Последняя из рода Дариан. Наказание (СИ) - Олешкевич Надежда "AlicKa". Страница 15
— Не бойся, — повторил шепотом Шай, и я безвольно упала на койку. — Просто немного потерпи.
Глоток. В груди разлилось пламя. Оно понеслось по венам, заполнило каждую клеточку тела, разодрало, вспороло.
— Не шевелись. Это стеклянная вода, от малейшего движения будет больно. Так надо.
— Кому? — выдохнула я и закричала от вспыхнувшего внутри пламени.
С каждым новым вздохом становилось хуже. Я истошно орала, рыдала в голос, помнила слова наследника, что шевелиться нельзя, но не могла остановиться.
Он исчез. Сюда прибежали две женщины. Или три.
Успокаивали, трогали, причиняли боль. Я вопила. Билась в агонии, отмахивалась от них силой, отбивалась от прикосновений, горела, рыдала, ничего не понимала.
За что?
Я не понимала, чем заслужила подобные муки. Меня трясло. Тело не слушалось. Мозг отказывался воспринимать реальность.
Потом была спасительная тьма, секундная тишина и снова боль.
Горло драло, ко мне снова и снова прикасались. Через пелену слез я видела силуэты. Разные, много.
От каждого нечаянного движения меня подбрасывало, скручивало, выворачивало. Пытка не заканчивалась.
— Упрямая бродяжка, — послышалось раз.
Эти слова стали ушатом холодной воды, отрезвившей разум. Я будто очнулась. Вспомнила о контроле, подчинила силу, призвала ее в помощь, отстраненно отмечая, что пуст резерв.
Контроль. Нельзя шевелиться. Нужно просто ждать.
Стало намного легче. Я слышала похвалу от незнакомой женщины и заверения, что через пару дней станет значительно лучше. Звенели стекляшки. Мне в рот лилась сладкая жидкость, от которой на языке чувствовалось холодное пощипывание.
Приходил декан. Он вел себя громко, расспрашивал кого-то, вздыхал, но словно был не расстроен. Озадачен, возможно, но чему-то рад.
— И что мне делать с кочевницей? — однажды спросил кто-то, судя по голосу, ректор.
— Тебе как раз некому за садом присматривать, сам же говорил, — ответил ему декан. — Лоренция уволилась в последний момен, прямо сбежала из академии перед самым закрытием. Посели девочку в доме для работников, пусть помогает, раз уж выйти не сможет. Тем более у них с иэн Гальтоном отработка висит.
— Как она подхватила стеклянный недуг, Леодрик? Десять тиков, а такой долгий откат.
— Бывает. В последнее время я склонен верить всему, тем более, сам понимаешь, случаи участились. Твориться невесть что!
— Не начинай. Всего четыре, удержим.
— Не знаю, Азиал, уже ничего не знаю. Скорее бы лабиринт открылся, и все это прекратилось.
Дверь открылась. По коже скользнул легкий сквознячок.
— Не могли бы вы поговорить в другом месте, бедняжка только начала приходить в себя, — грозно заговорила женщина, голос которой я слышала чаще всего.
— Алинда, — протянул ди Тарт, словно наслаждаясь звучанием ее имени, — не серчай на нас, мы пришли проведать девушку.
— Проведали? — звучало грозно. — А теперь вон отсюда. Как выздоровеет, так и придете.
Мужчины не стали злить колдунью. Послышались быстрые шаги, вновь скрипнула дверь.
— Ох, и переполошила ты всех, бедняжка, — смягчился тон Алинды. — Не спишь, знаю. Но ты не шевелись, правильно, так болезнь быстрее пройдет и боли не будет. И где ты подхватила ее, понять не могу?
Она все говорила и говорила, успокаивая звучанием своего голоса. Я чувствовала легкие прикосновения к груди, шее, лбу, приятное воздействие силы.
— Пей.
Я разомкнула губы. В рот полилась знакомая сладковатая жидкость.
— Умница. А теперь поспи, тебе пригодятся силы.
Вскоре стало тихо. Я попыталась поднять веки, но почувствовала резь в глазах и моментально передумала.
Дальше было определенно легче. Сон, прикосновения, мягкие слова поддержки от Алинды и похвала. В основном лекарский зал наполняла тишина. Пару раз приходил кто-то, но молчаливо стоял вдалеке, наблюдал. Первым делом я подумала, что это Шай. Может, чувствовал вину, потому заглядывал. Потом возникла уверенность, что аристократ не опустится до посещения бродяжки, этот придурок вообще не способен на человеческие чувства, а потому даже не знает вины. Подумаешь, какая-то кочевница мучается. Одна из многих. Пыль под его ногами. Никто!
Да, это определенно был другой человек. Вероятно, тот, чья сила резанула в самом начале по шее огнем. Кто напал со спины. Кому я уже помешала?
Глава 9
Очнулась я ночью. Спина онемела после долгого и неподвижного лежания. На соседней койке кто-то громко сопел. Я поворочалась, проверила наличие перевязи на груди и облегченно вздохнула. Не найдя удобного положения, осторожно села, свесила ноги.
Хотелось пройтись, размять кости. Встряхнуться, сбросить тяжесть и… побежать. Нет, сначала найти стеклянную воду, а потом уже рвануть в северное крыло, в комнату двадцать один, влить ее в глотку блондинистому ублюдку и потом наблюдать. Пусть корячится. Я буду смотреть, наслаждаться его болью, впитывать стоны.
От слишком кровожадных мыслей закружилась голова. Я прижала пальцы к виску и неторопливо поднялась.
Ноги держали плохо. Живот крутило от голода. В остальном моя состояние можно было назвать сносным.
— Почему не спишь? — тихий шепот с соседней койки.
— Извини, что разбудила.
— Да ничего, — заворочалась девушка. — Ты очень долго здесь лежала, тебе простительно. — Она зевнула, потянулась, отвернулась.
Полминуты помолчав, девушка приподнялась на локтях и вдруг спросила:
— Это правда?
— Ты о чем?
— О стеклянном недуге. Говорят, это жутко больно. Тебе было больно?
— Еще как, — почему-то фыркнула я, в данный момент воспринимая пережитое, как ужасный сон, который закончился. Глаза открыла — и нет него.
Жаль, все не так просто. Всегда есть последствия.
Я подошла к окну, выглянула на улицу, где небосвод освещали две яркие луны. Третья появлялась очень редко и чаще всего пряталась за своими собратьями.
— Как тебя зовут?
— Ами.
— А меня Зиана. Не хочешь поболтать? Я все равно теперь не усну, а времени до первых занятий еще много. Я природница в полном комплекте.
— Это как?
— Вторая предрасположенность к звероколдовству. С животными общаться умею. А у тебя что?
— Десять тиков, — отвернулась я, не особо желая вдаваться в подробности.
— М-м, — протянула она и улеглась. — А дальше?
— Природница, свет.
— М-м, — снова замычала девушка. — Что умеешь?
— Ничего.
— Поговаривают, стеклянный недуг сильнее всего поражает тех, у кого резерв большой или способности, как бы это правильнее выразиться, созвучные, которые ближе к познанию или, как здесь его часто называют, направленному колдовству: бытовое, ментальное, прорицание или звероколдовство. Судя по тому, что я слышала, ты пролежала здесь две недели. В общем, не верю я тебе, Ами.
— Твое право.
— Хм-м… — это было последнее, что она выдала.
Больше мы не разговаривали. Я продолжала стоять возле окна, всматриваясь в темноту, пыталась понять, как ко всему относиться.
Потом наступило утро.
— Очнулась, — тот самый голос, который не единожды поддерживал меня.
На пороге в лекарский зал стояла женщина с невероятно добрыми глазами. Невысокая, в теле, с маленькими нежными руками, которые часто прикасались ко мне.
— Спасибо вам.
— Ой, моя хорошая, будет тебе, — отмахнулась Алинда и приблизилась к моей койке. — Пойди сюда, проверим.
Я посмотрела на рыжеволосую макушку, выглядывающую из-под одеяла. Приблизилась к целительнице.
Она приложила ладонь к моей груди, погрузилась внутрь себя, чтобы увидеть. Потом было прикосновение к шее и лбу.
— Сносно, — сделала заключение колдунья. — Сегодня отпустим. Тебя там заждался наш декан стихийного преобразования. И чем ты его впечатлила?
— Вырастила цветок, — непринужденно пожала я плечом, и с соседней койки послышалось фырканье.
— Зиана, тебя что-то беспокоит? — отвлеклась на нее целительница. — Укусы должны были уже сойти. Ну ка, покажи шею.