Сибирский фронтир (СИ) - Фомичев Сергей. Страница 61

–Останови лодку! – сообразил вдруг я, отметив краем глаза суету у борта.

–Зачем?

–Хочу ступить на эту землю первым. Нет, "хочу" – не то слово. Я просто должен высадиться здесь первым.

Пока я собирался, буря внезапно утихла. Северные ветра в конце лета здесь редки и слабы. Настоящего шторма не получилась. Арктика просто слегка припугнула нас. Окунев отменил высадку окончательно. Какой смысл набирать воду, если мы почти добрались до цели?

Корабль обогнул горбатый островок и бросил якорь в Голландской гавани. То есть этого имени гавань само собой ещё не получила. Но я не видел причин, почему надо перекраивать топонимику. Пусть остаётся Голландской Гаванью, мне не жалко.

Холмистый берег, изрезанный ручьями, поросший зелёной травой. И ни единого деревца. Гора, формой напоминающая крышу крестьянской хаты, прикрывала островок с севера. Южнее остров сужался до перешейка, а затем вновь раздавался вширь и ввысь. В стратегическом смысле ничего особенного, но для поселения и порта весьма удобно.

–Крепость поставим вон там, – указал я на площадку между подножьем горба и озерцом.

Я прекрасно помнил, где на картах значилась военная база, из которой американская военщина грозила нашим восточным границам. Датч–Харбор, младший брат Перл–Харбора, в том смысле, что японцы атаковали эту базу полугодом позже. Вернее будет значиться, будут грозить, будут атаковать. Или нет? Насколько мои действия уже повлияли на ход истории…

–Хорошее место, – одобрил Окунев и приказал спускать на воду лодку.

–Своей земли мы не хотим ни пяди, но и чужой вершка не отдадим, – напел я, первым сходя на берег. – Чёрт! Даже не верится!

Меня переполняли чувства. Хотелось петь, плясать и дурачиться. Хотелось валяться в шелковистой изумрудной траве вместе с собаками, которых выпустил Чиж. Я мог доставать свой заветный блокнот и торжественно вычёркивать первый пункт великого плана. Я добрался сюда! На край света! А дальше пойдёт под горочку. Сама пойдёт!

Окунев сошёл на островок и, прежде всего, занялся поиском места, куда можно вытащить на зимовку судно. Затем он скомандовал общую высадку. Зверобои хлынули на берег ордой. Быстро, но по–хозяйски осмотрели территорию и сразу же принялись её осваивать. Ставили парусиновые палатки, перевозили с корабля припасы, снаряжение и брёвна, а поскольку дерева взяли мало, народ разбрёлся по берегу в поисках топляка. Люди вели себя беспечно, словно остров был необитаем. Но я–то знал, что это не так. Аборигенов мы не увидели, но это вовсе не значит, что они проморгали наше прибытие. Чиж переговорил с соплеменниками и на вершину горы ушёл дозор.

–Камень здесь крепкий, – произнёс Комков, рассматривая скалистый берег на той стороне гавани. – Такой обрабатывать тяжело, а жаль. Можно было бы и каменные стены поставить.

–Поставим, – улыбнулся я. – Дай только срок. Главное, что добрались.

–Как–то там выйдет у остальных? – вслух подумал Оладьин.

***

Алеуты появились уже на следующее утро. Три охотника прибыли на байдаре со стороны той самой бухточки, в которой мы укрывались от шторма. Чиж, получив сигнал от дозора, предупредил меня, а сам отправился искать Тёму. Разложив костёр в сотне шагов от лагеря, я попытался собраться с мыслями. Встречи с туземцами я ждал и боялся. От того сумеем ли мы с ними поладить, во многом зависел успех всего дела.

Гости, или вернее хозяева, выглядели вполне миролюбиво. Вытащили байдару на берег и, прихватив копья, направились через перешеек к лагерю. Издали их шляпы напоминали вороньи головы, вблизи – нечто среднее между бейсболкой и шутовским колпаком, а когда под шляпами я различил безусые почти детские лица, все трое превратились в клонов Нильса из мультика "Заколдованный мальчик".

С их стороны всё было обставлено как случайная встреча, однако одежда выглядело слишком нарядной для рядовой охоты. Лёгкие парки, как бы сообщая о печальной судьбе тех самых диких гусей из мультика, были украшены птичьими перьями.

Стараясь не выдавать любопытства, "нильсы" исподволь наблюдали за строительством казармы и оборонительного вала, косились на гигантский по их меркам корабль и необычные деревянные лодки. Дерево на безлесных островах в цене и русские бородачи, наверное, показались им богачами.

Жестом я пригласил мальчишек к костру. Они поняли и расселись вокруг. Стараясь выиграть время до прихода Тёмы, я неспешно принялся готовить угощение. Снимал ножом тонкие полоски со спины копчёного лосося и выкладывал на жаркий бок валуна. Жир шипел, стекая по камню навстречу огню, а, касаясь пламени, вспыхивал с треском. Дав рыбе немного прогреться, я подхватил за холодные концы все четыре куска разом и резким точно удар плёткой движением сбил пламя. Затем, отделив свой кусок, протянул гостям символическое угощение.

Зверобои и матросы наблюдали за нами издали. Делали вид что работают, а сами косились на островитян. Когда я предложил гостям рыбу, народ замер: возьмут ли подношение дикари? Разделят ли пищу с пришельцами?

Как лёгкий сквознячок свежевыбритой скулой я почти почувствовал облегчённый выдох десятков людей. Надо же не брился миллионы лет, а именно такое сравнение пришло теперь в голову. Аборигены, приподняв козырьки "бейсболок", осторожно куснули горячую рыбу. Улыбнулись. Сейчас они стали похожи на болельщиков "Нью–Йорк Янкис", жующих на стадионе хот–доги.

Наконец, появился Темнак. Алеуты обменялись парой слов. Между ними некоторое время происходило что–то вроде настройки словаря или согласования протоколов. Тёма родился на Ближних островах и выходил из племени сасигнан. От его родины до Уналашки простиралось больше тысячи вёрст, и далеко не всякий пролив на этом пути можно запросто переплыть на байдаре. Понятно, что здешний говор несколько отличался, и толмачу требовалось прояснить детали.

Однако "Слово о полку игореве" переводить не требовалось, а для делового разговора запаса слов у Тёмы хватало. Он представил меня как могущественного вождя огромного племени, обитающего на большой земле, что лежит далеко на западе. Вождю мол, наскучила рутина, и он отправился в путешествие, дерзнув добраться до другой большой земли уже на востоке. Тезисы презентации мы обговорили с Тёмой заранее, ещё во время плавания. И теперь я мог проследить, какое впечатление производила она на островитян.

Надо сказать, впечатление оказалось не шибко сильное. "Нильсы" внимательно слушали, но падать ниц перед белым человеком отнюдь не спешили.

Темнак, выслушав ответные речи, сообщил имена парней, их родителей, кучу всяких названий, что, влетев в одно ухо, благополучно вылетели в другое. Я лишь запомнил, что главного в троице зовут Чикилжах, что он сын местного вождя по имени Узулах и что их селение находится недалеко от берега, с которого они прибыли.

Я преподнёс каждому по нитке бисера – пресловутые стеклянные бусы, завезённые нами в огромном количестве. Указав на подарок, пояснил через Тёму, что готов давать столько же за каждую шкуру морского бобра или хорошего песца. А за лису буду давать вдвое меньше, поскольку её здесь водится в изобилии.

Как оказалось, про песца здешние алеуты даже не слышали, а на лису они почти не охотятся. Ничего конкретно не пообещав, "нильсы" отправились в обратный путь. Судя по виду, они были смущены появлением непрошенных соседей с деревянными домами и лодками, с железными ножами и прирученными собаками.

***

В далёком счастливом детстве иной раз мечталось проскочить время, прыгнуть на пару пятилеток вперёд. Человечество тогда наступало по всем направлениям. Атаковало природу, мозг, космос, микрокосм. Открытия, изобретения, технологические новинки случались чаще, чем выпуск новой модели отечественного автомобиля. Мы слабо верили в возможность ядерной войны, но всерьёз ожидали застать полёты на Марс, колонизацию океанских глубин, решение проблем голода и долгожительства. Когда я читал, слушал, смотрел репортажи о великих проектах, мне порой хотелось побыстрее увидеть, чем окончится дело. Проскочить лет десять–пятнадцать и попасть прямиком на финальные торжества. На шахматный матч между дельфином и человеком или на первый урожай марсианских яблок. Но тогда я не умел "съедать" время. А потом время съело меня.