Привидение в доме умалишенных - Картер Ник. Страница 8
– Ну, я ему помогу в этом случае, – пошутил сыщик. – Я был бы вам весьма признателен, господин директор, если бы вы теперь оставили нас одних: я хочу взять у него несколько секретных уроков.
Директор направился к выходу.
Ник Картер подождал, пока дверь за директором закрылась, и затем обратился к арестанту.
– Кон, я думаю, ты догадываешься, с какой целью я устроил этот маскарад?
– Разумеется, – согласился тот. – Сегодня ночью вы хотите запереться в моей камере – вот и все.
– Ты не дурак, – сказал сыщик и сухо засмеялся.
– Скажи-ка, братец, – прибавил он затем, – не думаешь, ли ты, что сегодня ночью мне удастся разузнать добрую долю ваших секретов?
– Может быть, – пробормотал Кон, притворяясь равнодушным, но сыщик видел по беспокойному огоньку в его глазах, что ему это было далеко не так безразлично.
– Ты отлично знаешь, Кон, что тебе придется плохо, если я раскрою ваши хитросплетенные проделки. Тебя не только лишат всех твоих привилегий, но разжалуют в низший разряд арестантов, а карательную машину ты, я полагаю, тоже не особенно любишь, а?
Чуть заметная дрожь пробежала по телу арестанта, быть может, он имел уже случай познакомиться с этим в высшей степени неприятным изобретением. Такая машина чрезвычайно проста и вместе с тем причиняет самую сильную боль, она состоит из большого махового колеса, подвижные спицы которого сделаны из крепкого бамбука и при каждом повороте колеса поочередно со всего размаха ударяют по козлам, к которым привязывается кандидат на исправление. Колесо связано с часовым механизмом, посредством которого регулируются скорость и сила ударов. Эффект получается полный, и та округлая и, собственно говоря, ненужная часть человеческой спины, в том месте, где она уже теряет это свое благородное название, становится в результате настолько чувствительной, что в ближайшие дни охотно избегает всякого рода сидений.
– Подумай, как следует, ты видишь, что дело обстоит для тебя весьма плохо, – продолжал сыщик, – так как что-нибудь да я узнаю сегодня ночью, а тогда тебе уже не избежать карательной машины. Было бы поэтому гораздо благоразумнее с твоей стороны помочь мне в моем деле, за что я обещаю тебе не только совершенно умолчать обо всем компрометирующем тебя, но даже выхлопотать тебе еще новые привилегии.
По всему было видно, что в душе Кона происходит сильная внутренняя борьба. Ник Картер не мешал ему думать и только после продолжительной паузы спросил вдруг: – Ну что ты хотел бы, например, иметь?
– Гм... Тройную порцию табаку, – сказал арестант.
– Прекрасно, тебе будут выдавать, сколько твоей душе угодно. Но, разумеется, только при том условии... чтобы ты посвятил меня в тайны практикуемой здесь системы перестукивания.
После некоторого раздумья Кон, наконец, согласился и в продолжение следующего получаса сыщик изображал роль ученика, а арестант – учителя. Система оказалась довольно схожей с теми, которые вообще выработались в разных тюрьмах, и имела только незначительные от них уклонения.
По окончании урока Кон был посажен в камеру для буйных, в которой обитые подушками стены исключали всякую возможность переговоров с другими арестантами. Ник Картер же под номером 78 сделался временным соседом знаменитого доктора Кварца.
Наступила ночь. Камера Ника, как и все другие камеры, освещалась только слабыми отсветами немногих, горевших в коридоре газовых рожков. Все тише и тише становилось вокруг, только время от времени из какой-либо камеры доносился кашель или храп, или раздавались тяжелые шаги обходивших галереи дежурных надзирателей.
Ник Картер, разумеется, не шевелился. Сосед его в № 79 тоже не давал о себе знать. Несколько раз сыщик слышал тихие, раздававшиеся через определенные промежутки времени удары – то перестукивались арестанты.
Наконец, вскоре после полуночи, Ник услышал тихий стук в стенку, отделявшую его камеру от № 79.
– Стук! стук! стук! – послышалось ясно и отчетливо.
– Ты еще не спишь? – спрашивали его.
Ник Картер сейчас же простучал ответ и стал ждать. Через несколько времени послышался новый вопрос:
– Что такое? Почему ты молчишь?
– Я болен, – простучал сыщик, – голова болит.
После некоторой паузы стук повторился:
– Зачем звал тебя директор?
– Все та же история, – ответил Ник, – по поводу духа.
– Что же он спрашивал?
– Ничего нового.
– Бунта не боятся?
– Боятся.
– Ну, и пусть, теперь уже скоро начнется.
Затем на довольно продолжительное время восстановилась тишина, Ник думал уже, что в эту ночь не будет больше разговаривать, как вдруг Кварц снова начал стучать.
– Будешь работать сегодня ночью? – спросил он.
– Нет! – ответил сыщик, хотя, конечно, понятия не имел, о какой такой работе говорил Кварц, но именно потому безопаснее всего было ответить "нет".
– Напрасно теряешь время, – послышалось из соседней камеры, – разве ты чувствуешь себя так плохо?
– Да, голову так и ломит.
Опять довольно продолжительная пауза и опять вопрос:
– Не выписал ли директор кого-нибудь из Нью-Йорка?
– Этого я не знаю.
– И директор ничего не говорил тебе о каком-нибудь приезжем? О том сыщике, знаешь, о котором я тебе рассказывал?
– Ничего, – лаконично ответил Картер, решив, что лучше всего отзываться как можно более коротко.
– Берегись этого человека! Вот увидишь, он явится раньше, чем нам это будет желательно.
– Не бойся! Я настороже.
– На галерее теперь нет никого. Я приду к твоим дверям и буду с тобой говорить, – простучали вдруг из соседней камеры, что, разумеется, немало встревожило сыщика. Однако, он ничего не ответил, решив, что при царившей в камере полутьме даже зоркий глаз Кварца не должен был заметить маскарада. При этом ему чрезвычайно любопытно было узнать, каким именно образом преступник откроет крепко запертую дверь своей камеры.
Целых четверть часа прошло в безмолвной тишине. Наконец сыщик услышал какое-то слабое царапание в решетку собственной двери и при неясном мерцании света, увидел за дверью на галерее человеческую фигуру, которая лежала, растянувшись во весь рост и прижавшись лицом к решетке его камеры.
Он ни на минуту не сомневался, что это был сам Кварц, пришедший навестить мнимого Кона и ради осторожности растянувшийся на полу. Сыщик немедленно последовал его примеру и тоже лег на живот, так что сосед почти совсем не мог его видеть.
– Наконец-то ты стал поосторожнее, – шепнул Кварц сквозь решетку, – да и нельзя не быть достаточно осторожным, в особенности теперь, когда мы так близки к цели. Малейшая оплошность может в последнюю минуту погубить все наши планы, а одна эта мысль уже сводит меня с ума. Теперь скажи мне, "о чем говорил с тобой директор?
– Он хотел узнать что-нибудь новое о привидении, вот и все, – шепотом ответил Ник Картер, удивительно верно подделывая хриплый голос Кона. – Мне сегодня неохота говорить: голова трещит до безумия. Черт знает, что со мной, пожалуй, расхвораюсь не на шутку.
– Глупости! Одни только бесхарактерные люди хворают. Скажи себе, что ты хочешь быть здоровым, и ты моментально вылечишься. Иди сюда, я положу тебе руку на лоб, это сразу уймет боль, – сказал доктор просовывая руку сквозь решетку.
Но Ник Картер быстро отстранился и не ответил ни слова.
– Ты, кажется, сегодня не в своей тарелке, – проговорил Кварц. – Ну, как хочешь, оставайся со своей головной болью. Но я желаю все-таки узнать от тебя кое-что. Я слышал, что кто-то приехал сюда, и что приезжий говорил с Мулленом и Прейсом. Это очень похоже на Ника Картера. Ты вполне уверен, что не видел никого чужого?
– Вполне! – поторопился успокоить его Ник Картер.
– Ты не видел в кабинете ни Муллена, ни Прейса?
– Нет.
– Что же спрашивал директор о духе?
– Все те же глупости.
– Он не верит в духов, а? – заметил доктор Кварц со злобным хохотом.
– Не больше нас с тобой.