигнет Ива Монтана на то, чтобы начать пританцовывать. Но в отличие от того раза, когда он изображал ковбоя, он стоял спокойно, доверяя только своему голосу. Он умел петь. Это не вызывало сомнений. И он это знал. Эдит удивлялась, почему он не продемонстрировал талант и уверенность в себе на сцене АВС. Ну да, ему еще не хватало каких-то штрихов, но при должном руководстве этот италофранцуз мог стать хорошим артистом, тут она не сомневалась.

Захваченная его энергией, которая, казалось, тянулась к ней через ряды кресел, Эдит вскочила. Она не обращала внимания на установившееся в зале молчание. Гулко топая, она направилась к сцене.

Пианист прекратил игру еще до того, как Ив Монтан замолчал. Тот пропел еще несколько тактов а капелла, прежде чем остановился и возмущенно крикнул в темный зрительный зал:

— Какого черта вы мешаете репетиции?

— Достаточно. — Она шагнула в свет прожектора, который бросал узкую полоску света через оркестровую яму на паркет. — Я уже все слышала!

— О, мадам Пиаф! — Голос Монтана звучал удивленно и не особенно радостно. Неуклюже певец шагнул к краю сцены, однако не стал наклоняться к Эдит. — Но я еще не закончил!

Теперь ей пришлось задирать голову, но видела она не выше колен Монтана. Она отметила про себя, что его ботинкам не помешали бы новые подметки. От этой мысли какое-то смутное чувство шевельнулось в ней. Потом ей вспомнились слова Анри, что Иву Монтану двадцать три года — всего на несколько лет меньше, чей ей. Его манера говорить наводила Эдит на мысль, что он выходец из того же социального слоя, что и она. Хотя обычно она не обращала внимания, если кто-то называл ее мадам, но в этот раз поправила:

— Мадемуазель, пожалуйста.

— Хм, — только и смог он вымолвить. Судя по всему, у него были не только дурные манеры бывшего уличного мальчишки, но и несносный характер, как утверждал Одифред. Мужчин такого типа она знала прекрасно.

— Если хочешь петь, приходи через час ко мне в гостиницу «Альсина», — она произнесла это не особенно дружелюбно, скорее как строгая учительница, отчитывающая ученика.

«Мадам профессор» задрала подбородок, расправила плечи и, окинув обоих мужчин пренебрежительным взглядом, направилась к двери. Краем глаза она увидела, как побледнел Ив Монтан. Ее позабавило, что его мысли и эмоции читаются настолько явно. Такие, как он, не любят, когда женщины разговаривают с ними в подобном тоне. «Тебе придется привыкнуть к этому», — пронеслось у нее в голове, и она улыбнулась.

ГЛАВА 6

— Ты действительно думаешь, что этот Ив Монтан придет сюда? — спросила Симона.

— А почему бы и нет? — Эдит стояла перед зеркалом в спальне, одной рукой приглаживая вьющиеся волосы, а в другой держа губную помаду. Было еще относительно рано — прямо сказать, не лучшее ее время. Она волновалась, будто перед выступлением или ночным кутежом. Она подмигнула Симоне, стоявшей позади нее, и произнесла:

— Он злился, потому что не привык получать приказы от женщины. Уверена, что мсье Одифред еще раз объяснит ему, что это его шанс получить мою поддержку. Так что, как только он успокоится, его мгновенно доставят сюда. Не беспокойся.

— Я больше беспокоюсь о тебе, — пробормотала Симона. — Мало того что ты идешь на эту встречу в «Мулен Руж» в десять часов, так еще и вскакиваешь с постели — хотя еще даже не полдень! — и прихорашиваешься, как какая-то дива.

— Ерунда! Я просто привожу себя в порядок.

Эдит поджала свеженакрашенные губы, затем растянула их в улыбке, скорчила гримасу и вытерла пальцем лишнюю помаду. Задумчиво посмотрела на себя. На ней было красивое летнее платье, в котором она обычно путешествовала, белое, с большими синими цветами.

— Куда делся тот бюстгальтер, который мне купила Гита?

— Не знаю. Наверно, лежит где-то в шкафу. Ты ведь никогда не носишь бюстгальтер.

— А сейчас он мне нужен.

— Не понимаю. Почему именно теперь?