Песня длиною в жизнь - Марли Мишель. Страница 48
Эдит с облегчением отметила, что свет снова погас, публика замолчала и начался собственно фильм. На экране появилось изображение старомодной театральной сцены, скрытой за занавесом. Зазвучала главная музыкальная тема. Затем возникли имена главных исполнителей, режиссера и, наконец, название фильма, написанное огромными буквами: LES ENFANTS DU PARADIS[72]…
Через три с лишним часа в кинотеатре снова зажегся свет. Ив сидел с довольным лицом, откинувшись на спинку кресла из красного бархата.
— Жизнь прекрасна, — пробормотал он. — Это самая важная фраза во всем фильме, она замечательна, особенно после тех ужасных кадров, которые мы видели до этого. Мне очень нравится.
— Жизнь прекрасна, — задумчиво повторила Эдит. — Жизнь розовая…
— Как ты пришла к мысли, что жизнь розовая? — спросил Ив. — Я думаю, что ты все же немного преувеличиваешь.
— Не так важно, прекрасна жизнь или она розовая, — возразила Эдит. — По факту это одно и то же.
— Простите, вы не будете столь любезны? — решительно проговорил некий господин, который сидел в том же ряду, но уже успел встать с места. Позади него и его товарища образовалась очередь. Публика не могла пройти мимо Эдит и Ива, которые по-прежнему сидели. — Не могли бы вы нас пропустить?
— Пропустить? Конечно. Пожалуйста, простите. — Ив вскочил и дружелюбно улыбнулся мужчине.
— Вы Ив Монтан! — закричала какая-то женщина неподалеку.
Улыбка Ива стала шире. Он не сдвинулся с места и стоял, расставив ноги в узком проходе между стульями и продолжая преграждать путь другим людям.
— Пропусти их, дорогой, — попросила Эдит. Она тоже встала и взяла его за руку. Эдит снова подумала о том, почему Арлетти не было на премьере. Что же произошло с этой знаменитой актрисой? Ее даже не пустили на столь важное мероприятие. — Пойдем. Мне срочно нужен бокал шампанского.
Она втянула голову в плечи, надеясь, что ее не узнают и не заставят вступить в разговор.
В фойе и под большим навесом, освещенным бесчисленными лампочками, образовалась давка, на улице образовалась пробка из автомобилей, так же как после премьеры Эдит и Ива в «Л’Этуаль».
Завтра, когда они дадут концерт уже в новом зале, их ждет повторение успеха. Обычно Эдит лишь изредка наблюдала за прибывающими и уходящими зрителями, поскольку находилась за кулисами или готовилась к выступлению в гримерке, но автомобильная пробка перед театром всегда была для нее волнующим знаком успеха.
Пока она ожидала такси, стоя рядом с Ивом, ее глаза бесцельно блуждали по толпе. Внезапно она почувствовала на себе чей-то взгляд. Она привыкла, что поклонники смотрят на нее, но тут было что-то другое. Она изумленно огляделась кругом, но не увидела ничего необычного. Вдруг взгляд ее задержался на человеке, который стоял перед афишами в окнах кинотеатра. Этого мужчину в темном поношенном пальто она заметила не только потому, что он смотрел прямо на нее, но и потому, что на его медно-рыжие волосы падал свет, буквально заставляя их светиться.
У нее екнуло сердце. Она не могла ошибиться. Это был Норберт Гланцберг.
— Подожди меня, — крикнула она Иву уже на бегу, спеша к старому другу. Она оттолкнула в сторону людей, стоявших на ее пути, и побежала, застучав каблуками по асфальту.
— Эдит! — Гланцберг раскинул руки и крепко прижал ее к себе.
— Ноно, как ты? Что ты здесь делаешь? Ты знаешь, что я ищу тебя уже несколько месяцев?
Ее вопросы стихли лишь тогда, когда она уткнулась носом в пахнущую нафталином и сыростью грубую шерстяную ткань его пальто.
— Я пытаюсь вернуть обратно свою жизнь, — сказал он, и его язвительный тон как бы намекнул на то, что пока еще ничего не получилось. Его французский не улучшился, посмеялась она про себя, он по-прежнему говорил с жестким немецким акцентом.
— Почему ты не связался со мной?
— Я хотел. Но откуда мне было знать, где ты сейчас? Кроме того, я занят тем, что собираю воедино свои произведения. Ты знаешь, у меня украли музыку, все эти Трене, Шевалье, кто там еще…
Он заговорил резким от волнения голосом, но вдруг прервался. Это выглядело так, будто где-то вдали, за Триумфальной аркой, он увидел написанные в воздухе ноты.
А Эдит тем временем спрашивала себя: насколько важным для него был вопрос борьбы с плагиатом и почему он не мог узнать, где именно в Париже проживает Эдит Пиаф? Адрес «Альсины» она оставила той милой женщине из Варилеса. А ведь он там был и, похоже, чувствовал себя лучше, чем это могло бы показаться.
Эдит была необыкновенно рада встрече и от всего сердца захотела как-то помочь старому другу.
— Тебе непременно нужно встретиться с Анри Конте. Я устрою это для тебя, Ноно. Он напишет замечательный текст для этого произведения, которое мы получили назад от музыкального издательства. А я спою твою песню…
— Я сейчас работаю с Рене Леба[73], — обронил он. — Я аккомпанирую ей на пианино.
— О… — Эдит глубоко вздохнула.
Рене Леба тоже была открытием Раймона Ассо. Красавица и хорошая певица, но далеко не такая успешная, как Эдит. И она была еврейкой, как и Гланцберг. Эдит слышала, что во время оккупации Парижа Леба бежала сначала в Канны, а затем в Швейцарию. Эдит не знала, что она вернулась. Что-то в полученной информации ее задело. Она предпочла сменить тему.
— Что ты здесь делаешь? Был в кино?
— Нет. Билеты слишком дороги для меня. Я только посмотрел афиши.
— Эдит? — сквозь шум транспорта до нее донесся голос Ива.
Гланцберг посмотрел куда-то мимо нее.
— Это твой новый друг? — спросил он.
— Это Ив Монтан, — ответила она с нажимом. — С завтрашнего дня мы вместе выступаем в «Казино Монпарнас». Приходи, я зарезервирую для тебя место. — Ей слишком поздно пришло в голову, что билеты на ее концерты были распроданы уже на несколько дней вперед. Но Гланцберг тоже без энтузиазма отнесся к возможности сходить на концерт.
— Эдит! — на этот раз Ив позвал ее более настойчиво. — Такси ждет.
— Ноно, мне пора, — она положила руку на плечо Гланцберга. Ей показалось неуместным прямо сейчас просить его о том, чтобы дать показания в ее пользу. Придется подождать. — Но я действительно хочу увидеть тебя снова. Пожалуйста. Я остановилась в отеле «Альсина». Пообещай мне, что свяжешься со мной!
Он помедлил мгновение, затем кивнул.
— Да. Обещаю. Просто пойми, что мне сейчас очень сложно. Я был в бегах двенадцать лет, теперь я свободный человек, но к этому нельзя так просто и быстро привыкнуть.
Откинувшись на спинку сиденья в такси, она рассказала Иву об этой встрече. Ее поразило явное уныние, в котором пребывал Гланцберг. Она не была уверена, что он захочет поддерживать эту связь из своей старой жизни и что они снова встретятся. Оставалось только надеяться, что он хотя бы просто зайдет к ней. Так она смогла бы попросить его дать показания перед комиссией.
— Он выглядел таким потерянным, — сказала она. — Как человек без корней. Ему, вероятно, придется сначала найти их, а потом обрести себя.
— Евреям сейчас очень нелегко. Даже на свободе у них остаются воспоминания обо всех этих ужасах. Эдит, ты же видела репортаж из кинохроники. Нелегко быть тем, кто выжил, и мы должны попытаться понять его чувства.
— Гм… — сказала она, утомленная впечатлениями от сегодняшнего вечера и этой нежданной встречи.
Она прижалась к руке Ива и положила голову ему на плечо.
— Знаешь, — продолжал Ив, — ведь существует грань между желанием знать все и надеждой, что ты не узнаешь больше, чем сможешь вынести. Эти границы должны быть нарушены. Это возможно только с помощью документальных фильмов вроде той хроники, что мы видели в кино. Случившееся нельзя забывать, понимаешь? Только если каждый из нас будет чувствовать и действовать так, как если бы он сам был евреем или принадлежал бы к одной из других преследуемых групп, это больше никогда не повторится.
Эдит было трудно чувствовать себя еврейкой. Она выросла в католической вере и знала от своей бабушки и католических священников, что иудеи несут ответственность за распятие Христа. Однако в отношении еврейских друзей у нее никогда не было предвзятого мнения. Их происхождение никогда не имело для нее значения, религией, объединяющей их, была музыка.