Сибирский фронтир (СИ) - Фомичев Сергей. Страница 43

Дом Данилы превратился в настоящий офис. Ясютин в конце концов дал согласие и теперь торчал возле меня с утра до вечера, изучая карты и расспрашивая о планах. Сам хозяин натаскивал Комкова, рассказывая то о мехах, то о хлебной торговле. Часто заходили Окунев и Бочкарёв, забегал кто–то от Березина, регулярно наведывался Анчо. Впрочем, коряк, болтая всё больше о пустяках и рассказывая странные сказки, скорее стал исключением из рабочего ритма.

Наибольшее оживление в процесс привносил Оладьин. Он приводил много новых людей, настаивая на одобрении мной каждой кандидатуры. Камчатский зверобой стал настоящей находкой. Он вербовал людей пачками, причём делал это легко, как бы походя. Бывало, что утром называл новое имя, услышанное накануне в разговоре, а вечером уже приводил готового новобранца.

Как–то раз он привёл бугая под стать себе в котором я узнал Дышло. Как Василию удалось заарканить этого буйвола оставалось только гадать. На лице парня красовался свежий фингал – возможно, он повздорил с предыдущими нанимателями, а быть может успел поругаться с Оладьиным. Сейчас Дышло выглядел смирно, а когда я напомнил ему об условиях, потупив взгляд, пробурчал согласие. Что ж, не в моём положении быть особо разборчивым. Получил одобрение и Дышло.

–Ты, Вася, только присматривай за ним, – сказал я Оладьину. – Парень себе на уме. Буян. А мне драк лишних не надо.

–Прям уж. Видал я буянов, – зверобой медленно сжал кулак. – Вот он где у меня будет.

Глядя на побелевшие костяшки, я отчего–то сразу поверил ему.

В том, что касалось дел, лёд тронулся. А вот лёд на реках, напротив, собирался вставать. Верховья уже сковало и оторванные от полей льдины проползали мимо Охотска, намекая на перебор времени. Но я так увлёкся текучкой, что едва не прозевал крайний срок. Однажды ночью река замёрзла. Благо, что морозы ещё не грянули, и очередной прилив взломал некрепкий ледок. Только тут я опомнился. Зима в любой момент могла запереть меня в Охотске на долгих пять или шесть месяцев. Зависать на такой срок было бы непозволительной роскошью. Жизнь слишком коротка, чтобы проводить её лёжа на печи. Правда, в резерве оставался спуск с горы на санках – тоже ведь движение, не хуже скейтборда – хотя раньше я с санками не экспериментировал. Проблема, однако, заключалась в том, что из зимы я мог перескочить только в зиму, а это паллиатив.

Пришлось срочно линять, свалив текущие дела на товарищей, которым я объявил, что смотаюсь в Иркутск. Зиму, мол, проведу там, прикуплю кое каких припасов, а ближе к маю вернусь.

Глава четырнадцатая. Поехали!

Глава четырнадцатая. Поехали!

Зима пролетела незаметно. Ещё бы, ведь из середины октября я прыгнул сразу в начало мая. Больше недели ушло на то, чтобы сделать необходимые закупки в Нижнем Новгороде. Торговля весной шла вяло, оптовых продавцов железом и текстилём Брагин не отыскал, а до ярмарки оставалось почти два месяца. Пришлось переплачивать, что, в общем–то, не имело принципиального значения.

Едва вскрылись реки на Дальнем Востоке, я, маневрируя среди льдин, начал завозить товары в Охотск. "Северный завоз" оказался большим. Грузы предназначались и для Данилы, и для снаряжения кораблей, и для охотского начальства. Переброска одних только парусов требовала двух дюжин ходок, а ещё были канаты, тяжеленные якоря, гвозди, скобы…

Мне не терпелось узнать новости, переговорить с компаньонами, я жаждал увидеть корабль, который по всем расчётам уже готовился к спуску на воду. Но заменить меня на гиперпространственном рейсе "Нижний Новгород – Охотск" было некому.

Свежую информацию приходилось получать урывками, отдыхая на берегу между ходками. К амбарам подтянулись все, кто жил у Данилы, а чуть позже и остальные, и пока я переводил дух, они скармливали мне сведения.

Новости не радовали. За зиму команда выросла незначительно, а с союзниками дела обстояли ещё хуже. То есть союзников не прибавилось вовсе. Кажется, мы выгребли из Охотска всё что могли. Ни моих прожектов, ни авторитета Окунева или Оладьина не хватило, чтобы увлечь на дело мелкие артели, а крупные промышленники обитали в других местах.

– На первый корабль человек сорок набрали, – доложил Окунев. – А на втором всё те же десять, что с Федькой Ясютиным пришли. И это, пожалуй, всё. Сейчас артели зашевелились, лишних людей нет.

Такой вот парадокс. При всей дешевизне на фронтире человеческой жизни, люди здесь остаются самым большим дефицитом.

Флотилия также оказались не в полном комплекте. Лишь рытовский галиот – его таки назвали "Онисим" – мог выйти в море, получив оснастку, второму требовалось время для достройки, а шитики компаньонов нуждались в ремонте, который мог продлиться и месяц, и два.

Короче говоря, экспедиция пока не складывалась. Как ни жаль было бы терять целый год, но я предпочитал пересекать океан с подготовленной и укомплектованной командой, а значит, требовалось скорректировать планы.

Тем временем подошли коряки, чтобы помочь с разгрузкой, а вскоре – новость по городу разлетелась мгновенно – на берегу столпилось множество зевак. Работать в такой обстановке оказалось нелегко, ведь каждый считал долгом обратить внимание на нелепость ситуации – в то время как под рукой столько бездельников, начальник возит грузы в одиночку. Кто–то из доброжелателей даже отправился вверх по реке.

Сделав перерыв в перевозках, я созвал большой совет, благо нужные товарищи уже давно собрались на берегу. Мы расположились под одним из амбаров.

– Так, друзья мои, – я начал, как и положено начальнику с разноса. – Значит, пока я в поте лица грузы сюда проталкивал, вы всю зиму ерундой занимались. Так получается? Неужели нельзя было людей найти и шитики починить? Долго ли?

Никто не возражал, не оправдывался. Даже скучно стало ругаться, и я перешёл к делу:

– Как я понимаю, в этом году до островов нам не добраться. На одном корабле смысла нет выходить. Поэтому поступим следующим образом: соберём всех кого можно на "Онисим" и отправимся на Камчатку. Попробуем поднять тамошних промышленников. А шитики и второй галиот, если успеем его достроить, прибудут туда к концу сентября. Как раз и время будет людей добрать. В Петропавловской гавани встретимся, перезимуем, а в следующем году уже пойдём к островам. Оттуда сильно ближе получится, и выходить можно раньше.

– Тебе решать, конечно, – сказал Бочкарёв. – Но думаю лучше вместе на Камчатку двигать. Оно и разговаривать с тамошними волками проще, когда гурьбой.

– Чините корабли, если за месяц уложитесь, выйдем вместе.

Подогнав к берегу последнюю лодку, я свалил хлопоты с грузом на Данилу и Комкова, а сам отправился в острог к Зыбину. Мой лихой завоз произвёл настоящий фурор. Таких ранних и масштабных поставок здесь давно не случалось, ведь весной грузы только начинали сплав по Лене, а те, что были доставлены в Якутск зимой, дожидались сухой погоды или медленно двигались, сопротивляясь паводкам мощных притоков. Помимо прочих выгод, операция прибавила мне веса в глазах обывателей. Пока я шагал к острожку, со мной раскланивался, чуть ли не каждый встречный.

Дела у Зыбина шли неважно. На первый взгляд его стратегия принесла плоды. Мятеж коряков пошёл на спад. Казакам удалось взять последнюю на побережье туземную крепость и разблокировать тем самым сухопутную дорогу к Камчатке. Но победа обернулась для начальника головной болью. Пленных стало ещё больше. И все они повисли на канцелярии порта мёртвым грузом. Зыбин писал по инстанциям, прося избавить его от обузы, но вразумительного ответа ни из Иркутска, ни из Тобольска так и не получил.

Старый солдат пребывал в дурном расположении духа и подумывал об отставке.

– Мочи нет больше... – пожаловался он. – Приказали бунт подавить, я подавил, а теперь получается хомут на шею заработал, сам и кормить эту прорву должен. Зиму едва пережили, а дальше что? Они же проедят все запасы!