Сибирский фронтир (СИ) - Фомичев Сергей. Страница 18

Таким образом, в разработку попадал целый исторический пласт, который, что важно, я знал в деталях. Пласт, насыщенный нереализованными возможностями, какие мне в нынешнем положении вполне по силам реализовать. Реализовать и обратить к собственной пользе. И вот что ещё важно – при всём богатстве возможностей эти залежи имели слабое отношение к власти. До сих пор я просто не расценивал покорение Америки, как политическое событие, воспринимал скорее как героическую сагу, повесть о приключениях, географических открытиях. Про путешественников я всегда читал с большей охотой, чем про императоров и полководцев.

Мне приглянулся обширный шматок земной суши, который дольше других не потопчет сапог ни одной из империй, а раз так, то шматок этот с точки зрения цивилизованного человека считался бесхозным. На долгие годы он стал шилом в заднице всякого русского патриота.

Но вовсе не патриотический угар становился движителем проекта. Эстетика имперской идеи бродила в моём уме в ранней юности, но с тех пор я чуток подрос. Рисковать шкурой ради дворцовой шайки, ради будущих коррупционеров и магнатов? Поднести им на блюдечке Аляску вместе с биоресурсами, золотом и нефтью? Благодарю покорно. Они всё равно разворуют её или продадут, как это собственно и случилось.

Нет, я думал не об империи. Мне захотелось содрать с мира собственный кусок шкуры и посмотреть на что я способен в качестве скорняка. Я загорелся как старатель, стремящийся застолбить золотоносный участок. Во всём этом было больше игры и азарта, чем политических утопий или переживаний об упущенных возможностях.

Так что, приняв правила, саму игру я слегка изменил.

– Шила из задницы мы изымать не станем, – сказал я вслух. – Лучше поменяем шило на мыло.

Впрочем, дальнейшую ассоциативную цепь я озвучивать постеснялся, хотя на берегу штормового озера был совершенно один.

Несколько дней ушло на то, чтобы уточнить детали. Из глубин памяти всплывали сведения о русской конквисте в Восточном океане. Я вспоминал даты открытий, географические названия, имена людей. Я искал ту силу, примкнув к которой или вернее используя которую, я смог бы повернуть ход истории к собственной пользе.

Оставалась самая малость – взяться за дело. Вот тут–то мной вдруг овладела робость. Я долго не решался начать, откладывал, объясняя самому себе, что сперва должен всё ещё раз как следует продумать, подготовиться. Я мог так тянуть резину до бесконечности, но обстоятельства подтолкнули меня.

В конце концов, наниматели уверовали в счастливую звезду, хранящую и товар и курьера от штормов и таможни. Они поручили мне закупку товара, полагая, что скрыться с монетой я всё равно не смогу – на обоих берегах за маршрутом строго присматривали, а куда можно деться посреди озера?

Контрабандисты жестоко ошиблись.

Глава пятая. Кому на Руси жить хорошо?

Глава пятая. Кому на Руси жить хорошо?

От Лысково до Нижнего Новгорода пришлось долго грести против течения. Спина болела после нападения, кроме того, я опасался погони. Но выхода не было – пробить пространство не получилось. Когда цель, наконец, показалась на горизонте, стало понятно, почему именно не получилось. Двадцатый век пребывал за запретной чертой, а Нижний Новгород восемнадцатого века, как выяснилось, я представлял превратно.

Увиденная картинка мало походила на рекламный буклет туристического агентства. Всюду царили грязь и упадок. "Ситуацией прекрасен, но строением мерзок", – оценит его Екатерина Великая дюжину лет спустя. И будет абсолютно права.

Хаотичная деревянная застройка почти не совпадала с позднейшей планировкой. Тот каменный кремль, что в будущем станет визитной карточкой города, выглядел сейчас небольшой цитаделью. Два низких и грубых, но зато куда больших острога прикрывали город с напольной стороны. С двух других сторон его прикрывали Ока и Волга. Набережных, в привычном для меня смысле, не существовало вовсе. Линия берега попросту терялась среди сотен всяческих лодок, кораблей и барж, скопление которых плавно перерастало в нагромождение складов, верфей и причалов. Железобетон ещё не скоро придаст набережным резкие очертания.

Дополнительные стены и ворота смутили меня не только изменением пейзажа. Они означали полицейский контроль. Однако на нижний посад можно было высадиться с реки, не привлекая внимания. В этом смысле архитектурный хаос сыграл мне на руку.

Правда с парковкой возникла проблема. Меня довольно грубо отогнали от нескольких причалов, которые оказались частными владениями. Сообщать, где тут расположены общественные пристани, охранники посчитали излишним. Наконец, удалось договориться с каким–то мальцом. За полушку он согласился приглядеть за лодкой. Вспомнив амстердамские велосипеды, я засомневался, что пацан собирался сдержать обещание, но выбирать не приходилось. Привязав лодку к свинке, я выбрался на берег.

Постоялый двор, вроде псковского, меня не устраивал, а настоящих гостиниц здесь ещё не завели, как впрочем, и во всех остальных городах империи, кроме разве что морских портов, и приезжающий по делам человек останавливался обычно у своих контрагентов, друзей или родственников. Я решил не заморачиваться с постоем, а сразу заняться делом. Если оно выгорит, то и крыша над головой появится.

В трактире и подле него ошивалась разношёрстная публика. Голытьба, готовая продать труд за копейку, тёмные людишки вроде моего ярмарочного знакомца, и вполне состоятельные господа. В эту эпоху питейные заведения выполняли функцию биржи труда, а заодно и большинства других бирж.

Засев в отделённом от общей залы закутке, я заказал "всё самое лучшее" и следующий час жизни полностью посвятил чревоугодию. Нет, правда, казённая пища наверняка была полезнее, содержала все нужные организму вещества, всякие там витамины и микроэлементы, а вещества вредные, напротив не содержала. Она была вкусной и могу поспорить, что готовили её с соблюдением санитарных норм. Одно плохо – еда была казённой, и тюремное её происхождение отравляло жизнь и портило аппетит. О содержании витаминов в пище трактирной и санитарных нормах её приготовления информация отсутствовала, что ничуть не помешало мне вполне ей насладиться.

Телятина была доедена, вино наполовину выпито, а подносчик тащил какой–то десерт – с виду то ли кисель, то ли квас здесь так выглядел.

– Хозяина Василием Михайловичем зовут? – спросил я подносчика.

– Точно так, – с поклоном ответил он.

– Позови, – приказал я.

Человек напрягся, пытаясь угадать по моему лицу, чем вызвано такое желание и чем оно может грозить ему самому.

– Живее, – поторопил я.

Через минуту в закуток вошёл хозяин – крепкий бородатый мужик. Человек маячил за его спиной, готовый в зависимости от оборота бежать за подмогой или за водкой.

– Садитесь, – кивнул я на стул.

Василий Михайлович замялся лишь на мгновение, так как я, приподняв ладонь, явил его взгляду стопку тяжёлых монет с профилем императрицы Елизаветы.

– Пошёл вон, – негромко крикнул хозяин работнику.

– Принести чего? – осведомился тот.

Трактирщик коротко взглянул на меня, но, уловив равнодушие, свирепо шикнул на парня. Лишний свидетель исчез, а мы некоторое время буравили друг друга взглядами.

– Мне нужна помощь, Василий Михайлович, – признался я. – Один человек на ярмарке посоветовал обратиться именно к вам.

– Какой человек? – сразу спросил хозяин.

– Он не назвался, но оказал мне услуги такого свойства, что я склонен ему доверять.

– И какого же рода помощь вам требуется? – после небольшой паузы спросил он.

– Видите ли, Василий Михайлович, я здесь давно не бывал и хочу, чтобы вы просветили меня о делах купеческих. Кто в последние годы в гору пошёл, кто, напротив, в разорение впал. С кем можно дело иметь, а с кем лучше поостеречься.