Песня длиною в жизнь - Марли Мишель. Страница 5

— Дорогая малышка, — сказал Анри просительно, — послушай, пожалуйста, Ива Монтана еще раз. Может быть, на репетиции?

— Что изменится?

— Его одежда. Кроме того, я велю ему спеть старый шансон.

— Разве он не знает достойных новых песен? — раздраженно возразила Эдит.

Анри вздохнул и стал поигрывать пустым бокалом, покачивая и двигая его туда-сюда по столу. Возможно, ему просто надо было занять чем-то руки, в противном случае он бы просто выдернул Эдит из-за стола и отволок ее за кулисы в гримерку этого итальянца.

— Сегодня у меня не очень хороший день, — призналась она, обезоруживающе улыбаясь Анри. Он был не только любовником, с которым она то расставалась, то воссоединялась, но и другом, желавшим ей добра, а тот, в свою очередь, мог полностью доверять ей. То же касалось и Луи Баррье. Эдит не спала с ним, но очень ценила ею преданность и тоже прекрасно к нему относилась. Именно шитому она милостиво сообщила:

— Ладно, раз уж вы так радеете за этого мсье Монтана, я готова его снова послушать.

Про себя же добавила: «И буду очень жалеть, что на это пошла».

Анри просиял.

— Ты не пожалеешь. У него действительно есть потенциал.

Лулу тут же нетерпеливо заметил:

— Мы должны это сделать прямо завтра…

— Нет, — прервала она его. — Нет, нет, нет, нет. Я не хочу назначать какую-то фиксированную дату, не сейчас. Кроме того, у меня уже кое-что запланировано на завтрашнее утро.

Она сказала это так легко, словно речь шла о незначительной встрече. На самом деле эти планы не имели ничего общего с дружеским общением. Луи открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Только, сжав губы, посмотрел на Эдит в изумлении. Обычно он все знал о ее встречах и если не сам их назначал, то, по крайней мере, всегда узнавал о них от нее самой. То, что в этот раз его явно проигнорировали, смутил его — это было видно по лицу.

А еще его озадачил тот факт, что мероприятие назначено на утро, ведь Эдит никогда ни с кем не встречалась до полудня. Утро было для нее временем отхода ко сну, поскольку она уже давно превратила ночь в день. Всем, кто хотел видеть ее в хорошем настроении, не следовало звонить или приходить раньше двух часов дня. Конечно, полиция — а именно туда собиралась Эдит — не придерживалась подобных правил. Повестки доставлялись в утренние часы, и в это же время проходили допросы. Мужчины во французской форме были так же лишены сантиментов, как фрицы, и, вероятно, столь же непреклонны.

Многие представители творческой интеллигенции стали жертвами чисток, проходивших в последние недели. Новые власти мгновенно реагировали на обвинения в предполагаемом или доказанном сотрудничестве с немцами. Никто, по-видимому, не утруждал себя серьезной проверкой фактов. Достаточно было лишь голословного обвинения, чтобы Национальный комитет по охране правопорядка начал действовать.

В окружении Эдит знали, что великую актрису Арлетти^[13] увезли в полицейской машине и теперь она сидит в Консьержери^[14], как когда-то Мария-Антуанетта. Мистенгет^[15] и Морис Шевалье^[16] впали в немилость, как и их друг Жан Кокто^[17]. От последнего Эдит узнала, что модельер Коко Шанель сбежала в Швейцарию.

Репрессиям часто подвергались именно женщины. Но почему они должны отвечать за все на свете? Эдит задавала этот вопрос себе уже в сотый раз с момента, как получила через посыльного отеля «Альсина», где они поселились с Симоной Берто, требование прибыть в префектуру для дачи объяснений. Конечно, она не была участницей Сопротивления, но во время оккупации делала то, что умела, и тем самым помогала многим людям. Увы, она понятия не имела, за какое преступление могла попасть в черный список. Эта неопределенность была столь же мучительной, как и страх возможных последствий.

— Дорогая, что случилось? — Нежный, но настойчивый тон Анри прервал ее тяжкие раздумья.

Эдит хотела было рассказать двум самым важным мужчинам в ее жизни о встрече, которая ей предстояла, но не стала, суеверно решив говорить о грядущем событии как можно меньше. Ее опасения росли по мере того, как она все больше размышляла о возможных последствиях для себя. Она уже пережила множество почти безвыходных, более серьезных, чем эта, ситуаций, но все же лучше было бы знать, в чем ее обвиняют. Тогда она смогла бы поговорить с друзьями и посмотреть, что можно противопоставить обвинениям.

— Ничего, — проговорила она. — Я просто устала.

По недоверчивому взгляду Анри она поняла, что тот не верит ни единому ее слову. Она подняла свой бокал, который давно опустел.

— Не мог бы ты заказать еще бутылку вина? Второе отделение вот-вот начнется, и если исполнители будут так же плохи, как Ив Монтан, мне срочно понадобится что-нибудь выпить.

Когда Анри попытался ей возразить, она лишь с улыбкой отмахнулась от него:

— Да-да, я знаю. Он тебе нравится. И Лулу ходатайствовал за него. Посмотрим, смогу ли я для него что-нибудь сделать.

Пока Анри подзывал официантку, прозвенел звонок. Погруженная в свои мысли, Эдит наблюдала, как снова заполняется зал. Завтра, перед поездкой на остров Сите, она обязательно должна успеть зайти в базилику Сакре-Кёр на Монмартре, чтобы поставить свечу святой Терезе из Лизьё. Небесная заступница никогда не подводила и помогала Эдит, еще когда та была совсем маленькой девочкой.

— Я бы совсем забыла о себе, лишь бы другим было хорошо. Тогда я буду счастлива.

Луи замер, словно пораженный громом.

— Что ты сказала? Извини, я не понял.

Во второй раз Эдит почувствовала себя в ловушке. Она опять не заметила, как произнесла вслух то, о чем думала. Она смущенно потерла виски.

— На самом деле ничего особенного, просто слова одной почитаемой святой, жизненный девиз.

Луи Баррье не так давно стал ее импресарио, поэтому многого о ней не знал. Несколько месяцев назад он просто появился на пороге Эдит в надежде получить работу, и она включила его в число своих сотрудников. Луи принадлежал к тому типу мужчин, в которых много мальчишеского, но при этом был умен и хорошо знал свое дело. Эдит относилась к нему как к брату.

Выступлением в «Мулен Руж» она тоже была обязана ему. Это стало бы довольно неплохим возобновлением карьеры после оккупации. Если успех не разрушат люди, которые не понимают, что единственное ее желание — дарить радость своим слушателям. Когда это получается, она наполняется счастьем.

ГЛАВА 2

— Ваше имя? — Полицейский отчаянно стремился выглядеть солидно и потому разговаривал крайне строгим голосом. Он был еще очень молод и носил на руке красную повязку с надписью «ФКП»^[18]. Коммунисты, несмотря на публично демонстрируемое недовольство генерала де Голля, с момента освобождения от оккупации занимали ключевые посты в администрации Парижа. Левых, по крайней мере, точно нельзя было упрекнуть в связях с фашистским правительством Виши. В отношении остальных еще не было четкого понимания, кто и с кем на самом деле сотрудничал. Конечно, члены движения Сопротивления тоже были в этом плане безупречны, но левые одержали верх. Эти в большинстве своем молодые люди едва ли видели в своей жизни что-то помимо борьбы за свободу. К допросу звезды сцены они были так же мало подготовлены, как и к мирной жизни.

— Эдит Джованна Гассион. — С горькой иронией она наблюдала за реакцией своего визави. Его нервозность была почти осязаемой. Ее настоящее имя так заметно усилило его смущение, что ей захотелось рассмеяться. Однако она воздержалась от этого.

Парни такого типа, как этот следователь, были буквально помешаны на том, чтобы не казаться слабыми и глупыми. Участвовал ли он в акциях «очищения», направленных против женщин, которых обвиняли в том, что они занимались «горизонтальным сотрудничеством»? Эдит размышляла о том, что мужчины порой делают ужасные вещи, чтобы поддержать свой имидж жестких парней. В молодости в районе Пигаль^[19] она насмотрелась на эти «петушиные бои». Унижать женщин: брить им головы, срывать одежду, оплевывать их, избивать и насиловать — все это считалось, по-видимому, верхом удали. В первые два дня после освобождения Парижа толпа просто озверела: мстили в основном женщинам, причем хуже, чем якобинцам после революции. Такими становятся мужчины, когда впадают в кровавое безумие. Эдит очень радовалась, что ей удавалось защищаться от всего этого. До сих пор.