Песня длиною в жизнь - Марли Мишель. Страница 40
— Я не знаю, где Ноно, — сказала она Андре. — Все письма, которые я отправляла ему в Антиб, остались без ответа.
Дверная ручка поднималась и опускалась, Луи тряс дверь.
— Эдит?
— Боже мой! — простонала она. — Деди, мне нужно идти на концерт. Придумай что-нибудь. Пожалуйста.
— Я постараюсь выяснить, где он, — пообещала Андре. — Кто-то из Сопротивления сказал мне, что встречался с Рене Лапортом[61] во время освобождения Тулузы. А Лапорт был соседом Жоржа Орика[62] в Антибе, где Норберт Гланцберг нашел на некоторое время убежище. Может, они сбежали вместе?
Эдит повысила голос и крикнула:
— Лулу, не нужно портить дверь. Я сейчас выйду.
В трубку же добавила:
— Тулуза — это отлично. Мы будем там через пару дней.
— Знаю. К тому времени я уже что-нибудь узнаю о Норберте Гланцберге. Ты действительно очень выручила его в то время, когда это было чрезвычайно опасно. Не только для него, но и для тебя. Ты, наверное, помнишь Шарля Трене?
— О да, — горький смех вырвался из горла Эдит. — Эта глупая история…
Мелодия — результат импровизации Ноно на вечеринке в ее гостиничном номере — стала чем-то вроде лейтмотива их романа. Эдит понравился вальс, его полная драматизма динамика как нельзя лучше выражала ее тогдашнее отношение к жизни. Поэтому она снова и снова просила Ноно сыграть этот мотив. В то время они тоже долго гастролировали по югу Франции и часто встречались с различными деятелями искусства. В их числе был молодой певец Шарль Трене, который ценил дружбу мужчин больше, чем дружбу женщин.
Этот Трене однажды записал что-то на бумаге, стоя рядом с Эдит и играющим на фортепиано Норбертом. Вскоре после этого, будучи в Ницце, они случайно узнали, что Трене как собственное творение продал текст и музыку песни под названием «Турнонс, турнонс, турнонс» музыкальному издательству в Ницце. Это была мелодия Гланцберга. Дальше Эдит сделала все возможное, чтобы исправить то, что Трене небрежно назвал шуткой. Ей удалось добиться защиты авторских прав настоящего создателя мелодии и даже получить гонорар в несколько тысяч франков от музыкального издательства. Это было непростое дело в апреле 1943 года, к тому же хлопотала она для практически бесправного еврея.
— Не волнуйся, все будет хорошо, — пообещала Андре. — Я сделаю все, что смогу, здесь, в Париже, и свяжусь с тобой, как только у меня появятся новости. Тьфу-тьфу-тьфу, хорошо тебе сегодня выступить, Малышка.
— Спасибо! — Эдит осторожно положила трубку.
Ее сердце колотилось в груди. Разговор не принес того результата, которого она ожидала, зато открылись новые возможности. Ей стало интересно, как отреагирует Ив, если она отправится искать своего бывшего любовника. Ее ревнивый друг, пожалуй, неправильно воспринял бы ее желание снова увидеть Гланцберга.
Что ж, это наверняка внесет волнующие эмоции в ежедневные гастроли. Ей, пожалуй, было бы приятно снова увидеть талантливого композитора и музыканта и лично убедиться, что он пережил оккупацию и преследования и находится в добром здравии.
— Малышка, я жду тебя, — позвал из-за двери Луи.
— Иду!
ГЛАВА 23
Тулуза
Автомобиль ехал сквозь сказочный лес. По крайней мере, живописная местность, по которой они двигались, была очень похожа на пейзаж из волшебной сказки. Зеленые холмы плавно поднимались к горному массиву Пиренеев, силуэты которых вздымались к самому небу. Извилистая дорога была проложена через дремучие леса, казавшиеся девственными. На холмах раскинулись виноградники, с реки поднимались клубы тумана и окутывали спящие деревья.
— Неудивительно, что партизаны Сопротивления считали эти места своим домом. Это идеальное убежище, — сказал Ив.
Он сидел рядом с Эдит на заднем сиденье машины и смотрел в окно так, будто мог различить множество плохо вооруженных молодых людей, которые не только воевали за свободную Францию, но и, пользуясь близостью границы, переправляли беженцев в Испанию, спасая тем самым их жизни.
— Иногда, — тихо добавил он, — мне стыдно, что я всего лишь пел.
— Кто может сказать наверняка, какие из твоих поступков действительно были ценны? — ответила Эдит, задумавшись. Появления на сцене французского триколора, исполнения запрещенных песен, помощи в получении поддельных документов и даже спасения еврея может оказаться недостаточно, чтобы избежать обвинения в сотрудничестве с врагом. Она вздохнула.
— Ты приносишь радость людям. Это важное дело в тяжелые времена.
Он безразлично пожал плечами и молча уставился в окно.
Дорога уткнулась в развилку, где лишь одинокая яблоня тянула к небу голые ветви. Луи резко ударил по тормозам.
— Извини, — крикнул он через плечо.
Автомобиль подпрыгнул, а затем свернул на узкую проселочную дорогу. Эдит буквально упала в объятия Ива. Когда она попыталась выпрямиться, он крепко ее стиснул.
— Мне не нравится эта идея, чтобы ты встречалась со своим старым любовником.
— Ну и? Он старый любовник, а не новый, и именно поэтому ты можешь быть совершенно спокоен, дорогой.
Он пробурчал что-то непонятное и зарылся лицом в ее волосы.
— Я считаю Ноно своим старым другом, — продолжила Эдит. — О любви не может быть и речи.
«Надеюсь, письма, которые я в последний раз писала ему, никогда и нигде не всплывут», — подумала она.
Эти послания однозначно свидетельствовали о любви и желании, о беспокойстве по поводу того, что она не получает ответов. Почему, собственно, Норберт Гланцберг и перешел в разряд друзей.
Эдит даже не могла сказать, действительно ли ее чувства к нему были такими страстными. Но как можно не поддержать человека, который годами подвергался преследованиям и постоянно боялся за свою жизнь? Он был честолюбивым молодым композитором, когда бежал из Берлина в Париж после прихода к власти нацистов. Ему удалось обосноваться во Франции, но затем разразилась война, и его жизнь превратилась в бесконечную игру в прятки, без всякой надежды на то, что это когда-то закончится. В этой ситуации любовь была единственным средством выживания, тем немногим, что Эдит могла дать ему, кроме чисто финансовой поддержки. В конце концов его судьба сложилась счастливо. Андре узнала, что он покинул Антиб в начале года и отправился с поэтом Рене Лапортом к его семье, в поместье в районе Варилес, к югу от Тулузы. Здесь его видели в последний раз. Это было чудесное мирное место, где Эдит хотела наконец поприветствовать его в новой и свободной жизни.
В ее неожиданном визите на самом деле не подразумевалось никакой любовной подоплеки. Он был связан исключительно с «делом Пиаф». Эдит очень надеялась на свидетельские показания Гланцберга, которые он мог бы дать перед членами комиссии.
Справа и слева от дороги тянулись незасеянные поля. Лулу наконец свернул на подъездную дорожку, которая вела к большому особняку. Как только он выключил двигатель, стали слышны характерные звуки фермы — лай собаки, стук топора, рубящего дерево, шум падающего ствола.
Но было еще кое-что. Ее ухо уловило мелодичные звуки, доносящиеся из особняка.
— Кто-то играет на пианино, — сказала Симона, сидевшая рядом с Луи.
Эдит вздохнула с облегчением:
— Тогда мы не ошиблись.
Непередаваемая легкость охватила все ее тело. Это было похоже на приятное головокружение, как после доброй порции хорошего коньяка. Она выбралась из объятий Ива и распахнула дверцу автомобиля, прежде чем Луи успел помочь ей.
— Похоже, это Моцарт, — заявила она, спрыгивая на песок.
Ив выбрался из машины и озадаченно спросил:
— Откуда ты знаешь?
— Каждая вторая хорошо звучащая классическая мелодия — это Моцарт. Так что, назвав это имя, вы почти всегда окажетесь правы, — пробормотала Симона, вылезая из машины.
— О, Момона, — вздохнула Эдит.
— Но ведь это правда, — улыбнулась Симона. — Кроме того, Ноно — вроде как соотечественник Моцарта, не так ли?