Сибирский фронтир (СИ) - Фомичев Сергей. Страница 76

Он некоторое время размышлял и, наконец, перепоручил упряжки "родственнику". То есть первому мужу своей жены, которого русские звали Колей. Для меня их семейные отношения всё ещё оставались загадкой.

На посаде поднялась возня. Слышно было, как Чиж кликал собак, лупил лентяев и фрондёров. Псы поскулили, но быстро смирились. Заскрипели нарты, заскрипел снег.

– Хей–хей! – крикнул Коля, и обе упряжки сорвались с места.

Глава двадцать пятая. Дознание

Глава двадцать пятая. Дознание

Взять языка так и не удалось – и кутхин и кигиг–ун передвигались крупными отрядами – нашим разведчикам такие оказались не по зубам. Но о скоплении враждебных алеутов в ущелье напротив нашего островка мы узнали загодя, и успели без спешки и суеты подготовиться к нападению. Даже заскучали в ожидании боя.

Солнце ушло за скалы, и температура тут же понизилась. Градусов до пяти мороза, судя по лёгкому пощипыванию носа и ушей.

–Идут, – крикнул с крыши Чихотка, определённый в наблюдатели, как самый глазастый из Окуневских матросов.

Народ зашевелился.

–Севка в крепости, – шепнул Комков. – Бежать вроде не собирается. Командует своей шайкой на северной стороне.

Мы поднялись на крышу казармы. Туземцы перебрались на островок через замёрзший пролив и, перевалив холм, оказались в поле нашего зрения. От их пёстрых парок, плохо различимых на фоне сумеречного, исчерченного тенями снега зарябило в глазах.

–Двадцать, двадцать пять, тридцать… – я быстро сбился со счёта.

Противник валил гурьбой по кратчайшему пути к цели, что скорее было нам на руку. Но всё же он двигался не столь плотным строем, чтобы разом полечь от картечного залпа.

Я лихорадочно перебирал в голове планы обороны, вспоминал ещё раз всё читанное о подобных сражениях. Всё ли было сделано и всё ли было сделано правильно? Гражданское население из семи корякских женщин и дюжины детишек, укрыто в нашей казарме. Чиж с небольшим отрядом отправился защищать корабли. Промышленники и свои и чужие приставлены к делу. Пушки с прислугой на месте. Резервные группы наготове и ждут команды. Предварительные распоряжения отданы и каждый знает, что ему делать.

–Мне нужен хотя бы один пленник, – напомнил я всем, кто оказался рядом. – Хотя бы один.

Алеутов всё прибывало и прибывало. Если бы этими силами они ударили по крепости в той первой внезапной атаке, когда мы не ожидали штурма, а часовые проспали его начало, шансов уцелеть у нас, пожалуй, было бы мало. Хорошо, что островные туземцы слабо разбирались в стратегии. Штурм укреплённых поселений для них дело новое, на осаду вряд ли хватит сообразительности, сил и терпения. Так что же, боятся нечего? Отнюдь. На противостояние такой лавине мы всё же не рассчитывали.

–Их две сотни не меньше! – возбуждённо произнёс Оладьин

Да, одними ружьями тут явно не справиться. Тем более что часть стволов забрал с собой Чиж, а остальные мы равномерно распределили по всему периметру.

–Наверное, стоит перебросить всех, кто имеет ружья на эту стену, – предложил я.

Василий кивнул, соглашаясь, и поспешил вниз.

Он пробежался по боевым участкам и быстро стянул людей в западный сектор. Причём откликнулись на призыв и те, кто вооружился только тесаками, саблями да дубинками. Их Оладьин собрал к воротам для контрудара.

Алеуты медленно приближались, перебегая рывками то там то здесь. Когда до острога осталось полсотни шагов, в нас полетели стрелы. Вернее не стрелы, а небольшие дротики, и не в нас, а в травяные чучела и прикрытые тряпками снеговики, установленные на стенах и крышах. Дело–то нехитрое, как сказал бы, наверное, корабельный мастер Березин.

–Давай! – крикнул Оладьин.

Ружейный залп повалил на землю человек тридцать. Я рассчитывал на больший эффект. Но даже тридцать упавших, отнюдь не стали павшими. Минимум половина из них тут же поднялась и, догоняя сородичей, понеслась что есть духу к крепости. Кажется, алеуты поняли, что внезапной атаки не вышло, и решили идти напролом.

–После пушечного залпа начинаем! – сказал Оладьин своим добровольцам.

Он вполне приготовился к битве, был даже вроде бы рад ей. Расхаживал гоголем среди полусотни таких же горячих парней, представляющих разные команды. Я увидел Дышло, потирающего в нетерпении грудь, одного из головорезов Трапезникова. Осталось в прошлом разделение на партии и артели, забылись на время конфликты и соперничество. Нынче все мы выступали на одной стороне.

–Готовы "соколики", – крикнули канониры Пономарёву.

Он успел подтянуть сюда пушки с соседних участков и теперь распоряжался целой батареей.

–Пали! – разрешил казак.

Четыре фальконета ударили один за другим, через короткие промежутки времени. Но с их игрушечным калибром рассчитывать на чудо не приходилось. Картечь лишь слегка проредила ряды дикарей.

–Вперёд! – взревел Оладьин.

Пафос контратаки малость подпортили особенности нашей архитектуры. Вот что значит действовать по умозрительным планам, не проверив их учениями. Ворота на эту сторону выходили одни, и пролезть через них скопом у отряда не получилось. Люди стали прыгать через стены и скатывались с вала, как с ледяной горки. Внизу они сталкивались, валились один на одного, резались о собственное и чужое оружие. Атака получилась не очень эффектной. Хорошо, что конфуза не заметил враг – подходы к крепости укрывал пороховой дым двух залпов.

Отряд расстроенной кучей выбрался из клубов и двинулся навстречу алеутам. Те остановились на миг, но затем с ещё большим рвением бросились в рубку.

Те, кто остался на стенах, лихорадочно заряжали ружья и пушки. Если попытка Оладьина сорвётся, у нас будет ещё один залп, прежде чем враг добежит до острога. Получив на руки мушкеты, зверобои вовсе не стали мушкетёрами. Перезарядка занимала у них много времени, стрельба велась на глазок, а строй выходил неровным. Ясачные комиссары, не озабоченные добычей пушнины, уделили больше внимания подготовке и хорошо натаскали людей.

–Готовы "соколики" – вновь доложили канониры Пономарёву.

–Погодь! – сказал казак. – Стрелять покуда нельзя.

Действительно палить картечью было сейчас опасно – перед крепостью образовалась мешанина из своих и чужих. Вот если бы заставить наших парней залечь или броситься разом в сторону. Но такая организация боя останется мечтой и в двадцатом веке.

Алеуты наседали. Резня уже не вызывала у меня прежнего отвращения, хотя при виде сабель или копий, пронзающих плоть, иной раз передёргивало. Железо доказало преимущество перед камнем и костью, однако сноровка и численность туземцев компенсировала отсталость вооружения. Бой шёл на равных.

Один из предводителей воинства дикарей, почуяв в Оладьине равного, рванулся к нему с явным желанием навязать поединок. Как говорится, бодался телёнок с дубом. Отклонив копьецо, Василий сбил алеутского вождя кулаком. Похоже, он вспомнил о моей просьбе взять пленных и выбрал для подарка самую крупную рыбу. На защиту вождя бросилось сразу с десяток сородичей. К Оладьину на подмогу поспешило столько же, но с бледной печатью цивилизации на лице.

Алеуты никогда не слышали о Каннах, но чудесным образом начали охватывать наш отряд с двух сторон. Сопротивление на флангах быстро выдохлось, зверобои сгрудились в центре, где, словно медведь псов продолжал разбрасывать легковесных врагов Оладьин. Туземцы же прорвались к крепости с двух сторон. Правая клешня выглядела опасней, там у врага собралось больше народу. К тому же северный участок стены ставили николаевские. Ставили наспех, халтурно, желая побыстрее заняться промыслом. Как то теперь будут защищать? Парни они лихие, этого не отнять, но на Тарабыкина надеяться глупо. Южная стена защищена куда лучше. Там командовал Окунев, а на пути врага располагался туземный посад. Сходу его не проскочить. Кое–кого из своих парней Чиж оставил в домах.

Я спустился с крыши. В подобных схватках главнокомандующему обычно достаётся мало работы. Ты или следишь за ходом сражения, не имея возможности распоряжаться, информировать людей об изменениях в обстановке, или сражаешься на одном из участков, пустив на самотёк всё остальное.