Транкилино-найденыш - Картер Ник. Страница 2

– И куда же вы пошли?

– К тому месту, где вы меня нашли. Когда мы прибыли туда, я очень устал. А потом...

– Погоди! Тебя туда привела твоя мать?

– О нет! Моя мать никогда не заставила бы меня идти так далеко пешком. Она не выпустила бы меня одного из комнаты.

– Кто же тебя доставил туда в такую дурную погоду?

– Дон Рибера.

– А кто такой дон Рибера?

– Не знаю.

– Как так? Ты не знаешь человека, с которым приехал?

– Не знаю! Он приказал мне называть его дон Рибера и говорил мне, что он мой дядя, но я ему теперь уже не верю. Правда, у меня есть дядя по имени дон Рибера Аграмонте. О нем мне много говорила моя мать, и потому-то я и пошел с ним, когда он взял меня с собой.

– Почему же ты теперь уже не веришь, что он твой дядя?

– Потому, что он был неласков и дурно обходился со мной, а мать мне всегда говорила, что дон Рибера очень добрый человек и что он очень будет любить меня.

– Откуда же тебя привез дон Рибера?

– Из нашей гасиенды.

– Она, вероятно, находится в Мексике?

– Да, да! Ведь я мексиканский дворянин!

– Как называется город, ближайший к вашей гасиенде?

– Не знаю, хотя я слышал много названий мексиканских городов, как Мехико, Чигуагуа, Гвадалахара, Пуэбла, Саламанка и Сан-Луис Потози.

– От этого нам не легче, Лино! Эти города расположены далеко один от другого. Не встречал ли ты кого-нибудь из твоих знакомых после того, как уехал с доном Рибера из гасиенды?

– Нет, никого.

– А давно ли ты уехал оттуда?

– Много, много дней уже.

– Больше недели?

– Конечно, больше.

– Была ли твоя мать дома, когда дон Рибера заехал за тобой?

– Нет! Он приехал и сказал, что ему поручили доставить меня к родителям. А я ведь так скучал по матери, что сейчас же и пошел с ним, так как он ведь сказал, что он дядя дон Рибера Аграмонте. Меня только удивило, что он не зашел к Аните и Панчо, чтобы сказать им, что берет меня с собой, но он ответил, что у него нет на это времени.

– Кто такие Анита и Панчо?

– Анита моя няня, а Панчо мажордом гасиенды.

– В тот день, когда за тобой заехал дон Рибера, они оба были дома?

– Да!

– В котором часу заехал дон Рибера?

– Под вечер, уже становилось темно. Я ехал верхом на моем пони и находился как раз у конца короткой дорожки, которая ведет к двум источникам. Один источник холодный, а другой горячий. Дорога к ним очень красива и они друг от друга недалеко.

– Как называется гасиенда?

– Гасиенда Двух Источников.

– От гасиенды до источника можно дойти в четверть часа, и я по вечерам обыкновенно ездил туда на своем пони, иногда даже по два раза в день. Когда я в тот вечер находился вблизи источников, дон Рибера вышел ко мне из-за дома, который построен над горячим источником и сказал, что очень рад меня видеть и что он доставит меня к родителям. Я сначала хотел вернуться в гасиенду, чтобы сказать об этом Аните и Панчо, но дон Рибера не согласился и сказал, что мы должны немедленно уехать. Он сел на лошадь, взял моего пони под уздцы и поскакал рысью. Вскоре мы доехали до почтовой кареты, в которую и сели. Он дал мне конфет, после которых я как-то ослабел и уснул, а когда я проснулся, то увидел, что сижу в вагоне железной дороги и рядом со мной сидит дон Рибера. Меня тошнило и голова сильно болела, но вскоре я опять заснул, а когда опять проснулся, то уже лежал в постели, но тоже в вагоне.

– Когда ты проснулся в первый раз, то было уже светло?

– Совсем светло.

– Жаль, что ты еще маленький, а то мог бы дать мне более существенные сведения. Во всяком случае я постараюсь разыскать твоих родителей и доставить тебя домой. Разве ты не спрашивал дона Рибера, куда он тебя везет?

– Спрашивал, но он только повторил то, что говорил уже раньше, именно, что я скоро увижусь с родителями. А когда я стал жаловаться, зачем мы так долго едем, он рассердился и перестал со мной говорить. Быть может, он успел уже заметить, что я ему не доверяю. Так мы ехали много дней и наконец доехали до одного города, название которого я запомнил. Это был Сан-Луи, но не тот, что в Мексике, не Сан-Луи Потози. Там мы вышли из вагона и пробыли несколько времени в каком-то доме. Там дон Рибера часто оставлял меня одного. Потом мы опять уехали и в конце концов прибыли на этот огромный вокзал, о котором я вам уже говорил.

– Кто находился в том доме, в который тебя привезли после того, как вы ехали на пароходе?

– Я видел там одного только дона Рибера, но в другой комнате слышал голоса; к сожалению, я ничего не понял, так как они говорили на чужом языке.

– Прибыли ли вы в тот дом пешком или ехали в коляске?

– Да, в коляске, запряженной парой лошадей.

– Постарайся вспомнить, Лино: куда поехал кучер, когда вы сели в коляску? Ведь ты, вероятно, смотрел на улицу?

– Да, а дон Рибера не обращал на меня никакого внимания и все время что-то бормотал.

– Что же ты прежде всего увидел?

– Много карет, которые едут без лошадей. Они ехали все кругом одного и того же места.

"Значит, они сначала ехали по 23-й улице", – подумал Ник Картер и сказал: – Рассказывай, Лино, что было дальше.

– Когда мы доехали до конца улицы, то проехали под мостом.

– Это, значит, надземная железная дорога. Дальше?

– Потом мы ехали все прямо, пока наконец не добрались до более широкой улицы, где стояли красивые белые дома. Вскоре после этого мы миновали большой сад.

– Центральный парк!

– А оттуда опять поехали прямо, и дон Рибера с недовольным видом проговорил, что мы сидим в коляске уже целый час. Наконец, мы завернули направо.

– Ты говоришь, целый час? Значит, вы успели доехать приблизительно до 125-й улицы.

– Мы поехали еще немного дальше, а когда вышли из коляски, то я, к удивлению своему заметил, что над дверями дома, в который мы вошли, висят три золотых шара.

– А, вот это ценное указание! Такие шары висят только над дверями ломбардов, а в той местности их немного, так как речь может идти только о Второй авеню.

Ник Картер не сомневался в том, что мальчик говорит сущую правду.

Мальчик казался ему развитым не по летам и похититель его, по всей вероятности, не считался с тем, что он запомнит важнейшие отличительные приметы пути, иначе он, наверно, завязал бы ему глаза.

Из всего того, что ему удалось узнать от мальчика, Ник Картер вывел заключение, что Транкилино был похищен с гасиенды своего отца и доставлен прямо в Нью-Йорк, где его и бросили на Бродвее в надежде на то, что с ним произойдет то же самое, что происходит с большинством найденышей.

С другой стороны, похититель Транкилино должен был сообразить, что нью-йоркская полиция будет наводить справки о родителях и месторождении мальчика, тем более, что мальчик знал свое полное имя. И вообще, не стоило ехать из Мексики в Нью-Йорк для того только, чтобы избавиться от мальчика.

– Я вам еще не все рассказал, – продолжал Транкилино, – вечером меня вывели из дома с тремя шарами и посадили в карету. Мы ехали довольно долго, потом дон Рибера указал мне место под воротами и приказал ждать, пока придет мой отец, а сам в той же карете уехал.

– Никто из прохожих не заговаривал с тобой? – спросил Ник Картер.

– Заговаривали, но я их не понимал, да и они меня, видно, не понимали, когда я им говорил, что ожидаю отца.

– Не можешь ли ты мне сказать, где находилась твоя мать, когда дон Рибера заехал за тобой на гасиенду?

– Нет, не могу.

– Вероятно, она задолго до этого уехала куда-нибудь?

– Да, недели за две до этого. Панчо и Анита говорили мне, что она уехала к отцу, который находился будто бы в месте по названию Сан Хуан дель Илоя.

– Где?! – в изумлении воскликнул Ник Картер.

Дело в том, что мальчик назвал одну из ужаснейших тюрем для преступников вблизи Веракруза.

– Да, да, в Сан Хуан дель Илоя, – повторил Транкилино, – возможно, что отца там уже не было, когда к нему поехала мать, так как я слышал, как Панчо сказал Аните, что он очень рад тому, что отец скоро уедет из Сан Хуана дель Илоя. Я хотел расспросить об этом свою мать, но забыл.