Группа крови на рукаве (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 24

Далее капитан рассказал, что бойцам батальона идут надбавки за трупы врагов. По триста баксов за каждого. А так как его подразделение не может носить с собой тела врагов во время продолжительных операций, то чтобы подтвердить количество убитых солдат противника (тот самый подсчет тел по Макнамаре), приходится отрезанные пальцы и уши пересыпать солью и носить с собой в банках до тех пор, пока не появится возможность сдать их и получить доплату.

Меня его объяснение из серии "такие правила, что я могу сделать" удивило и уважения к нему от этого у меня точно не прибавилось. Уши и пальцы. А как же честь офицера?

Иван щелкнул пальцами, и пилот проснулся….

Глава 10

Раскурочив задний винт вертолета, пересели на пешкарус. Дальше шли медленно, сторожась. Полковник постоянно сверялся с картой, высылал попеременно вперед то Чунга, то сам уходил в дозор. Тормозил нас даже не Джимми, которого приходилось на ночь связывать, а Лиен. Девушку последние наши приключения здорово вымотали, она еле передвигала ноги. Привалы стали долгими, к тому же испортилась погода. Пошли затяжные дожди. Да такие, что водяная взвесь постоянно стояла в воздухе. Идешь будто в бассейне плывешь. Одежда за ночь не сохнет, на ногах появились опрелости, на пальцах ног — грибки. Порез от осколка гранаты у меня на лице загноился, щека распухла и начала противно ныть.

Лиен быстро почистила ранку, но возникло ощущение, что это еще не конец истории. Джунгли не принимали меня. Вон Чунг… в стольких переделках был, грязь месил, на крайней стоянке на шею — огромный черный скорпион прыгнул. И хоть бы хны. Взял того клешастого друга, вскрыл ему ножом брюхо и мигом высосал. Я чуть не блеванул от этой сцены.

Но были у всего этого и плюсы. На длинных привалах — я начал учить вьетнамский. А Лиен — русский. Причем девушка тарабанила на великом и могучем лучше и быстрее, чем я на вьетнамском. Язык ей давался влет. Сразу видно — учительница.

— Куда идем мы с пятачком? — поинтересовался я у Ивана на одном из перекуров. Мы установили вокруг лагеря растяжики и затягивались первой сигаретой после тяжелого перехода. Два болота, одно затопленное рисовое поле…

— К нам на базу — коротко ответил полковник — Уже не долго осталось. Завтра должны прийти

Иван затянулся сигаретой, подвигал левой рукой.

— Болит?

— Уже меньше. Чудеса народной медицины.

— Бабку к советским врачам и…

— И все погрязнет в нашей бюрократии. Напиши десять бумаг, согласуй у пяти начальников.

— Кстати, насчет начальников…

— Не боись. Я все придумал. Переодевайся

Иван подозвал ко мне одного из вьетнамцев, промяукал что-то по вьетнамски. Партизан начал снимать с себя куртку и брюки, я тоже скинул с себя американское. Мы поменялись одеждой. Джимми с удивлением таращился на наш стриптиз в тропиках. Хорошо, что Бао оказался крупным для вьетнамца и форма на нем сидела свободно. На меня она налезла, но немного впритык.

После того как мы переоделись, Иван поманил меня прочь от стоянки. Шли недолго — через пару минут вышли к небольшому костру. Тот горел вяло, еле потрескивая сырыми ветками. Больше дымил, чем горел.

— Зачем нас демаскировать? — удивился я, подчиняясь жесту полковника и присаживаясь рядом — Вон какой дым от него

— Все на скорую руку, без подготовки — вздохнул Иван, перекладывая что-то в левую руку — Ты главное не ссы, я все продумал. Это единственный вариант…

Мочевой пузырь и далее вниз все так прилично сжалось.

— Что значит, продумал?

— Глаза закрой

— Иди нахуй

— Ваня, ты мне веришь?

— Если не тебе то кому?

— Тогда зажмурься — произнес Иван, прихватывая меня здоровой рукой за шею. Последнее что я видел, перед тем, как грушник почти впечатал меня в костер — как он кидает что-то в огонь. Так это же порох!

Вспышка, меня бьет по лицу взрывом.

— БЛЯ!!

Я почувствовал, как горит кожа, волосы…

— УБЬЮ НАХЕР! — я вырвался из объятий Ивана, упал на землю. Вписался рылом в ближайшую лужу. Кожа горела — не передать как.

— Все, все уже!

— Что, блядь, быстро?!? — я попытался дотронутся до лица и опять взвыл — Меня доканаем быстро?

— Ваня, Ваня — полковник сел рядом, прошептал на ухо — Это единственный вариант. У тебя пластырь на щеке, теперь кожа в пороховых оспинах будет…

— Будет?!?

— Будет! Родная мать не узнает.

— Моя мама еще небось не родилась.

— Тихо ты!

— Сука, сука, как же больно…

Я увидел, как Ваня встал, развернул от нашего костра встревоженную Лиен. Вернулся обратно.

— Я выдам тебя за пропавшего сотрудника своей группы. Капитана Николай Орлов. Позывной Орел.

— Как оригинально…

— Он был у нас прикомандированный — не обращая на мой сарказм внимания, продолжил Иван — его толком никто не знает. По радиоэлектронике специалист.

— Я в ней ни в зуб ногой…

Наклонившись над лужей, я присмотрелся к своей физиономии. Она ужасала. Красное рыло, обгоревшие брови и волосы.

— Ему тридцать шесть, фигурой вы похоже.

— Голос выдаст.

— Его голос только члены моей группы знают. На построениях и в расположении начальство со мной общалось.

Я сплюнул в лужу, вздохнул.

— Зачем это тебе? Сдал бы по инстанции и все.

— Что-то теперь после твоих рассказов у меня нет уверенности в этих инстанциях — Иван почесался — Сдать тебя — кинуть в банку со змеями.

Полковник кивнул на клубок кобр, которые лежали под толстой лианой. Меня передернуло от омерзения.

— Ивашутин наш, конечно, боевой генерал. Ему можно верить. Но решать будет не он. Гниды из ЦК

— Так уж и гниды…

— Такую страну пролюбили! Двадцать миллионов ради Союза легло в землю во второй мировой, а что? Все зря? Дожили, с хохлами воюете…

Я пожал плечами. Что тут можно возразить?

— Спалимся. Особист на базе есть? Расколет.

— Особист — мой старый сослуживец. Еще по корейской войне. Попрошу его не мучать тебя. Тем более ты раненый. Вьетнамцев тоже опрашивать не будет. Пока идем — выучишь легенду. Про Орлова я тебе расскажу — там не трудно. Боевой путь группы тоже вызубришь. Тут придется писать рапорт с объяснениями.

— Почерк!

— На машинки набью. Документы Орлова на базе, выдам. Что еще?

— Бухнуть!

— Что?

— Спирт есть? Лицо горит, пиздец!

— Где ж я тебе, Ваня, сейчас спирт возьму?

****

Вьетнамцы и пилот новому виду, конечно, удивились. Лиен подскочила, попыталась протереть мой улучшенный фейс каким-то платком — я опять взвыл.

А Ваня тем временем, отозвав в сторону Чунга, начал ему что-то тихо втирать на ухо. Тот смотрел на меня с удивлением, согласно кивая.

— Чи ги дай ра вэ?!? — Лиен волновалась, ее героя кто-то здорово ошпарил

— И чи ги, и дай ра вэ, и еще раз пять так, — я упал на листья лежанки, закрыл глазами. Сука, такими темпами до Союза я доберусь частями. Как в том анекдоте про сифилитика и нарика, которые угодили в тюрьму в одну камеру. Сидят, трепятся. Потом бац, у сифа отвалился нос. Тот взял его, выкинул из окна. Потом ухо. Опять за решетку. Нарик смотрит на это, смотрит. Потом спрашивает — Съебываешься частями?

Чунг дослушав Ваню, покопался в хабаре. Нашел в американской аптечке какую-то мазь, смазал мне ей лицо. Боль слегка утихла, я закрыл глаза. Веки тоже горели, но видеть, как меня пялится вьетнамская братия — сил не было.

Зато силы были у Джимми. Пилот перекатился ко мне по земле, спросил:

— Эй, мистер, что теперь будет со мной?

— Тамбовский волк тебе мистер. Банки с ушами и пальцами? Сам как думаешь?

— У тебя очень хороший английский, — залебезил пилот — Откуда?

— Учили допрашивать таких как ты.

— Ясно, ясно. Слушай, а можно как-то договориться? У меня очень богатый отец. Сэм Уолтон.