Конторщица-2 (СИ) - Фонд А.. Страница 54

Когда я поравнялась с ним, он щелчком отбросил окурок и вдруг сказал:

— Лида Горшкова?

Я неуверенно кивнула, внутренне холодея.

— Да не ссы ты. Своих не тронем, — хохотнул парень и представился. — Я — Крот. Боря Крот.

Я неуверенно кивнула. Вот только с криминальными мне связываться не хватало. Между тем Крот продолжил:

— Ты это, если опять будет какой-то напряг — маякни дяде Мише, который в ларьке на углу ботинки чинит — и пацаны за тебя завсегда впрягутся.

— С чего вдруг? — удивилась я, хотя смутные сомнения не покидали меня.

— Ну, ты же дочка Деда, — уважительно произнес Крот. — А мы и не знали. Больше тебе камни бросать не будут.

— А Василий Афанасьевич где? — спросила я, подавив желание закидать Крота вопросами, кто бросал, зачем и что с этим человеком случилось. Лучше у старика всё расспрошу.

— Уехал он. По делам, — неопределенно махнул рукой Крот и подмигнул. Я не успела ничего сказать, как он развернулся и ушел, насвистывая какой-то блатной мотивчик.

Вот как.

Ну и ладно.

К сожалению, всё хорошее в этой жизни слишком быстро заканчивается. Обеденный перерыв — не исключение. В общем, пришлось мне возвращаться обратно в мою любимую контору депо «Монорельс», век бы ее не видать!

Ну, и согласно влиянию траектории ретроградного Меркурия (или моей личной полосе невезения), в коридоре я столкнулась с Максимовой и Репетун. Которые окружили меня и сразу взяли в оборот.

— Лидочка! — воскликнула Максимова и всплеснула руками.

— Лида! — вторила ей Репетун и попыталась меня приобнять.

— Девочки! — я выдала в ответ тоже лучезарненько и ловко увернулась от объятий Репетун.

— Говорят ты болела? — с беспокойством нахмурилась Репетун. — Как ты себя чувствуешь? Зато ты так хорошо похудела!

— И это платье на тебе отлично сидит, — подтвердила мою неотразимость Максимова.

В общем минут пять девочки поизображали сюси-муси, а потом первые не выдержали:

— Лида, ты что — развелась?

Я с показательно грустным видом кивнула.

— Бедняжка, — радостно ахнула Репетун.

— Лучше вообще замуж не ходить, — злорадно поддакнула Максимова (ну да, Максимова-то у нас эксперт, как до почти пятидесяти лет ни разу не сходить замуж).

— Говорят, у тебя жених? — наконец, задала главный вопрос Максимова, и обе девочки затаили дыхание (ну, а что — они же будут первыми, кто разнесет благую весть по конторским сотрудникам, и минута славы на ближайшие пару часов им обеспечена).

— Ага, — сказала я нейтрально и добавила, — всё, девочки, всё потом. Спешу я. Иначе Щука съест.

Не без труда вырвавшись из цепких пут разочарованных моей черствостью коллег, я продолжила своей нелегкий путь в копировальный.

Ну, и конечно же, я опять столкнулась. Теперь уже с товарищем Ивановым.

— Лидочка, — пожрал он меня маслянистым взглядом, — вы, как всегда, великолепно выглядите!

— Благодарю за комплемент, — я попыталась обойти его, но не вышло (коридор в этом месте был слишком узок из-за загромождавших его шкафов с бумагами).

— Постойте, Лидочка! — непреклонным тоном сказал товарищ Иванов и попытался ухватить за руку (да что они все меня сегодня, то схватить, то обнять, то оглушить норовят?! Так до вечера от меня одни уши останутся!).

— Что вам надо? — нелюбезно осведомилась я и ловко вывернулась от его рук.

— Поговорить, — проникновенным голосом (это он так считал), сообщил мне Иванов.

— Мне жених не разрешает, — рявкнула я (не как Щука, конечно, но не хуже). — Дайте пройти!

Оставив ошеломленного товарища Иванова за спиной, я устремилась работать.

А когда я увидела вдали Гиржеву, то поняла, что мой квест «как добраться до копировального» напоминает приключения Колобка в тридесятом царстве. Поэтому я юркнула в каптерку, где уборщица хранит свои швабры, и затаилась. Когда Гиржева процокала мимо, только тогда я перевела дух и вышла в коридор, отплевываясь от пыли.

Само собой в копировальный я попала с опозданием. За что была уличена бдительной Щукой и лишена материального поощрения к Дню Великой Октябрьской социалистической революции.

Ну, не больно-то и хотелось!

А когда рабочий день подошел к концу, я вышла из проходной депо «Монорельс», где меня уже нетерпеливо поджидали алчущие новостей коллеги (Зоя, Тоня, Репетун, Максимова, Людка из общего отдела и Галка). Я поняла, что без боя вырваться не получится, но тут прямо к проходной подъехала черная «Волга». Вышел шофер Петя, открыл дверцу и сказал мне с улыбкой:

— Добрый день, Лидия Степановна! Василий Павлович задерживается и сказал отвезти вас домой.

Я гордо прошествовала к машине, спиной ощущая, как задыхаются от собственного яда любимые соратницы «по цеху».

А дома было тревожно. Как поведала мне Римма Марковна, скорбно поджимая губы, днем, в обед, припёрлась «эта профурсетка». По «профурсеткой», однозначно, имелась в виду супруга Валеева — Юлия.

— Так, может, она мириться хотела? — предположила я. А что — вполне логично.

— Да какое там! — неодобрительно фыркнула Римма Марковна. — Квартиру она хотела. Точнее претендовала на ее часть.

— А Валеев что?

— Как раз приехал на обед. Только сел за стол, а тут — эта. В общем, сначала они ругались, — осуждающе покачала головой Римма Марковна и возмущенно добавила, — ты представляешь, Лида, они же в кабинет ушли и дверь закрыли. И я ни слова не разобрала! Совсем ничего не слышно было!

Я подавила смешок.

— И чем всё закончилось? — поинтересовалась я.

— Она минут через пять выбежала из кабинета. Ругалась очень, — с торжествующим видом поджала губы Римма Марковна. — Потом она ушла. Вышел Василий Павлович, очень злой, и сразу позвонил куда-то.

— Куда?

— Точно не знаю, но просил развод ускорить, — заговорщицки прошептала Римма Марковна, наклонившись ко мне. — Так что скоро ты станешь Лидией Валеевой.

— Я не буду фамилию менять, — сказала я.

— Да ты что! — всплеснула руками Римма Марковна. — Как так-то? Где это видано, чтобы муж и жена на разных фамилиях в семье жили? Что люди скажут? Ты об этом подумала?!

Я молча пожала плечами.

— А как же Светочка? — продолжила возмущаться Римма Марковна, — она же скоро в школу пойдет! Да ее же все дети дразнить будут, что у нее мать и отец на разных фамилиях!

— Римма Марковна, — сказала я, — мы этот вопрос с Валеевым обсудим.

— Правильно! И обсуди! — кивнула Римма Марковна. — Обсуди! Я уверена, что он тебе задаст!

— Так Юлия теперь не будет претендовать на квартиру? — задала я животрепещущий вопрос, чтобы переключить бойкую старушку (опять метод Шалва Амонашвили рулит!).

— Да что ты! — гневно раздула ноздри Римма Марковна, — поверь, эта профурсетка всем еще покажет! Я таких знаю!

Кстати, надо-таки отдать должное Римме Марковне, что купленный в Кисловодске фарфоровый сервиз она опять благополучно не отдала.

А поздно вечером Валееву стало плохо. Приехал его лечащий врач, старенький профессор, долго колдовал над ним, ставил капельницу…

Римма Марковна суетилась, то грела и носила воду, то украдкой плакала, когда думала, что никто не видит.

В тревоге прошло часа два. А потом Валеева отпустило.

Мы вздохнули с облегчением. А доктор оставил кучу лекарств и инструкций, и уехал.

Примерно через полчаса я осторожно заглянула в кабинет к Валееву убедиться, что все нормально (мы договорились с Риммой Марковной дежурить по очереди, сперва я, так как я сова, а потом — она, так как она легко встает хоть в пять утра, хоть в четыре).

Валеев спал в кабинете. После того, как в его квартиру въехали Римма Марковна со Светкой и их поселили в гостевой комнате, где был большой диван и раскладные кресла, затем сюда попала я и мне была отдана спальня, а сам Валеев перешел спать в кабинет, где тоже был диван.