Сибирский фронтир (СИ) - Фомичев Сергей. Страница 29

В качестве закуски к водке, которой мы собирались обмыть удачную сделку, Данила решил налепить пельменей.

Пельмени в восемнадцатом веке делали немного не так как в двадцатом. Начать с того, что здешний фарш мало напоминал мясных "червячков", что дружно выползают из мясорубки. Мясо именно рубили, а не "крутили". Уложив куски в корытце, дабы не разлетались ошмётки, Данила терзал мясо большим тяжёлым ножом, пока не получилась кашица. Затем сцедил лишний сок.

Тесто мы месили руками, а потом крутили из него колбаски. Никаких стаканчиков, никаких шестиугольных формовочных решёток. Колбаски надлежало разрезать на кружочки и раскатывать каждый из них по отдельности, после чего сразу заворачивать фарш.

Времени примитивная технология отнимала уйму, а спины ломило не хуже чем от работы веслом. Но пельмешки получались отменные.

По идее пельмени полагалось подморозить, прежде чем кидать в котёл, но холодильников пока не изобрели, а ледники считались роскошью, доступной лишь высшей знати и коренным народам севера. Потому пельмени, как правило, готовили зимой. Готовили в огромных количествах и использовали вместо концентратов и консервов, когда приходилось отправляться в тайгу. Летом же предпочитали бросать в котёл побольше зелени, а пельмени лепили, только если возникнет блажь, как вот сейчас у Данилы.

Пища фронтира была здорова, но на мой взыскательный вкус чересчур пресна. Простенькие специи, вроде перца или лаврового листа, конечно, использовались, но мне захотелось какого–нибудь сочного соуса. Конкретно пельмени я плохо представлял без майонеза или кетчупа. Пока грелась в котле вода, я выпросил у Данилы несколько яиц, уксус и немного оливкового масла, которое здесь считалось большим дефицитом, чем даже монета.

Вместо миксера пришлось использовать мутовку. Это такая сосновая палочка с короткими обрубками веточек на конце. Её следовало крутить ладонями, словно добывая огонь по методу аборигенов. Добавляя понемногу масло и уксус, я сбивал желтки, пока они не приобрели белый цвет. Не совсем то, что я некогда поглощал банками, но вроде неплохо.

– Что это? – Данила уставился на полученную массу.

– Майонез, – сказал я и соврал. – Сам придумал.

Данила обмакнул в соус палец и лизнул.

– Баловство, – выдал он вердикт и поспешил разлить водку по небольшим глиняным стопочкам.

– Как говорится, не хлебом единым жив человек, – произнёс я вместо тоста.

Мы выпили. Пойло едва тянуло на тридцать градусов, но зато было сравнительно чистым. Закусили горячими пельменями. Блаженство.

Но, говоря о дополнении к хлебу насущному, я намекал не на водку и вообще имел в виду не застолье. Я подразумевал торговые операции.

– Слушай, Данила, – начал я после второй стопки. – Я вот тут подумал...

– Ну, – поторопил он.

– В общем, дело такое. Я могу поставлять в Охотск любой товар, какой только можно продать тут с выгодой. Притом что качество его будет куда лучше, чем у любых прочих поставщиков, вдобавок и цену запрошу на пятину ниже. Но сам заниматься розницей не хочу – жаль времени, знаешь ли. Ведь я приехал сюда не за этим. Поэтому, предложение следующее: я поставляю весь товар тебе. Ты же взамен поможешь с моими делами.

– С какими? – спросил он, наполняя стопки.

– Я морским промыслом решил заняться, а опыта мало.

Он посмотрел на меня, как смотрят на тяжелобольного головой человека ближайшие родственники – с сочувствием и опаской. Затем осторожно придвинул в мою сторону стопку. Мы выпили молча. Заели пельмешками.

– Морскими промыслами, – повторил он с какой–то едва различимой иронией. – Как отпускать в море стали, много вас таких из России наезжает. Богатство, видишь, шальное манит. Ты сам–то, откуда будешь?

– Из Арзамаса.

– Вон как. Значит ни опыта мореходного, ни понятия промыслового? Море–то, небось, только здесь и увидел?

– Да собственно ещё и не видел, – признался я. – Туман стоит.

– Ну вот, – довольно кивнул Данила. – Наслушался про меха и приехал на край света. Даже не подозреваешь, в какую яму выгребную полез.

– Ну? – теперь уже мне пришлось его подгонять.

– Сожрут тебя промышленники. Здесь несколько человек всем заправляют. Они да из властей кое–кто. И друг друга–то жрут за милую душу, а тебя слопают, не заметив.

– Ты не пугай, – улыбнулся я. – Для того мне и надобны средства, чтобы не сожрали. Про здешних заправил растолкуешь как–нибудь позже, а пока лучше скажи, какой товар хороший барыш сулит...

– Да любой, – отмахнулся он и принялся разливать по новой.

Изрядно приняв на грудь и прикончив пельмени, мы просидели почти до утра, прикидывая, какие товары находят в Охотске стабильный спрос. Данила удивлялся, когда я отвергал одни, и принимал другие. Для него сибирский тракт был реальностью. Я же не мог, например, перегнать сюда стадо коров, и помимо прочего не хотел возиться с большими объёмами – ведь мне предстояло переносить всё на собственном горбу, пусть только до лодки и обратно.

Чтобы упорядочить поток информации, я попросил перо и чернила. Данила притащил из соседней комнаты чугунный прибор с каким–то огрызком вместо пера и чернильницей наполненной тушью. Видимо подозревая серьёзное дело, он, дабы малость разбавить текущую в наших жилах водку, выставил на стол кувшин с квасом.

Я выписывал на листке номенклатуру, объёмы продаж и цены. С последних сразу снимал двадцать процентов, уверяя Данилу, что без труда смогу удержать низкий уровень.

Мы обсудили виды на муку и крупы. Выяснилось, что известный рыночный постулат "спрос рождает предложение" применим разве что к ним. Всё остальное зависит от привоза. Предложение рождало спрос. Это если выражаться мягко. Сибирь и Дальний Восток были, по сути, колониями Российской империи, а в колониях предложение не просто рождало спрос, оно его навязывало.

– Раньше вон на чай никто не смотрел, кроме русских, – подтвердил Данила мой тезис. – А сейчас и якуты покупают, и коряки, и тунгусы. Чукчи и те приохотились.

Табак, чай, железные и медные изделия, текстиль – вот что ценилось здесь больше всего и давало хорошую прибыль, если рассчитывать на вес. Неплохие доходы обещал сахар, кабы было кому его покупать.

– Пудов десять, пожалуй, продам... но не больше.

– Соль? – перечислял я возможные товары.

– Здесь каторжане соль парят, – отмахнулся Данила.

– А если я меньше запрошу?

– Не выгодно везти.

– Ты не о моей выгоде думай, а о своей.

– Нет, не стоит. Если мы властям сбыт перебьём, сильно жизнь усложнят.

– Ладно, вычёркиваю, – неохотно согласился я.

Моя уверенность в гарантированных барышах понемногу передалась и Даниле. Он верил в удачу, потому что одно маленькое чудо я уже совершил, а ещё потому, что очень хотелось верить. Водка ещё больше распалила воображение купца. Пока он подсчитывал копейки своей комиссии, я складывал в уме рубли чистой прибыли. Пуд табака стоил шестнадцать рублей. Так сказать шёл на вес меди. Если выйти на украинских производителей, можно было сорвать никак не меньше пятнадцати тысяч в год. Конечно, самим обитателям Охотска столько не выкурить, не вынюхать и не пережевать за многие годы, но русские предусмотрительно подсадили на зелье всех окрестных аборигенов. Даже чукчи, предпочитающие в отношениях с чужаками кровавую резню, с торговцами табака старались договариваться.

Идея превратиться в первого купца на всём побережье, Даниле явно понравилась, но моё пристрастие к наличности выводило его из себя.

– Нет здесь столько монеты, – настаивал он. – А потому никакой торговли у нас так не получится. Хоть вдвое дешевле предлагать будем, а не возьмёт никто. Потому как денег нет у людей. Просто нет! Понимаешь ты?

– Но я собирался здесь же и потратить прибыль. Я буду платить людям, они покупать товары, вот монета и завертится.