Отель «Тишина» - Олафсдоттир Аудур Ава. Страница 25

Пытаюсь понять, насколько я ему нужен и что могу потребовать. Бартер — вот единственное платежное средство. Хорошо, смастерю дверь за инструменты.

— Хочу, чтобы мне заплатили инструментами.

На обратной стороне меню рисую картинки.

Мне нужны обычная пила и ножовка.

Отвертки

Стамески двух размеров

Наждачная бумага

Шпатель

Кисточка и скребки

Он садится напротив меня и готовит свой список. То, что от меня требуется в ресторане.

— А еще, — добавляю я, — хочу составлять себе меню. Чтобы не только птица и блюдо в горшочке. И больше никаких голубей.

После этого он хочет закрепить наше соглашение рюмкой.

Когда я возвращаюсь в отель, садится красное солнце.

Ночью мне снится, что по номеру бегает крыса.

Пол покрыт древесным мусором, и я опознаю в нем обломки мебели из нашего с Гудрун дома. А еще стул, который я смастерил, у него регулируется высота сиденья.

Мужество убить зверя

Я ремонтировал окна на верхнем этаже и задержался дольше, чем планировал, вот-вот начнется комендантский час. Уже темнеет, и совсем скоро единственным освещением будет лунный свет. Гадаю, увижу ли месяц на его привычном месте.

Вдруг у меня возникает ощущение, что я не один, что за мной кто-то следит. Мне кажется, я слышу звук шагов. Замечаю, как за углом исчезает молчаливая тень. На ум приходит животное. Большая кошка. А какого зверя упоминала актриса, он еще сбежал из зоопарка?

Я нахожусь недалеко от площади, на которой расположен отель. Остановившись, оглядываюсь вокруг, но никого не замечаю, ни человека, ни животного. Никто не идет.

Внезапно передо мной возникает мужчина; похоже, он торопится. Не сразу осознаю, что он направляется прямо ко мне. Поравнявшись, что-то говорит. Я не понимаю. Это вопрос или утверждение? Не успеваю отреагировать, как неожиданно получаю удар, и в следующее мгновение уже лежу на дороге. Еще удар — и льется красный дождь. Что-то горячее стекает по виску. Он стоит надо мной, загораживая лунный свет, и пинает ногами, я чувствую запах одеколона и кожи. На меня падает стекло от часов. Пока я размышляю, нужно ли защищаться, он так же внезапно перестает меня бить. Звук шагов удаляется. Я вижу огонь сигареты, напоминающий вспышку света на луне. Затем слышу жужжание осы. Во рту вкус крови, но я на удивление умиротворен. Что-то пушистое и знакомое трется о мое плечо; так и есть, это кошка ресторатора, та самая одноглазая. Протягиваю окровавленную руку, чтобы ее погладить; перед глазами, словно комки пыли, мелькают черные хлопья.

С трудом поднимаюсь на ноги. Снова раздается звук шагов, кто-то бежит ко мне из отеля.

— Мистер Йонас, — слышу я встревоженный голос.

Это Фифи.

Он берет меня под руку, мне холодно, но получается мыслить ясно.

Если актриса по приезде попросит меня с ней переспать, я непременно соглашусь. Прошло уже больше недели, а она еще не вернулась.

Четверо

Надо мной склонились четыре серьезных лица и внимательно меня рассматривают. Май, Фифи, мальчик и незнакомая женщина.

Меня уже один раз вырвало и теперь снова тошнит.

— У вас травмирована голова, сотрясение мозга, нужно также зашить рассечение над бровью. — Женщина достает шприц.

Из сумки с инструментами.

И добавляет:

— Всего несколько стежков.

Я чувствую запах апельсиновой корки и, повернув голову, вижу, что у края кровати стоит мальчик и держит в руке дольку апельсина, на нем футболка с надписью: «Стокгольм, я люблю тебя». Он делает шаг вперед и, приблизившись вплотную к кровати, поднимает покрывало, которым я укрыт, и осматривает меня. Пытаюсь вспомнить: ведь это Фифи дотащил меня до номера.

— Привет.

Стараюсь улыбаться мальчику.

Мать что-то говорит ему, и он опускает покрывало. Затем смотрит на меня; она встревожена, на глазах слезы.

— Что случилось? — спрашивает Май. — Кто на тебя напал?

Кажется, я ей ответил, но не уверен.

— Все в порядке.

Я словно лава. Я такой же, как другие люди: я страдаю, — записал я в дневнике в двадцать один год. А строчкой выше написано: Полная луна. Три градуса тепла.

Встав, я не только чувствую сердцебиение в голове, мне кажется, оно раздается по всему номеру. Все кружится. Я словно смотрю вниз на землю с высокой горы, контуры дрожат и сливаются, как под оргстеклом.

Плетусь в ванную, меня рвет.

Когда снова ложусь, незнакомая женщина наклоняется ко мне и светит в глаза фонариком. Просит расстегнуть рубашку, чтобы она могла меня осмотреть. А Май тем временем отгоняет сына и брата в угол. Они втроем стоят там, сбившись плотной кучкой, и наблюдают за происходящим.

Женщина задает мне не связанные друг с другом вопросы: как меня зовут, сколько мне лет, просит меня посчитать пальцы. У меня их пять на одной руке и пять на другой, в отличие от многих в этом городе.

— Вы женаты?

— Да; точнее, нет.

Я сижу на краю кровати с голым торсом.

— Так женаты или нет?

— Сейчас нет. Разведен.

— У вас есть дети?

— Да. Или нет. У меня есть дочь, но она не моя.

Женщина не дает сбить себя с толку.

— Когда ваш день рождения?

Мне кажется, я вижу их и свой номер, как в кино; один кадр сменяется другим, затем кадры сливаются.

— Двадцать пятого мая.

Женщина смотрит на Май, а та на своего брата. Они смотрят друг на друга.

— Как раз сегодня, — произносит женщина.

Я тянусь за паспортом и протягиваю им, они передают его друг другу. Листают страницы и внимательно изучают.

И что мне с этим делать? Пригласить их отметить?

— Вас избили, но, к счастью, ничего не сломали, — объявляет она, осмотрев меня. — Можете застегнуть рубашку.

Затем, убирая инструменты в сумку, кивает:

— Красивый цветок.

Мама

— Ты говорил о своей маме, — сообщает мне Май. — До прихода врача. Ты сказал «мама», я поняла. Несколько раз повторил.

Когда я вопросительно смотрю на нее, она добавляет:

— Чтобы понять, не нужно понимать все, что говорят.

Спрашиваю, какой день недели:

— Понедельник?

— Нет.

— Вторник?

— Нет. Среда.

— Сколько я уже здесь?

— Три недели.

Встав, спрашиваю у нее, есть ли в городе мужской хор.

Май удивлена.

— Да, — отвечает она нерешительно. — И, думаю, им требуются голоса. Особенно тенор, насколько я понимаю.

— Мне нужно позвонить дочери.

— Ты собираешься домой?

— Не сейчас. Должен кое-что закончить.

Она улыбается. Потом вспоминает:

— Кстати, в доме дали воду. Так что жизнь прекрасна.

Если бы я спросил ее, о чем она мечтает, что бы она ответила? О том, чтобы над горизонтом снова взошло солнце?

Человек умирает только раз в жизни

Мне разрешают воспользоваться телефоном на стойке.

Прежде чем Лотос ответила, прошло несколько секунд.

— Это ты, папа? У тебя все в порядке?

— Да, все хорошо.

Со слезами в голосе она говорит, что чуть с ума не сошла, когда нашла письмо, а я исчез.

— С тобой нельзя было связаться.

Она рассказывает, как обнаружила в спальне мой телефон и пустой платяной шкаф.

— Ну да, я раздал одежду.

И нерешительно добавляю:

— Думал, она мне не нужна.

Пытаюсь вспомнить, что было в том письме. Лотос пересказывает:

— Ты написал, что уезжаешь в путешествие, но куда и на сколько, не сообщил.

Она замечает, что я немногословен, и снова спрашивает, все ли в порядке. Где именно я нахожусь, что там делаю и когда приеду? Не угодил ли я в неприятности? Слышу, что она изо всех сил пытается не заплакать.

— Мама тоже беспокоится, — добавляет она.

Слабым голосом спрашиваю:

— Да ну, твоя мама тоже беспокоится?

— Да, и мама тоже. Ты ей не безразличен.