Видишь Суслика? (СИ) - Шрайбер Фил. Страница 21
- И занимайся медитацией. Она поможет раскрыть каналы.
- Спасибо, Мисао-сан, - поклонился Суслик. Кадзуо был напуган и смущен, Вал же почувствовал облегчение. Он был уверен, что дело не в поврежденной душе, а в наличии двух личностей в одном теле. И уже привык к их странному тандему.
Вечером Джунгарик не стал вспоминать о том, что видел в малом читальном зале, и как бы ни хотелось Валу узнать, что за трава так повлияла на Совушку, Суслик наотрез отказался поднимать эту тему. Вал решил зайти издалека:
- Надо бы проучить этого засранца Хорька…
Хомячок просиял. Весь вечер он рассказывал о том, что уже реализовал, и что ещё планирует сделать. Тему «траволечения» он, к сожалению, не затрагивал.
* * *
Прошла неделя. В следующую пятницу, когда утренний сон был особенно крепок, Синдзи заполнил носы ботинок ненавистных врагов вчерашней овсянкой, предусмотрительно притыренной еще с завтрака. А для пущей радости вымазал ручку двери вазелином. Мыло же было заботливо покрыто бесцветным лаком.
Ор жертв хомячих проделок был слышен даже в соседнем корпусе. Поминая род Минамото до седьмого колена, парни извлекали склизкую кашу, оттирали башмаки. Вытирали следы грязных ног с пола. Искали чистые носки в шкафу, а запас белья к пятнице обычно оказывался критически мал. Мыло, как назло, было словно каменное, пены не давало. Решать эту загадку времени не было. Когда же вся компания была готова, и Хорек открыл дверь, новая порция ругани сорвалась с его губ. Желающий помочь другу Хироки тоже вляпался в липкую мазь, которая плохо смывалась водой. Пришлось извести полфлакона шампуня и изгваздать полотенце, чтоб хоть как-то оттереть руки. А в журнале появилась новая отметка об опоздании, снижающая рейтинг.
- Какого хрена, Синдзи! Хватит! – Вал устал от драк, которые оборачивались явно не в его пользу. Противостоять четверым он не мог.
- Мы с Хорьком в одной команде. Найди себе другой объект для веселья!
- Яволь, мой генерал! – легко согласился Синдзи. И следующим утром наведался с дружеским визитом на факультет регионоведения. Еще до подъема. И перекрыл на их этаже вентили, отвечающие за подачу горячей воды. А также разбил пару сырых яйц у дверей особо надменных товарищей, считающих будущих штабистов вторым сортом.
Разумеется, кадеты вымыли полы, но часть белка успела затечь в щели пола и плинтуса, так что на какое-то время этаж начинающих разведчиков стал самым ароматным в школе.
Синдзи успешно закрепил за ними прозвище «региональные скунсы», и никто уже не называл кадетов этого факультета по-другому.
Примечание к главе 10
Бакаяро, коросу! – Придурок, убью!
Коросу, дзетай коросу! – убью, обязательно убью!
Чайная церемония (яп. 茶の湯 тя-но ю), «путь чая», «искусство чая» (茶道 садо:, тядо:) — специфическая ритуализованная форма совместного приёма порошкового зелёного чая (маття), созданная в средние века в Японии и по настоящее время культивируемая в этой стране.
В контексте этой главы – никакая чайная церемония с чёрным чаем проведена быть не может. Кадзуо об этом знает, но стесняется напомнить Валентину.
Глава 11 «Баллада о ненависти»
Засыпая после отбоя, когда Хомяк наконец затихал, Вал задумывался, почему его забросило именно к Кадзуо. Он погружался в свои и чужие воспоминания, пытаясь понять, почему некая сила связала наёмника Валентина Соболева и Фудзивара.
Валентин родился в начале девяностых годов, когда Советский Союз отошел в мир иной, а свобода во всех ее проявлениях затопила просторы Российской Федерации. Папа и мама дневали и ночевали на работе, но денег все равно не хватало. Зарплаты то задерживали, то выплачивали товаром, зачастую весьма странным: отцу как-то выдали кучу посуды, полученной по бартеру. И бабуля, до этого преподававшая русскую словесность в школе, встала за рыночный прилавок реализовывать это богатство.
Вопрос о финансах в семье Фудзивара стоял не так остро, хотя клан богатым отнюдь не был. Главой был дедушка, Тэрумаса. Как и предки, он был военным. Когда здоровье начало его подводить, Тэрумаса возглавил кадетскую школу. Ту самую, где учился теперь Кадзуо. Правда, сейчас у школы был другой начальник, дедушка лет десять назад ушел на заслуженную пенсию.
Отец Кадзуо – Нагахидэ – был единственным сыном Тэрумаса, так что нынешний юный Фудзивара был последней надеждой древнего рода. Как и все представители клана, Нагахидэ с отличием окончил кадетскую школу, поступил в Военную академию и был там в первой пятерке выпускников.
* * *
Вал вздохнул, выныривая из чужого прошлого. Он сам имел счастье поучиться в военном университете, но был первым в своей семье, кто выбрал такую карьеру. Соболев был любимчиком физрука в школе, тот и надоумил парнишку поступать в военное училище. Затем в школу пришел Вовка Лисин, вот его отец был полковником. И после школы поехали друзья-приятели поступать в военный универ. Увы, закончить его Валу не удалось: сказалась его привычка решать споры кулаками. Мордобой с сынком одного из профессоров стал поводом для отчисления. И армия приняла Соболева в свои объятия. Там-то он и столкнулся с Димоном, который привел Валька в интересную компанию, что оказывала всякие нетривиальные услуги в полном боевом оснащении.
Вал почувствовал эмоции своего соседа по телесной оболочке. В очередной раз матюгнулся. Уж очень странным было это ощущение.
- Ладно, давай свою историю дальше рассказывай! Все-таки я тоже теперь Фудзивара, - хмыкнул он.
Отец… Вал ощутил целую палитру чувств, охвативших его «половинку». Отношения с папенькой явно были непростыми. Собственные воспоминания Кадзуо переплетались с тем, что ему рассказывали об отце и заметками из дневника мамы.
Было непросто разобраться в том сумбуре, которым спешил поделиться мальчишка. Словно прорвало плотину, и все накопленное вывалилось бурным потоком на Вала.
Папуля Нагахидэ был гордостью семьи и наставников, душой любой компании и завидным женихом. Но долгое время молодой офицер предпочитал необременительные связи. Он обожал конкурсы и соревнования, часто в них вполне успешно участвовал. А в свободное время ходил смотреть бокс и бои да зависал в барах.
«Классный парень! Мы бы с ним спелись!» - подумалось Валу.
На книги Нагахидэ времени не тратил, если только по делу было очень нужно. Вот и пошутила над ним судьба: девица Кумико, которую он увидел в гостях у коллеги, буквально околдовала его. Красавица была выпускницей Института благородных девиц и без чтения свою жизнь не представляла.
Нагахидэ это знакомство огрело как обухом, и тот вывернулся наизнанку, дабы заполучить предмет страсти. Упорство и труд… романтичная дева подарила свою благосклонность бравому воину.
Брак заключили по всем правилам. Тэрумаса благословил пару, хотя семья девушки была очень простой. Вспомнив бабушку-филолога да своих курсовых офицеров в универе и боевых товарищей, Вал легко смог представить себе, насколько разными были молодые супруги. Вот уж поистине «мужчины с Марса, женщины – с Венеры».
Рождение сына стало огромной радостью не только для родителей, но и для сурового деда, который как раз и руководил школой на Кюсю. Он сразу забронировал там место для первого внука. Первого и единственного, как оказалось.
Нагахидэ не особо занимался ребёнком, хотя гордился почетным званием отца. Он все так же много времени проводил на службе и в командировках в горячие точки, и маменька, предоставленная сама себе, воспитала крошку-Суслика на свой лад.
Первую ссору родителей Кадзуо хорошо запомнил. Ему было шесть. При поступлении в подготовительную школу юного Фудзивара определили в академический класс. Физические нормативы он сдать не смог, зато привел в полный восторг словесников и музыкального руководителя. Мальчишке тут же предложили место в школе искусств. Папу такое положение дел не обрадовало. Он потребовал, чтобы ребенку срочно наняли спортивного тренера, и снова отбыл с важной миссией. А мама Кумико предпочла водить сына на танцы и лёгкую атлетику, где сэнсэи, не впечатленные успехами и прилежанием мальчика, просто махнули на него рукой и позволяли тому вдоволь намечтаться, а сами тратили время на более трудолюбивых и талантливых учеников. Кое-какие успехи в танцах и беге, всё же, у Кадзуо были, но он предпочитал их не демонстрировать, справедливо полагая, что тут-то им и займутся всерьёз – и прощай относительная свобода.