Мефистон. Поход к Неумершим (СИ) - Хинкс Дариус. Страница 36
Двигатели станции истошно кричали, разбивая статуи, что поддерживали балкон, и разбрасывая их сломанные крылья по палубе.
Антрос снова выстрелил и бросился к окулюсу за штурмовым кораблем. Звезды исчезли. Все поглотило безумие.
— Они тащат нас внутрь, — пробормотал кодиций, а после передал сообщение непосредственно в сознание Драгомира: +Магистр, это ловушка. Нужно уходить. Они ведут корабль в варп.+
— Но ведь эта станция не может летать, — ответил Драгомир, но, когда он посмотрел в окулюс, удары его меча ослабли.
Чумной десантник пронесся мимо главы ордена в сторону Антроса, занеся над головой цепной топор. Драгомир сделал выпад силовым мечом, но неприятель уже промчался дальше, движимый дикой яростью.
Другой боевой брат из Сынов Гелиоса развернулся и выпустил шквал огня. Пули ударили в ржавый доспех зачумленного астартес, сбив его с курса. Тот отклонился и покачнулся, но тем не менее сумел кинуться на Антроса.
Мутант навалился на Кровавого Ангела всем весом, и они вместе покатились к окулюсу, грохоча по палубному настилу и высекая искры. Чумной десантник сомкнул разлагающуюся клешню на горле Антроса, сокрушая его броню с замысловатыми узорами, а затем вонзил цепной топор в лицевую пластину.
За этим последовали ослепительная вспышка и череда приглушенных ударов: Антрос выстрелил из пистолета в обвисшее брюхо противника. Гной, кровь и позвонки выскочили из спины мутанта.
Едва цепной топор впился в шлем Антроса с визгом рвущегося металла, жуткая боль кольнула лицо воина, а его разум наводнил страшный гнев. Он с воем потянулся в Имматериум, отчего варп-огонь загорелся в его венах. Кодиций поднялся на ноги и швырнул чумного десантника через весь ангар.
Антрос пронесся по палубе, овитый дугами света, и, все еще крича, схватил врага, разорвал голыми пальцами его ржавую броню и стукнул посохом по уродливой голове, превратив ее в кровавое месиво. Луций свирепствовал, и ярость внутри него только закипала. По лицу струилась кровь. Как только посмел этот грязный, жалкий предатель изуродовать прекрасное подобие лика Сангвиния?
Рот наполнился кровью, и давно подавляемый голод поднялся откуда-то из глубины живота. Жажда крови смешивалась с разгоревшимся в нем пламенем варпа, приводя воина в неистовство. Библиарий вонзил зубы в морду мутанта и почувствовал на языке горький ихор. Некая малая часть сознания Антроса завопила в предостережении, но ее голос быстро затих под накатившей волной гнева.
Антрос терзал неприятеля на куски, рубя и кромсая его, пока не осталось ничего, кроме окровавленных ошметков. Затем он отшатнулся, из его глаз сверкнула молния, а из легких вырвался искаженный вой.
Кодиций выставил посох и, поймав нити психической энергии, направил их через защищенный рунами металл и принялся метать в противников один заряд за другим. Каждый шар потусторонней энергии разносил чумных десантников в клочья, но на этом не останавливался: летя дальше, он пробивал стены из пластали, будто иссохшую плоть. Ангар вздувался и съеживался. Реальность отступала. Как изнутри, так и снаружи станцию поглощали течения Эмпиреев.
Антрос закрыл глаза, растворившись в жажде крови. Его разум стал проводником дикой, неземной силы. Он не видел, как Сыны Гелиоса пытаются бежать к нему, изувеченные вихрем, который окутал его. Не видел Луций и того, как челюсти Великого Разлома разверзлись вокруг «Рогов бездны» и утащили станцию из материального мира.
Долгое время Антрос не испытывал ничего, кроме ярости. Она поглотила его до такой степени, что Луций не мог вспомнить ее причину. Все, что он ощущал, — это животную потребность рычать и метаться, пробивая себе путь сквозь неосязаемые формы, которые извивались вокруг него. Сейчас его мир составляли только кровь, тени и ненависть. Визжащие призраки шумели вокруг кодиция, царапая стенки его рассудка, бормоча проклятия и желая утопить его душу. Остатки здравомыслия покидали его — и тут он вспомнил, как Рацел предупреждал его держаться подальше от Великого Разлома.
Гнев Антроса усилился, едва он понял, какую ужасную ошибку совершил. Мутанты бросили его в объятия проклятых, и если он не остановит это погружение в пучину безумия, то станет еще одной игрушкой Губительных Сил.
Падая, он выл что есть мочи, но ничего более не мог поделать. Его охватила черная ярость: кодиций поддался многовековому проклятию своего ордена. Он задыхался от отвращения и боли, пока его разум неумолимо скользил в бездну.
Затем, с последним проблеском сознания, Антрос уловил свет. Нет, сразу несколько огоньков, мерцающих в кромешной тьме. Холодное, спокойное пламя, разительно отличающееся от того водоворота, в котором он тонул.
Антрос пристальнее вгляделся в точки света, полностью сосредоточившись на них, так как видел что-то удивительное в их непреклонном достоинстве. Когда огни заполнили его мысли, они обрели форму космодесантников, стоявших на коленях в молитве и склонивших головы к оружию. Воины сжимали в руках зеркала, с которых свисали серебряные цепи. Это были Драгомир и Сыны Гелиоса, неподвижно стоящие на палубе ангара, пока вокруг них вращалось разноцветное цунами. Они сгруппировались и стали одним целым с глазом бури — несокрушимые и неприкосновенные, даже несмотря на то что мир вокруг схлопывался. Они тихо шептали как мантру: «Мы грезили, грезим, будем грезить».
Было что-то тревожное в этой молитве, что заставило Антроса застыть; но, как только он отвел взгляд от коленопреклоненных фигур, проклятие обрушилось на него снова, вернув прежние жажду крови и безумные мысли. Сыны Гелиоса были его единственным шансом на спасение.
Антрос неуверенно поднялся на ноги, охваченный психическим огнем, и стряхнул с себя обожженную плоть и сломанную броню. Покачиваясь, он направился в сторону космических десантников, желая дотянуться до пламени в их груди, и тоже стал повторять: «Мы грезили, грезим, будем грезить».
Он тут же ощутил спокойствие, мысли прояснились. Бессонная Миля. Наконец он понял, в чем ее суть. Это был путь к просветлению. Антрос с удивлением наблюдал за Сынами Гелиоса, которые казались ему неуязвимыми.
Дыхание Антроса выровнялось. Огонь в жилах остыл. Он схватил зеркало, свисающее с его доспехов, и начал повторять ритуал Сынов Гелиоса, благодаря чему снова стал хозяином своих мыслей: их свет прошил его насквозь. Но что представлялось совсем уж невозможным — он избавился от ярости, вызваннной проклятием. Антрос отстегнул посох и высоко поднял его, взвешивая оружие в руке и снова доверяя ему. Хоть древний посох внешне остался прежним, Антрос все же чувствовал в нем какую-то перемену. Несмотря на то что кодиций не обращался к варпу, энергия Эмпиреев пульсировала в его артериях, став такой же его частью, как и кровь. Стоило только подумать, и наружу выплеснулась бы невероятная мощь: казалось, будто он в состоянии выдохнуть неистощимое пламя.
Антрос осторожно ступал по направлению к Сынам Гелиоса, словно нес взрывчатку.
Невообразимая сила заструилась в его пальцах когда он протянул руку и положил ее на плечо Драгомира.
Магистр поднял глаза, и сквозь забрало Луций увидел, что прежде настороженное выражение лица воина сменилось на полное надежды.
Варп-шторм все еще бушевал в ангаре, поэтому Драгомиру пришлось говорить с Антросом по вокс-сети.
— Ты понимаешь, — сказал магистр ордена.
Антрос кивнул, гордясь своим присоединением к ним, но стыдясь того, что магистр ордена стал свидетелем его животного поведения.
Он огляделся и заметил, что от ангара осталось лишь эхо реальности из расплывчатых очертаний мостиков и ниш, рябящих и тускнеющих, как на картине, пожираемой огнем.
— Реальность все еще рядом, — объяснил Драгомир. — Ты можешь вернуть ее.
Антрос колебался, вспоминая только что устроенный им беспорядок.
— Ты присоединился к нам на пути, брат, — произнес Драгомир. — Следуй ему, и он приведет тебя. Он всех нас приведет домой.
Кровавый Ангел покачал головой, чувствуя, что балансирует на краю пропасти, из которой нет возврата.