Конторщица-2 (СИ) - Фонд А.. Страница 50

Не знаю, сколько ему осталось, но и для него и, главное, для Светки — это время должно стать самым лучшим. Света должна запомнить отца именно таким. Живым, активным, родным.

Римма Марковна как заботливая наседка твердой рукой рулила всем хозяйством, пекла шарлотки, пироги и булочки, делала свою чудесную рыбу-фиш и прочие рататуи.

В общем, всем здесь было уютно. Кроме меня. Я же чувствовала себя чужеродным элементом, эдаким вруном-Лжедмитрием. Поэтому и рвалась обратно на Ворошилова. А всё из-за моей неосмотрительности и глупости.

В общем, всё получилось так: я сидела и допечатывала последние страницы протокола, как внезапно, прямо посреди рабочего дня, вернулся Валеев. Забыл рецепт лекарства, а без рецепта не отпускают. И, соответственно, засек меня за работой.

— Работаете? — спросил он, роясь в папке с бумагами, где он в том числе хранил и рецепты лекарств.

— Угу, — промямлила я, покраснела и дернулась.

Видимо, или этот мой жест показался Валееву подозрительным, или так сошлись планеты, но он подошел и начал бесцеремонно заглядывать в бумаги. Я принялась судорожно собирать листы. Несколько оригиналов слетело и упало на пол. Валеев нагнулся и поднял их. Я хотела отобрать, но он не дал, начал читать.

— Я правильно понимаю, это — компромат на N, который сейчас сидит там? — Валеев махнул рукой куда-то в сторону потолка.

— Отдайте, — сказала я жестко и опять попыталась отобрать.

— Как эти материалы попали к вам, Лидия Степановна? Что это вы с ними делаете?

В общем Валеев вцепился в меня, как клещ. Под таким напором, пришлось сознаться, что комиссия ищет эти две папки, что закрыли Ивана Аркадьевича и единственная возможность спасти его — поменять текст на нейтральный. Текст я сочинила, оригиналы спрячу. Листы почти допечатала и завтра передам верному человеку, чтобы их вернули на место.

Валеев слушал меня крайне внимательно и его лицо всё больше и больше вытягивалось. Наконец, он сказал глухим голосом:

— Лидия Степановна, извините, у вас мозг есть?

Я вытаращилась. Так он со мной еще никогда не общался.

— Как можно было додуматься печатать это на своей личной машинке?! — скрипнул зубами Валеев, — Вы разве не знаете, что все пишущие машинки на учёте в КГБ, и их почерк хорошо известен?! А вы печатали и на своей рабочей, и на домашней. То есть все нити — сразу к вам! Вы это хоть понимаете?!

Я не знала, что и сказать. Ну, не знала я! Откуда мне, жившей в эпоху компьютеров, это было знать?

— Вы понимаете, своими глупыми мозгами, что первое, что они бы сделали — это сравнили бы листы с текстом между собой! И, кстати, вы разве не видите, что бумага на титульных листах протоколов, которые вы не стали менять из-за печатей, отличается от тех, что напечатали вы, — и по качеству, и вообще! И это видно даже невооруженным глазом!

— Я планировала их состарить, прогладив утюгом, — пискнула я, внутренне холодея от осознания того, чем бы это могло окончиться.

— И эту женщину я считал эталоном разумности и планировал оставить ей свою дочь! — заиграл желваками Валеев, побледнел и вдруг схватился за сердце. — У меня в правом ящике желтый пузырек! Быстро!

Я бросилась в кабинет Валеева. Торопливо нашла нужное лекарство и прибежала обратно. Валеев, дрожащими руками начал высыпать таблетки.

— А воды? — зыркнул на меня он и я кинулась на кухню за водой.

В общем, Валеев сказал, что что-то придумает. У него был какой-то нужный человек, который мог помочь с «почерком» машинки. Бумагу подобрать было не сложно. Перепечатать — тоже. В общем, документы у меня отобрали, велели сидеть и ждать. Валеев уехал, а я осталась метаться из угла в угол.

С тех пор Валеев стал относиться ко мне по-другому. Нет, всё также внимательно, вежливо, но уже без того восторга, как было раньше. Бедная Римма Марковна никак не могла понять, что происходит, и еще больше суетилась. В доме постепенно нарастало напряжение. Потому я и не хотела больше здесь оставаться ни на минуту.

Сегодня Валеев привез переделанные протоколы. Молча сунул мне их и ушел к себе в кабинет. А я начала собираться на Ворошилова. Машинально пихала в сумку все как попало, а руки почему-то дрожали. Ну, не привыкла я быть такой дурой. А ведь лоханулась как! Реально Валеев прав.

Я корила себя, на все сто. И когда Римма Марковна сунулась спросить меня, что происходит — я так рявкнула на нее, что она испуганно упорхнула обратно на кухню.

В общем, ушла я не очень мирно. Хорошо хоть Валеев не вышел попрощаться. Да и фиг с ним. У меня и так дел полно. Нужно еще с газетой решать что-то. Но это будет завтра.

Я вернулась в квартиру на Ворошилова, включила свет, бросила сумку, расслабленно опустилась на стул на кухне и выдохнула. Вот и всё. Я — свободна!

И чтоб мне кто не говорил, а свобода — это самое лучшее, что может произойти с человеком! Улыбка мимоходом появилась у меня на лице.

— Кра-со-та! — от переизбытка чувств воскликнула я.

Ответом мне был звон стекла. Я вздрогнула и посмотрела — кто-то бросил мне в окно огромный булыжник.

Глава 33

Утром я заскочила на квартиру Валеева, отдала Римме Марковне ее кофту и заодно позавтракала. После я планировала бежать в поликлинику закрывать больничный.

Провожая меня, Римма Марковна предусмотрительно посоветовала:

— Будешь там бегать, Лида, — пообедать хоть не забудь. Там, в переходе из поликлиники к больнице, есть столовая-буфет для врачей и интернов. И там их очень даже хорошо кормят, практически за полкопейки.

Я кивнула, запоминая.

— Туда зайдешь, если спросят, скажи, что ты — практикантка из медучилища. Они обычно не проверяют, но для порядка сказать надо, — заговорщицки улыбнулась Римма Марковна. — Это не то, что я не могу тебе с собой пирожков дать, но горяченький супчик для желудка каждый день кушать надо.

Я клятвенно пообещала, что обязательно зайду и обязательно возьму супчик. От пирожков с собой предусмотрительно отказалась.

Римма Марковна моими заверениями вполне удовлетворилась, и я ускакала в поликлинику.

Я уже и забыла строгость медицинской системы в это время. В общем, набегалась я туда-сюда капитально, осталось совсем немного, последние штрихи, и тут я ощутила, что готова сейчас сожрать слона. И здесь совет Риммы Марковны очень пригодился.

Эх, если б я знала, чем всё обернется…

Но буду по порядку.

Стою, я, значит, в очереди к кассе, нагребла полный поднос еды (и супчик тоже!) и тут какой-то сухонький сморщенный старичок подходит такой и говорит мне с удивлением:

— Лида Скобелева?

— Здравствуйте, — кивнула я и уточнила. — Мы знакомы?

— Ну а как же! — расцвел улыбкой дедок. — Вы же у меня дважды лечение проходили, я профессор Вайсфельд, забыли разве?

Я похлопала глазами.

— Ладно, давайте знакомиться заново, — снисходительно усмехнулся профессор Вайсфельд. — Позвольте представиться — Яков Давидович Вайсфельд, профессор, заведующий общепсихиатрическим отделением № 2.

Я зависла.

— Надеюсь, вы же не будете возражать, если мы сядем за один столик? — сказал Вайсфельд непреклонным тоном. — У меня есть ряд вопросов касаемо вашего психического здоровья после моего лечения.

Как раз подошла моя очередь расплачиваться, поэтому я машинально кивнула. Да и у меня есть ряд вопросов к милейшему профессору (кто бы подумал, что Лидочку в дурке аж целый профессор лечил! Причем дважды!).

Мы уселись за столик в углу и приступили к еде.

— Расскажите, Лида, как у вас сейчас обстоят дела? — начал профессор, когда мы покончили с супчиком и перешли ко второму.

— Нормально, — дипломатично ответила я и отпила компот (он тут оказался вкусным, впрочем, как и вся остальная еда).

— Нет-нет-нет! Меня такой ответ категорически не устраивает! — возмутился Вайсфельд и с удвоенной агрессией начал пилить отбивную. — Кстати, мой аспирант Саша Каценеленбоген как раз пишет кандидатскую на эту тему. Жаль, что он сейчас уехал на конференцию в Новосибирск, да и сам изрядный шалопай, но тема очень актуальная. Так вот, мой первый конкретный вопрос — вы сейчас голоса в голове так и продолжаете слышать?