Любовь за гранью 12. Возрождение Зверя - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 9

{«12 ЗАПИСЬ

Я был счастлив. Да, мать вашу! Я был счастлив долгие двенадцать месяцев. Целый год, или чуть больше, абсолютного счастья, щемящей душу любви и радости. Дышал полной грудью, и сердце заходилось от восторга чувствовать аромат её тела. От постоянного вопроса самому себе, не сплю ли я, не снится ли на самом деле мне сон, в котором есть ОНА, и есть МЫ. Мы оба и вместе.

После всего, что было, после всего, через что протащила нас судьба, намертво скрепив невидимой нитью, хотя нет, канатом, прочным и толстым, чтобы уже никогда не отвязаться. Она продела один его конец через душу, а вторым обвязала руки, соединив навечно. Хотя, чёрт его знает, какие понятия о вечности у этой полоумной твари. Ну, или у костлявой есть явные проблемы с чувством юмора.

Но тогда я этого не знал. Тогда я всё же поверил ей. Нет, меня никто и никогда не учил уважать старших и преклоняться перед их почтенным возрастом. Жизнь преподносила мне совершенно другие уроки, за что я был ей бесконечно благодарен, но…но даже дикому зверю иногда хочется не выгрызать себе клыками очередной кусок мяса на ужин, а получить его просто так.

Марианна. Моя девочка. Чёрт подери, но я дышал тогда только ею. Какой на хрен воздух, если Она рядом?

Вы знаете, каким бывает счастье? Что вообще называют этим словом? Вы видели, как искрится оно всеми цветами радуги на кончиках пальцев, как ослепительно переливается в воздухе вокруг, настолько ярко, что хочется на миг, на очень короткий миг, зажмуриться и закричать от радости. Оглушительно громко, так чтобы услышали не только те, кто окружает тебя, но и демоны, затаившиеся на самом дне твоей чёрной души. Они лежат там, ощерившиеся и готовые к бою, неспособные увидеть, что в мире существуют другие оттенки, кроме черного и красного. И тебе настолько жаль их, что ты искренне хохочешь над их страхами и недоверием. Ведь ты, мать твою, счастлив. У твоего счастья есть собственное имя и умопомрачительные глаза сиреневого цвета. Её волосы такие шёлковые на ощупь, и ты просто обожаешь касаться их, наматывать на ладонь, остервенело вдалбливаясь в её сочное тело. Да, ты обожаешь отмечать её всеми доступными способами. Чтобы счастье впитало твой запах, чтобы вспоминало тебя, глядя на свои руки и ноги, на следы от твоих клыков на шее, нежной коже ключиц, чтобы его глаза загорались тем особым, лукавым блеском, в котором ты давно потерял себя. Ведь это ТВОЁ счастье. Ты выстрадал его, ты ради него столько вынес, что любой другой бы сдох ещё на полдороге к нему. Это не значит, что ты полностью растворился в нём и не ждёшь подлости со стороны той самой старушенции. Но ты позволил себе жить в его сиреневом взгляде. И это, Дьявол, самое лучшее из того, что ты позволял себе!

Марианна. МА.РИ.АН.НА. Ма-Ри-Ан-На. Её имя в ритме моего пульса. Мне иногда казалось, что если бы меня провели через рентгеновские лучи, то можно было бы увидеть, как оно бьётся в развороченной грудной клетке, ошалелое и опьяневшее от предоставленной свободы, разбивая ледяные стены хаоса вокруг себя, снова качая чёрную кровь. Она вдохнула в меня жизнь. Маленькая девушка с крыльями за спиной.

Иногда мне больно просто от мысли, что я мог бы не знать её, что Влад мог не забрать её из детдома, что мог не встретить её в том злосчастном лесу…или встретить слишком поздно, что она могла бы стать чужой женщиной до встречи со мной. Она настолько МОЯ, что даже мысль о другой её жизни вызывает тошноту и злость.

Понимание, что мог бы никогда не увидеть, как её выгибает в оргазме, и она кричит, по щекам катятся слёзы, она сжимает меня в судорогах, а мне хочется завыть в победном кличе! Да, вашу мать! ДА! Кричи! Вонзайся в меня ногтями! Царапай! Разрывай! Плачь! Плачь в голос! Умоляй! Проси!

Не могу представить, что не знал бы, каково это – склоняться к её лицу, слизывая солёные слёзы, врываясь языком в её рот, имитируя движения члена в нём. Так же бешено. Осатаневший и голодный. Не давая сделать даже вздоха! Слышать, как несётся её кровь по тонкой вене, и уступать навязчивому желанию. Отстранившись от губ, вонзаться клыками в шею, делая глоток чистой ароматной крови. Глоток на разрыв, после которого меня скручивает в бешеном оргазме, взрывающем тело на отдельные части. Как всегда бывает с ней. До одержимости! Эйфория от дикой агонии удовольствия. Каждый раз…Как в первый.

Наверное, именно таким и бывает сумасшествие в его истинном обличии. Это абсолютная зависимость от другого человека, от её запаха, от её глаз, от звуков её голоса. Это проекция всей твоей жизни на неё одну. К чертям собачьим важную сделку и недовольство самого короля! Я соскучился по своей девочке, и я пересекал океаны, только услышав её стеснительное «Хочу…». Не видеться несколько месяцев, и я уже ненавидел и брата, и всё его грёбаное Братство, из-за которого приходилось быть вдалеке от неё.

Влад, да и отец знали, но вряд ли могли представить, насколько мне безразличны клан и жизни тысячи вампиров в эти минуты. Да и не только тогда. Если бы они могли залезть в мою голову, то долго бы отплёвывались от увиденного там.

Истинные короли своего народа, они ставили его потребности выше всего. Выше своих собственных желаний и стремлений. Благородные, умные и любимые Братством.

Я же всегда был эгоистом до кончиков волос. Пусть сгорает синим пламенем весь этот долбаный земной шар, если на нём не будет моей женщины.

Более того, при необходимости, ради неё я бы лично разодрал глотку любому. Тысячи мёртвых чёрных сердец стоимостью в одно её живое сердце.

Иногда задумывался об этом, и по телу прокатывалась волна страха. Да, Дьявол! Порой я сам боялся этой своей ломки по ней, без неё. Ревновал её к самому себе. К себе вчерашнему и себе завтрашнему. Потому что казалось, что её мало, катастрофически мало для меня нынешнего. Сам дарил украшения и сам же дико завидовал тому, что колье или браслет могут прикасаться к её коже весь вечер, открыто, на глазах у десятков гостей. И тогда я выкрадывал Марианну прямо со званого ужина и затаскивал в тёмный подвал или комнату для гостей и набрасывался на неё с жадностью ненасытного зверя. Но ведь ею и нельзя было насытиться. Никогда.

Произносил про себя её имя и едва не кончал от осознания, что, да, Моя! Носит мою фамилию, улыбается мне, хочет меня. Такого со мной не было долгие пять сотен лет. Не просто полюбить, не просто желать ткнуть лицом в дерьмо Воронова, отобрав у него женщину, не просто позариться на идеальные формы…а сходить с ума каждый день. Много дней. К чёрту ваши наркотики! У меня был свой собственный. Самой высшей пробы. Сорта Марианна Мокану.

Как самый опытный дрессировщик, она могла раздразнить Зверя одним лишь жестом, тихим голосом, так невинно, и в то же время нереально порочно.

– А я люблю свой вкус на твоих пальцах, на твоем теле…на тебе…

И… к чертям весь контроль. И единственное, чего я хочу – это оказаться в ней до боли, до трясучки. Вонзиться в неё и таранить, исторгая крики и мольбы. Видеть, как катятся по щекам слёзы, как закатываются от наслаждения глаза…

Рывком встать с ней на руках, опрокидывая на постель, нависая над ней, раздвигая коленом ноги. Устраиваясь между ними, заполняя рывком. Одним движением. По самые яйца! Застонать, когда она обхватит плотно меня изнутри, и рвануть вперёд. Без раскачивания. Жёстко. Вдалбливаясь в неё и рыча в голос, чувствуя, как меняется лицо, как печёт дёсны, и жажда вонзить в неё клыки дерёт горло. Как всегда с ней. Только с ней. Без тормозов. Бесконтрольно. И бешеное удовольствие, и необходимость, грёбаная необходимость прервать заседание совета директоров и мчаться к ней, выжимая всё из машины, чтобы сухо поприветствовать лучшего друга и едва не вынести из его дома свою жену, закинув на плечо, чтобы, добравшись к себе, наконец, утолить охвативший сознание голод.