Конторщица-2 (СИ) - Фонд А.. Страница 43

Она выхватили разваливающуюся книжонку у меня с рук, больно царапнув массивным перстнем мою ладонь, и вчиталась в строки.

— А-а-а…ну да, точно, — забормотала она, — два сантиметра.

Сзади кто-то хмыкнул.

— Вот мы сейчас и проверим! — злорадно заявила она мне, — линейку бегом ищи! Где линейка?

Кто-то уже протягивал Щуке деревянную школьную линейку.

— Так, — сказала Щука и приложила линейку к полям актов.

Воцарилось молчание. Лицо Щуки стремительно наливалось свекольно-синюшной краснотой.

— Забирай вот это всё! — она швырнула мне почти в лицо несчастные акты, — и перепечатывай! Я это не приму!

— Хорошо, Капитолина Сидоровна, — сказала я и отправилась обратно на свое рабочее место.

Ясное дело, что ничего перепечатывать я не буду. Разве что первую страничку, которую Щука, в попытке найти у меня ошибку, измяла.

Что ж, такие вот зигзаги в логике судьбы нужно принимать с китайской философией. То есть — пофигистически. Иначе никаких нервов не напасешься.

Я проходила мимо информационного стенда у бухгалтерии. Там уже собралась небольшая толпа.

При моем приближении все с интересом уставились на меня.

С чего бы?

Я притормозила, и толпа моментально расступилась, вежливо пропуская меня вперед, и даже слегка подталкивая.

Странно. Никогда такого не было. Особенно у нас, в депо «Монорельс».

Ладно.

Я подошла ближе к стенду и вчиталась.

Первое, что я увидела — объявление о том, что вечером, после работы состоится коллективное собрание с участием вернувшейся делегации из Москвы. Первый вопрос — итоги Олимпиады. Вторым вопросом стояло — «Обсуждение поведения Л.С. Горшковой во время официальной делегации депо «Монорельс». Докладчик — Э.А. Иванов.

Но даже не это заставило мое сердце вздрогнуть. Делегация вернулась из Москвы. А, значит, с ними — Мунтяну.

Глава 28

«Твою ж налево!» — я выругалась, мысленно представив, как начинается вечернее собрание рабочего коллектива: вот торжественная обстановка, серьезно-официальные лица товарищей разной степени ответственности, выступления докладчиков, бурные аплодисменты, переходящие в овации… и тут такой товарищ Иванов, это который Эдичка, встает, выходит за трибуну и гневно начинает меня обличать. А все сидят с осуждающими и озабоченными лицами. А потом все эти товарищи начинают коллективно клеймить меня позором за всё хорошее, морально оттягиваясь за весь тот период, когда мой вертикальный карьерный взлет стал для них причиной для зависти. А я стою такая перед ними и обтекаю. И пытаюсь оправдываться. А они мне дружно накидывают еще. И еще. Отсюда главный вопрос — а оно мне надо?

У меня что, крайняя степень мазохизма? Вот что хорошего они мне могут сказать? Да ничего. А настроение испортят. Поэтому я решила — нет, не пойду я ни на какие собрания. В конце концов, имидж «плохой девочки» надо поддерживать.

Чем там все закончится, я думаю, мне с удовольствием передадут неравнодушные коллеги. Тогда и узнаю. И так дел у меня полно.

Это было мое решение номер раз.

Дальше.

Вопрос со Светкой. Вчера Римма Марковна вся в соплях и слезах делилась переживаниями, что гнусная Элеонора Рудольфовна забирает Светку. И я так прониклась, что даже стратегический план борьбы набросала. А вот сейчас стою в продуваемом сквозняками коридоре и обдумываю такую мысль: моя почти бывшая свекровь — всё-таки родная бабушка Светки. И это же хорошо, если ребенок вернется в семью. Да, жалко Римму Марковну, да, мы могли бы дать ей гораздо больше в плане развития. Но если решение родственников — воссоединить семью, то мешать этому не нужно. Кроме того, у Светки есть отец — вот пусть они там и разбираются.

И встречаться с ним я сегодня не буду. Потому что не хочу.

А Римма Марковна вполне может сама поискать компромисс с Элеонорой Рудольфовной и договориться, к примеру, что будет помогать няньчиться со Светкой. Или принять ее отказ.

С Горшковым, при хорошем размышлении, — тоже все нормально. Если не считать истерик его новой подружки, то от развода он открутиться уже никак не сможет. У меня теперь есть куча свидетелей о том, что он прилюдно изменяет в браке. А то, что эта фифа истерит, так ее тоже понять можно — девка молодая, нашла себе любовь всей жизни, замуж поди собралась, а тут оказалось, что он женат, и квартира не его, и жена еще в придачу поселилась через стенку, и страшно стало — а вдруг помирятся. Поэтому не нужно обращать на эту фифу внимания.

Да и обратно на Ворошилова переселяться планирую завтра-послезавтра. Уж сутки-двое перетерплю.

Римма Марковна должна сделать выбор — или жить со мной, но тогда я хочу разменять ее комнату и мою квартиру на трехкомнатную. Если же не захочет — она всегда может вернуться обратно в свою комнату. Я там все вымыла, порядок навела, соседей припугнула — трогать ее больше не должны. А мы с ней будем дружить, ходить иногда друг к другу в гости на чай. Тоже вариант.

Теперь по поводу газеты. А с чего я так расстроилась? Чего мне паниковать? Ну, приедет «опиюс» проверку делать. Мне-то что? Если все будет нормально — значит всё будет нормально. Будем работать дальше. Если же решит прицепиться к чему-нибудь (а при желании найти всегда всё можно) и захочет отомстить мне за демоническую Олечку — значит уволюсь из газеты к чертям собачьим. Ну, побуду без подработки, делов-то. Зато появятся свободные вечера для себя.

Что еще? На работе коллеги показали свое истинное лицо. Ну, так я особо и не пребывала в радужных фантазиях. Все естественно: после падения фаворитки челядь старается ее максимально запинать. Поэтому пусть все идут лесом. Никому я ничего доказывать не буду. Искать попытки сближения — тоже не буду.

Да и повоевать интересно, пора бы уже, а то застоялась…

Остается последний вопрос — Мунтяну. Но опять же, я себя накрутила, а чем все закончится — надо еще посмотреть.

Проведя с собой такой вот свирепый аутотренинг, я вернулась в копировальный и принялась работать дальше. В дверь заглядывала раза два Зоя, но я делала крайне озабоченный рабочий вид и на ее кивки не повелась. Сидела и печатала.

Когда проревел гудок, я выскочила из здания на проспект. Шум летней улицы весело окутал меня и настроение слегка поднялось. В газету я решила не ходить.

Надо себя любить больше, а то что-то я чересчур поддалась этому миру.

И я отправилась… в «Ателье Минбыта». И там, благодаря помощи несравненной Веронички Рудольфовны, я приобрела совершенно сногсшибательное воздушно-шифоновое платье цвета ванили.

Настроение немного выровнялось, и я уже спокойнее вернулась домой, в коммуналку. Вот что с нами делает расчудесный шопинг!

Дома я на скорую руку поужинала и села перепечатывать оставшиеся страницы из папок. Я так увлеклась, что и не заметила, как пролетело пару часов. Только по ощущениям в затекшей спине, понимала, что уже довольно поздно.

Когда я принялась за следующую папку, под номером 36, в дверь постучали.

Фифа, стопудово!

Сдерживая раздражение, я аккуратно собрала листы, сунула их под одеяла и со свирепым видом отправилась открывать дверь.

Сейчас я быстренько поставлю ее на место!

Однако на пороге топтался… Валеев. Капец. Прям как в той пословице про гору и Магомеда.

— Вы работаете? — спросил он с милой обезоруживающей улыбкой. — Так поздно?

— Как видите, — пожала плечами я и добавила нелюбезно. — А вы что хотели, так поздно?

— Хотел поговорить с вами… о Свете.

— Вот как, — устало сказала я и потерла виски (черт, голова так некстати разболелась. Как же они все задолбали меня своими проблемами!). — Ладно. Говорите.

— Что? — недоуменно посмотрел на меня Валеев.

— Откуда я знаю, что? — удивилась уже я. — Это же вы ко мне пришли поговорить. Вот и говорите.

Он нахмурился, а я добавила, пропуская его в комнату: