В чертогах памяти (СИ) - Грэй Саймон. Страница 37

Сначала была небольшая, но яркая обличительная речь от советника Макгрегора, в которой он обвинил своих противников в попытке переворота, нацизме и геноциде. Вслед за ним выступили Главы Департаментов торговли, инфраструктуры, связи и образования, рассказывая о преступлениях, совершённых Лайкиным и Ручкиным, и их последствиях для города. Последним вышел Уилсон-старший. Его речь была самой короткой, но, пожалуй, самой запоминающейся.

— Еще месяц назад у меня было двое детей. Сын и дочь. — Пожилой мужчина, за ушами которого можно было увидеть слабые шрамы от косметической операции, сделал небольшую паузу. — Сегодня, благодаря этим людям, у меня их нет.

С яростью плюнув в сторону помоста, Уилсон развернулся и вышел из-за трибуны. На его место тут же встал Судья Кларк, который сухим тоном принялся зачитывать свою речь, которая звучала словно приговор. Хотя почему «словно»? Это и был приговор. Слушая такие слова как «массовые убийства», «применение боевых отравляющих веществ против мирного населения», «дискриминация по генетическому признаку», Лайкин и остальные чиновники попадали на колени. Протягивая руки к стоявшим на площади людям и мутантам, они каялись во всех грехах и умоляли о прощении. На ногах остался только епископ. В отличие от своих соседей, он уже знал, чем закончится для него сегодняшний день, поэтому с презрительной улыбкой оглядывал площадь, насмехаясь над ненавидящими взглядами стоявшей перед ним толпы.

— … приговариваются к смертной казни. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и вступает в силу немедленно, — сухо закончил Кларк.

Сухо щелкнули затворы автоматов. Не веря, Лайкин дернулся в сторону трибуны, собираясь что-то сказать в свою защиту, но в этот момент раздался залп. Люди на помосте повалились мешками, по доскам потекли первые ручейки крови. Стоявшие в оцеплении полицейские и миротворцы быстро убрали тела и на помост вывели еще одну группу — в этот раз несколько чиновников и пару ближайших подчинённых епископа. Увидев кровь и выбоины на бетонных плитах, один из конвоируемых упал в обморок, а второй попытался убежать, но через пять минут оба болтались пристегнутые наручниками к металлическим кольцам в бетонных плитах.

Вновь сухие строки приговора, щелчки затворов и залп. Вновь конвой убирает тела и на помост выходит новая группа осуждённых… После четвёртого залпа толпа на площади начинает медленно рассасываться. После седьмого за казнью наблюдает менее пятисот человек, после десятого — менее сотни. Всего, в этот день, было расстреляно 227 человек, в том числе 11 сотрудников городской администрации, 38 представителей церкви «Чистоты Господней», 53 экс-сотрудника полиции, 91 солдат армии Карлсбурга, скрывавшийся под монашьими рясами и 34 члена Народного Патруля, обвиненных в тяжких преступлениях.

Дэвид ушёл после пятого залпа, попытавшись увести брата. Однако Саймон просто скинул его руку и остался стоять до последнего, вместе с парой десятков таких же упрямцев. Почему — он и сам не знал. Звук выстрелов и вид падающих тел не порождали у него никаких эмоций: ни радости, ни гнева, ни отвращения, ни печали. Только какое-то слабое удовлетворение от законченного дела.

— Говно надо убирать, — прошептал Сай и зашагал домой, не заметив долгого внимательного взгляда, брошенного ему в спину Макгрегором.

На следующий день подросток перевёлся на станцию водоочистки. Рабочих рук катастрофически не хватало, и его скромные навыки, полученные за несколько месяцев подработки, пришлись как нельзя кстати. Еще через три дня семейство Грэй смогло наконец-то похоронить родителей. Единственный на весь город маленький крематорий уже давно перешёл на круглосуточный режим работы, но с нагрузкой не справлялся.

Тогда Саймон потерял девственность. Во время поминального застолья, трём рюмкам водки внезапно удалось сделать то, что не смогли сделать ни вид казнённых на площади, ни сами похороны, ни робкие попытки тёти Фи поговорить — невидимые стены рухнули и в душевную пустоту хлынули чувства вины и потери, гнев, обида, тоска и еще множество разных эмоций, которые, как он считал, давно исчезли. По щекам хлынули слёзы, рука потянулась за бутылкой, но в этот момент к нему подошла Леночка и, шепча что-то успокаивающее, увела в другую комнату. Не понимая смысла её слов, но словно загипнотизированный звуками голоса, Сай послушно пошёл за девушкой, после чего и случилось то, о чем пару месяцев назад он не смел и мечтать…

Несмотря на своё недавнее поведение, Леночка тоже оказалось девственницей, однако недостаток практики легко восполнила богатой фантазией и обширными теоретическими познаниями. Когда Саймон вошёл в неё в первый раз, неловко и неуклюже, она негромко вскрикнула от боли. Парень замер, но девушка тут же прижалась к нему всем телом, крепко обняв руками, и заставила продолжить. Извиваясь под ним и стараясь помочь, она иногда сбивала его с ритма, но уже через несколько движений он излился в неё с легким стоном. В этот момент она крепко стиснула его в объятиях, словно старалась поглотить целиком и не отпускала еще пару минут. Когда же он с виноватым видом упал рядом, Леночка поцеловала его в щеку, закинула на него ногу и спрятала лицо у него за ухом, щекоча дыханием шею и легонько поглаживая рукой чешуйки на груди. Постепенно рука стала опускаться всё ниже и ниже, и вновь пробуждая притихшую, но, как оказалось, вовсе не заснувшую страсть…

Во второй раз они пришли к пику одновременно, а в третий она несколько раз вцеплялась зубами то в подушку, то в его плечо, сдерживая громкие продолжительные стоны. Этой ночью она полностью вымотала его физически и забрала всю лавину нахлынувших чувств. В определенный момент Сай просто выключился, проспав без снов до самого утра.

Утром, еще даже не открыв глаза, он понял, что вчерашняя ночь была реальной. Лежа на боку, он ощущал девичью спину и ягодицы, а в руке удобно устроилась налитая грудь третьего размера. При этом, к немалому его смущению, организм явно желал новой порции удовольствий. Словно почувствовав, что он проснулся, Леночка вжалась в него, начав совершать бёдрами плавные круговые движения. Не выдержав, он подался навстречу, но она вдруг развернулась, уронила его на спину, оседлала и вновь высушила досуха. А потом они лежали рядом и смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Где-то Саймон слышал, что женщины очень любят поговорить после секса, но никак не мог подобрать подходящей темы. При этом его немного пугал взгляд Елены. Это был взгляд взрослой женщины, принимающей какое-то решение… Внезапно она улыбнулась, на секунду превратившись в озорную девочку Леночку, поцеловала его и вдруг выскользнула из-под одеяла, начав одеваться. Натянув платье и быстро поправив волосы, она склонилась над ним, чмокнула в лоб и тихонько прошептала:

— Спасибо.

И выскользнула за дверь.

***

На станции очистки Саймон проработал почти месяц. За это время в город вернулись практически все беженцы, улицы полностью очистили от остатков баррикад и блокпостов, заработали многие магазины и кафе. В том числе и лавка Корнеевых. После работы он всегда заходил туда, чтобы съесть отложенную для него булочку и потом проводить домой Фёклу Владимировну, Елену и Наташу. Тётя Фи с самого начала принялась опекать сирот, стараясь заменить им погибшую мать, а сейчас и сама нуждалась в поддержке не меньше детей — тело Корнеева-старшего недавно обнаружили в одном из моргов, лишив её последней надежды на возвращение мужа.

Его отношения с Еленой вновь стали дружескими, и даже скорее — братскими. Та ночь послужила лекарством для израненных душ подростков, позволив им вновь ощутить себя живыми. Забрав с собой боль и гнев, она вновь вернула пустоту в душу парня, но сейчас это была не та пустота, что прежде. Из выжженной до корки земли, она превратилась в весеннюю почву, ожидавшую всхода новой жизни. И глядя на шагавшую рядом девушку, Сай понимал, что она ощущала то же самое.

В один из таких дней, вернувшись с работы и механически пережёвывая приготовленные тетей Фи ужин, Саймон зацепился ухом за бормотавший TV. Сделав погромче, он с интересом вслушался в слова советника Макгрегора, сидевшего в студии новостей: